XX съезд КПСС и его решения

Среди других недостатков  работы им было названо начетничество и догматизм. «Суть дурной болезни, называемой начетничеством, – пояснил он, – состоит не просто в том, что зараженные ею к делу и не к делу приводит цитаты, а в том, что верховным критерием своей правоты они считают не практику, а наличие по тому или иному вопросу высказывания авторитетов»⁴⁹.

Назвав задачу творческого  развития марксизма «как нельзя более  актуальной», Суслов в то же время  ограничил ее строго определенными  рамками: «Конечно, когда марксисты  говорят о том, чтобы двигать дальше революционную теорию на основе обобщения новой практики и достижений всей науки, то речь идет у них всегда о дальнейшем развитии обогащении марксизма-ленинизма на базе его незыблемых принципов»⁵⁰.

Само собой разумелось, что относить к «незыблемым принципам» и как определять «попытки ревизии», остается по-прежнему монополией высшего партийного  руководства.

В вопросе о коллективном руководстве Суслова поддержали другие делегаты съезда. Первый секретарь  Свердловского обкома А.П.Кириленко  говорил о том, что «все успехи нашей страны» есть «результат мудрого руководства нашей партии» и что они стали возможными потому, что ЦК и его Президиум «строго осуществляют принцип коллективного руководства, творчески претворяют в жизнь бессмертные ленинские идеи»⁵¹.

Вслед за ним А.И.Микоян подчеркнул (под аплодисменты делегатов): «Главной чертой, характеризующей работу Центрального Комитета и его Президиума за последние три года, является то, что в нашей партии после долгого перерыва создано коллективное руководство»⁵².

В тоге, когда на вечернем заседании 20 февраля Ф.Р.Козлов от имени 10 крупнейших партийных организаций  предложил «целиком и полностью  одобрить политическую линию и практическую деятельность Центрального Комитета КПСС», его поддержали бурными, продолжительными аплодисментами. Других предложений не было. И все, как один подняли руки «за»⁵³.

Традиционно происходили  и выборы руководящих партийных  органов. 24 февраля в 5 часов вечера началось заседание совета представителей делегаций. На нем рассматривались  списки рекомендуемых для избрания в Центральный Комитет и Центральную Ревизионную Комиссию. На обсуждение 218 кандидатур отводилось не более часа (то есть минута на трех кандидатов), ибо на 6 часов вечера уже было назначено закрытое заседание съезда, на котором планировалось произвести сами выборы⁵⁴. Ясно, что и там, и тут дело сводилось к оглашению списка кандидатов, все обошлось без вопросов, отводов и самоотводов и тому подобных «лишних формальностей», торопились приступить к тайному голосованию предложенных списков.

В новый ЦК предлагалось избрать 133 члена и 122 кандидата, а  в Центральную Ревизионную Комиссию – 63 человека⁵⁵. Из прежних членов ЦК там осталось 78 человек, остальные 55 были новыми⁵⁶. Но обновление это было во многом чисто внешним. Количество тут не переходило в качество. Достаточно хотя бы того, что среди именно этих «новичков» находились те, кто восемь лет спустя составил «команду Брежнева»: А.П.Кирилленко, Д.А.Кунаев, К.Т.Мазуров, В.П.Мжаванадзе, Н.В.Подгорный, Д.С.Полянский.

Характерно, что, когда на следующий день, уже после заслушивания и одобрения доклада Н.С.Хрущева «О культе личности и его последствиях», объявлялись результаты тайного голосования, делегаты аплодисментами встречали имена каждого из 11 членов Президиума старого состава, словно не сомневались, что те, кого они приветствовали, войдут в него вновь. Собственно, так оно и вышло.

27 февраля состоялся  Пленум ЦК КПСС нового состава  для выборов своих рабочих  органов. Все 11 членов Президиума (Н.А.Булганин, К.Е.Ворошилов, Л.М.Каганович, А.И.Кириченко, Г.М.Маленков, А.И.Микоян, В.М.Молотов, М.Г.Первухин, М.З.Сабуров, М.А.Суслов, Н.С.Хрущев) остались на своих местах. Кандидатами в члены Президиума помимо Н.М.Шверника и вместо давно уже отправленного послом за границу П.К.Пономоренко стали Г.К.Жуков, Л.И.Брежнев, Н.А.Мухитдинов, Д.Т.Шепилов и Е.А.Фурцева. Секретариат (Н.С.Хрущев – Первый секретарь, секретари ЦК – А.Б.Аристов, Н.И.Беляев, П.Н.Поспелов, М.А.Суслов, Д.Т.Шепилов) пополнился Л.И.Брежневым и Е.А.Фурцевой. Председателем Комитета народного контроля стал Н.М.Шверник, а его заместителем – П.Т.Комаров⁵⁷. 

