XX съезд КПСС и его решения

Оценивая это постановление, следует прежде всего отметить, что  в нем не были поставлены вопросы, какие условия способствовали возникновению  и укреплению авторитарной власти Сталина, что привело, по мнению ряда историков, к подмене диктатуры класса диктатурой вождя. Нельзя сегодня согласиться и с высказанными в постановлении мыслями о том, будто ошибки, допущенные Сталиным, хотя и нанесли ущерб обществу и затормозили его развитие, «но, само собой разумеется, не увели его в сторону от правильного пути развития к коммунизму»⁹⁰. Нельзя признать и обоснованность как бодрых, оптимистических заверений в том, что определенные исторические условия, породившие культ, якобы «ушли в прошлое», так категорических заявлений, что-де только враги могут искать его корни в самой системе, в ее недемократичности и что, мол, «подобные клеветнические утверждения опровергаются всей историей развития Советского государства»⁹¹.

Несмотря ни на что, Сталин в этом постановлении именуется «активным борцом за претворения в жизнь ленинских заветов», «теоретиком марксизма-ленинизма». Да и в самом названии этого документа не уточняется, что речь идет о культе личности определенного человека, а именно Сталина. Так что в каком-то смысле постановление от 30 июня 1956 г. стало шагом назад по сравнению с докладом на закрытом заседании XX съезда. Думается, тут не обошлось, видимо, и без давления со стороны Молотова, Кагановича и Маленкова, стремившихся умолчать о своей роли в годы сталинских репрессий. В чем-то, по всей вероятности, чувствовал свою уязвимость и Хрущев. Не в целях ли личного оправдания в этом документе говорится, что в тех конкретных условиях любое выступление против Сталина обречено на неуспех, так как не было бы понято народом и тот, кто осмелился бы выступить против высшего руководителя партии и страны, не получил бы поддержки.

Словом, исходя из наших  сегодняшних представлений о  Сталине и сталинщине, мы можем  сказать, что постановление «О преодоление  культа личности и его последствий» не могло тогда полностью удовлетворить потребности в исторической правде коммунистов и всего советского народа, а также международного коммунистического движения. И по своему политическому и идейно-теоретическому уровню оно не отвечало главной задаче, стоявшей в то время перед партией и Советским государством, а именно – преодоление наследия сталинизма.

Но даже на таком уровне критического отношения к Сталину  не удалось удержаться. Сказались  непоследовательность и нерешительность  в политике, противоречие между сторонниками и противниками демократизации.

 Что подразумевал  Никита Сергеевич, когда утверждал,  что Сталина «будут помнить»  и «воздавать ему должное»? За  «много ошибок» или «за много  полезного»? За то что «у него  было много недостатков» или  за то что он «был преданным марксистом-ленинцем и стойким революционером»? И имел ли кого-нибудь в виду, когда произнес, словно размахивая дубинкой: «Чтобы никому не повадно было»? вопросы существенные для определения и позиции самого Н.С.Хрущева в тот момент, и позиции его оппонентов внутри Президиума ЦК КПСС, и соотношение сил между ними. Отношение к Сталину и к тому, что сегодня называется «сталинизмом» и «сталинщиной», наряду с другими проблемами внутренней и внешней политики разделило тогда партийное руководство⁹², а в июне 1957 г. привело даже к кризису.

Но хотя Хрущев и его  сторонники вышли из этого кризиса  победителями, а их противники были полностью разгромлены, тема культа личности еще долго, до XXII съезда КПСС, продолжала оставаться неудобной, и ее предпочитали обходить. А тех историков, публицистов и литераторов, которых ее тайна манила к себе, предпочитали одергивать, причем иногда грубо.

Н.С.Хрущев: «Мы  должны сказать правду о культе личности»

О подготовке закрытого доклада Н.С.Хрущева  XX съезду КПСС

История подготовки разоблачительного  доклада Н.С.Хрущева, несмотря на то, что немало было сделано для ее прояснения, все еще недостаточно изучена. Многие работы были основаны на воспоминаниях какого-либо лица⁹³. Другие монографии выполнены на источниковой базе, которую все еще нельзя классифицировать как достаточную для исследований такого рода узловых проблем развития советского общества⁹⁴. Но появляются новые воспоминания, открываются архивные тайны. В бывшем текущем архиве ЦК КПСС, ныне Российском государственном архиве новейшей истории, рассекречены материалы XX съезда⁹⁵, которые заставляют историков изменить многие свои представления.

И первое, от чего приходится отказаться, это от мифа, будто ожесточенные споры из-за того, читать или нет  доклад о культе личности, длились чуть ли не в ходе всего съезда и протекали в комнате отдыха, где собирались члены Президиума ЦК в перерывах между заседаниями. Теперь нельзя сомневаться в том, что принципиально этот вопрос был решен еще до съезда. К сожалению, до сих пор остаются недоступными протоколы заседаний Президиума ЦК и материалы к ним, которые могли бы внести полную ясность в этот вопрос. Но и тех материалов, которые стали доступными для исследований, достаточно для того, чтобы совершенно иначе представить себе последовательность событий и несколько по-другому взглянуть на перипетии закулисной борьбы внутри высшего руководства страны того времени.

В опубликованной стенограмме  июньского (1957) пленума ЦК КПСС содержится ценное признание Л.М.Кагановича о  том, что «напряжение» в его отношениях с Хрущевым началось «с вопроса о Сталине, культе личности». А произошло это, по его словам, «в октябре 1955 года, за четыре месяца до съезда партии , когда «Хрущев внес предположение о Сталине»⁹⁶. Публикаторы этой стенограммы высказали предположение, что речь, видимо, идет о записке, которую первый секретарь направил своим коллегам 25 октября в связи с подготовкой Отчетного доклада ЦК съезду⁹⁷. Однако знакомство с текстом этой записки не дает ни каких оснований для такого предположения.

Как позже вспоминал  Хрущев, его рассуждения сводились  к следующему: «Надо точно знать, что делалось прежде и чем были вызваны решения Сталина по тем  или иным вопросам. Особенно это  касалось людей, которые были арестованы». За что их репрессировали? И что делать дальше с теми, кто остался жив, но продолжает находиться в заключении или ссылке? При этом он призывал своих коллег «набраться мужества» и «обрести внутреннюю потребность приоткрыть полог», заглянуть туда и узнать, «что же там на деле за этой ширмой».

Тем не менее «напряжение» в отношениях между членами Президиума ЦК появилось. Стал обозначаться перелом  в вопросе о сталинских репрессиях, 30 декабря 1955 г. был обновлен состав комиссии по реабилитации и во главе  ее вместо В.М.Молотова был поставлен секретарь ЦК П.Н.Поспелов. Ей поручили изучить материалы о массовых репрессиях в 1937-1938 гг. Комиссия  принялась за порученное ей дело энергично. В Президиум ЦК пошла систематическая информация о собранных ею фактах. И все чаще возникал вопрос: что с ними делать? Принятое в конце концов решение доложить об этом съезду далось Хрущеву нелегко. Пришлось ему прибегать к самым разнообразным приемам, умело используя аппарат ЦК.

Так как добиться «правильного решения» от  членов президиума ЦК ему  не удавалось, он прибег к своеобразному шантажу: «Во время съезда внутренняя дисциплина, требующая единства руководства среди членов ЦК и членов Президиума ЦК, уже не действует, ибо съезд по значению выше. Раз Отчетный доклад сделан, …каждый член Президиума ЦК и член ЦК, в том числе и я, имеет право выступить на съезде и изложить свою точку зрения, даже если она не совпадает с точкой зрений Отчетного доклада»⁹⁸. Он не сказал, что выступит в прениях на съезде с сообщением о результатах работы комиссии Поспелова. Когда Хрущев диктовал свои воспоминания, он утверждал, что не помнит точно, кто после этого персонально поддержал его: «Думаю, что это были Булганин, Первухин и Сабуров. Не уверен, но думаю, что, возможно, Маленков тоже поддержал меня… Маленков мог поддержать меня»⁹⁹.

Вполне возможно что  кто-то из них и проявил инициативу, направленную на достижение компромисса: «Раз вопрос ставится так, видимо, лучше  сделать еще один доклад». Но, может  быть. Лучше всего это сделать  не сейчас, а на следующем съезде? Ведь надо хорошенько подготовиться, изучить дополнительные материалы, все взвесить. Но Хрущев, вырвав у своих оппонентов принципиальное согласие, решил «дожать» их до конца: «На XXI уже будет поздно, если мы вообще сумеем дожить до того времени и с нас не потребуют ответа раньше. Поэтому лучше всего сделать второй доклад теперь»¹⁰⁰.

Тогда возник вопрос: кто  же сделает такой доклад? Хрущев назвал Поспелова: ведь он председательствовал  в комиссии, составил записку, которая  сейчас и является предметом обсуждения, пусть переделает ее в доклад и зачитает на съезде. Ему стали возражать: по такому важному вопросу должен выступить один из секретарей, а именно Первый секретарь; так как в отчетном докладе об этом нет ни слова, то не будет ли выступление Поспелова воспринято как свидетельство разногласий в руководстве¹⁰¹.

В представленном Хрущевым 25 января 1956 г. новом проекте отчетного  доклада, а также в решении  Президиума ЦК от 30 января принять его  за основу, нет даже намека на вопрос о культе личности¹⁰². Зато 1 февраля на заседание Президиума ЦК из тюрьмы доставили бывшего следователя по особым делам МГБ СССР Б.В.Родоса. после его допроса ни у кого уже не могло оставаться сомнений, если таковые и были, что репрессии и пытки – это не результат злой воли «плохих» чекистов, а заранее спланированное самим Сталиным и им же руководимое истребление неугодных ему людей. Хрущев сразу же поставил перед коллегами вопрос: «Хватит ли у нас мужества сказать правду?». Маленков согласился, что вопрос о Сталине ставится правильно и об этом следует сказать партии. Не был против вроде бы и Молотов. Правда, он оговорился, что не мешало бы при этом напомнить съезду о заслугах Сталина как великого руководителя, достойного продолжателя дела Ленина. Ему возразил М.З.Сабуров: «Если факты верны, разве это коммунизм? За это простить нельзя»¹⁰³.

Решение о зачтении на съезде доклада о сталинских преступлениях  было принято, считают Р.А.Медведев и В.П.Наумов, в самый последний  момент, 13 февраля 1956 г. Тогда же было принято решено подключить к работе над докладом, кроме Поспелова, и других секретарей ЦК¹⁰⁴.

В упомянутых архивных делах XX съезда имеется выписка из протокола № 188 заседания Президиума ЦК от 13 февраля 1956 г. вот что там говорится: «Об открытии Пленума ЦК КПСС. Поручить открыть Пленум ЦК КПСС Первому секретарю ЦК т. Хрущеву Н.С. Внести на Пленум предложение о том, что Президиум ЦК считает необходимым на закрытом заседании съезда сделать доклад о культе личности. Утвердить докладчиком т. Хрущеву Н.С.»¹⁰⁵.

«О культе личности и его последствиях»

Тем временем приближался срок созыва съезда. Пока что о результатах работы комиссии знали только 11 членов Президиума ЦК. Обсуждение «дела Сталина» сводилось к обмену мнениями при закрытых дверях. Ничто вроде бы не обязывало их публично раскрываться не только перед делегатами съезда, но и перед членами ЦК. Однако Хрущев придал событиям иной ход. Он предложил открыто обсудить ошибки и извращения Сталина. Против выступил В.М.Молотов, К.Е.Ворошилов, Л.М.Каганович и Г.М.Маленков, аргументируя свою позицию тем, что это может вызвать в партийных рядах и в народе чувство горечи и даже недовольства, повлечет за собой издержки и минусы, создаст трудности для КПСС и братских марксистско-ленинских партий.

Н.С.Хрущев считал, что  если культ Сталина не будет осужден, его вредные последствия не будут преодолены, а ленинские принципы партийной и государственной деятельности не будут восстановлены, то это грозит отрывом партии то масс, серьезными нарушениями советской демократии и социалистической законности, замедлением экономического развития страны, ухудшением отношений с другими странами и другими серьезными последствиями. Что же касается трудностей, с которыми партия может встретиться, если она открыто скажет народу всю правду, то здесь надо верить, что линия партии будет правильно понята народом¹⁰⁶.

И тем не менее есть основания полагать, что в этом вопросе он остался тогда в  меньшинстве, если не в одиночестве. Во втором разделе Отчетного доклада, посвященному внутреннему положению, Н.С.Хрущев рассказал о деле Берии, а также о проверке так называемого «ленинградского дела» и ряда других, столь же сомнительных. О Берии говорилось и в третьем разделе, посвященному партии. Здесь же затрагивался и вопрос о культе личности. «ЦК, – сказал Хрущев, – решительно выступил против чуждого духу марксизма-ленинизма культа личности, который превращает того или иного деятеля в героя-чудотворца и одновременно умаляет роль партии и народных масс, ведет к снижению их творческой активности. Распространение культа личности принижало роль коллективного руководства в партии и приводило иногда к серьезным упущениям в нашей работе».

Делегаты с воодушевлением восприняли Отчетный доклад ЦК, но сам  докладчик удовлетворен им не был. По его более признаниям, он без конца  думал о тех страшных фактах, которая  представила комиссия Поспелова. Его не оставляла мысль: «Вот закончится съезд, будут приняты резолюции – все, как положено. А что дальше? На нашей совести останутся сотни тысяч расстрелянных, две трети состава Центрального Комитета, избранного на XVII съезде партии».

Зазвучали нотки осуждения  культа личности и в выступлениях некоторых делегатов. Так, на утреннем заседании 16 февраля М.А.Суслов сказал: «Чуждые марксизму-ленинизму теория и практика культа личности, получившие распространение до XIX съезда, наносили значительный урон партийной работе, как организационной, так и идеологической. Они умаляли роль народных масс и роль партии, принижали коллективное руководство, подрывая внутрипартийную демократию, подавляя активность членов партии, их инициативу и самодеятельность, приводили к бесконтрольности, безответственности и даже произволу отдельных лиц, мешали развертыванию критики и самокритики и порождали односторонние, а подчас и ошибочные решения вопросов»¹⁰⁷.

В тот же день на вечернем заседании А.И.Микоян заявил, что «в течение примерно 20 лет у нас фактически не было коллективного руководства, процветал культ личности, осужденный еще Марксом, а затем и Лениным, и это, конечно, не могло не оказать крайне отрицательного влияния на положение в партии и на ее деятельность»¹⁰⁸.

Микояном же впервые  было произнесено имя Сталина  в сугубо критическом плане. «При анализе состояния экономики  современного капитализма, – говорил  он, – вряд ли может нам помочь и вряд ли является правильным известное  высказывание Сталина в «Экономических проблемах социализма в СССР», касающиеся США, Англии и Франции, о том, что, после того как в мировой рынок раскололся, «объем производства в этих странах будет сокращаться». Это утверждение не объясняет сложных и противоречивых явлений современного капитализма и факта роста капиталистического производства во многих странах после войны…. Кстати, нельзя не заметить, что и некоторые другие положения «Экономических проблем» при строгом рассмотрении также нуждаются в том, чтобы наши экономисты пересмотрели их с точки зрения марксизма-ленинизма¹⁰⁹.

Другими словами, А.И.Микоян открыто поставил под сомнение саму принадлежность этой, считавшейся до сих пор «выдающейся» работы к  классическим трудам. Он призвал и  историков по-новому, с позиции  ленинизма, осветить многие факты и события, изложенные в «Кратком курсе». И высмеял тех из них, кто, например, сложные и противоречивые события революции и гражданской войны объясняет «якобы вредительской деятельностью тогдашних партийных руководителей, много лет спустя после описываемых событий неправильно объявленных врагами народа».