Н.С.Хрущев: «Мы  должны сказать правду о культе личности»

О подготовке закрытого доклада Н.С.Хрущева  XX съезду КПСС

История подготовки разоблачительного  доклада Н.С.Хрущева, несмотря на то, что немало было сделано для ее прояснения, все еще недостаточно изучена. Многие работы были основаны на воспоминаниях какого-либо лица⁵⁸. Другие монографии выполнены на источниковой базе, которую все еще нельзя классифицировать как достаточную для исследований такого рода узловых проблем развития советского общества⁵⁹. Но появляются новые воспоминания, открываются архивные тайны. В бывшем текущем архиве ЦК КПСС, ныне Российском государственном архиве новейшей истории, рассекречены материалы XX съезда⁶⁰, которые заставляют историков изменить многие свои представления.

И первое, от чего приходится отказаться, это от мифа, будто ожесточенные споры из-за того, читать или нет  доклад о культе личности, длились  чуть ли не в ходе всего съезда и  протекали в комнате отдыха, где собирались члены Президиума ЦК в перерывах между заседаниями. Теперь нельзя сомневаться в том, что принципиально этот вопрос был решен еще до съезда. К сожалению, до сих пор остаются недоступными протоколы заседаний Президиума ЦК и материалы к ним, которые могли бы внести полную ясность в этот вопрос. Но и тех материалов, которые стали доступными для исследований, достаточно для того, чтобы совершенно иначе представить себе последовательность событий и несколько по-другому взглянуть на перипетии закулисной борьбы внутри высшего руководства страны того времени.

В опубликованной стенограмме  июньского (1957) пленума ЦК КПСС содержится ценное признание Л.М.Кагановича о  том, что «напряжение» в его отношениях с Хрущевым началось «с вопроса о  Сталине, культе личности». А произошло это, по его словам, «в октябре 1955 года, за четыре месяца до съезда партии , когда «Хрущев внес предположение о Сталине»⁶¹. Публикаторы этой стенограммы высказали предположение, что речь, видимо, идет о записке, которую первый секретарь направил своим коллегам 25 октября в связи с подготовкой Отчетного доклада ЦК съезду⁶². Однако знакомство с текстом этой записки не дает ни каких оснований для такого предположения.

Как позже вспоминал  Хрущев, его рассуждения сводились  к следующему: «Надо точно знать, что делалось прежде и чем были вызваны решения Сталина по тем или иным вопросам. Особенно это касалось людей, которые были арестованы». За что их репрессировали? И что делать дальше с теми, кто остался жив, но продолжает находиться в заключении или ссылке? При этом он призывал своих коллег «набраться мужества» и «обрести внутреннюю потребность приоткрыть полог», заглянуть туда и узнать, «что же там на деле за этой ширмой».

Тем не менее «напряжение» в отношениях между членами Президиума ЦК появилось. Стал обозначаться перелом в вопросе о сталинских репрессиях, 30 декабря 1955 г. был обновлен состав комиссии по реабилитации и во главе ее вместо В.М.Молотова был поставлен секретарь ЦК П.Н.Поспелов. Ей поручили изучить материалы о массовых репрессиях в 1937-1938 гг. Комиссия  принялась за порученное ей дело энергично. В Президиум ЦК пошла систематическая информация о собранных ею фактах. И все чаще возникал вопрос: что с ними делать? Принятое в конце концов решение доложить об этом съезду далось Хрущеву нелегко. Пришлось ему прибегать к самым разнообразным приемам, умело используя аппарат ЦК.

Так как добиться «правильного решения» от  членов президиума ЦК ему не удавалось, он прибег к своеобразному шантажу: «Во время съезда внутренняя дисциплина, требующая единства руководства среди членов ЦК и членов Президиума ЦК, уже не действует, ибо съезд по значению выше. Раз Отчетный доклад сделан, …каждый член Президиума ЦК и член ЦК, в том числе и я, имеет право выступить на съезде и изложить свою точку зрения, даже если она не совпадает с точкой зрений Отчетного доклада»⁶³. Он не сказал, что выступит в прениях на съезде с сообщением о результатах работы комиссии Поспелова. Когда Хрущев диктовал свои воспоминания, он утверждал, что не помнит точно, кто после этого персонально поддержал его: «Думаю, что это были Булганин, Первухин и Сабуров. Не уверен, но думаю, что, возможно, Маленков тоже поддержал меня… Маленков мог поддержать меня»⁶⁴.

Вполне возможно что кто-то из них  и проявил инициативу, направленную на достижение компромисса: «Раз вопрос ставится так, видимо, лучше сделать еще один доклад». Но, может быть. Лучше всего это сделать не сейчас, а на следующем съезде? Ведь надо хорошенько подготовиться, изучить дополнительные материалы, все взвесить. Но Хрущев, вырвав у своих оппонентов принципиальное согласие, решил «дожать» их до конца: «На XXI уже будет поздно, если мы вообще сумеем дожить до того времени и с нас не потребуют ответа раньше. Поэтому лучше всего сделать второй доклад теперь»⁶⁵.

Тогда возник вопрос: кто же сделает такой доклад? Хрущев назвал Поспелова: ведь он председательствовал в комиссии, составил записку, которая сейчас и является предметом обсуждения, пусть переделает ее в доклад и зачитает на съезде. Ему стали возражать: по такому важному вопросу должен выступить один из секретарей, а именно Первый секретарь; так как в отчетном докладе об этом нет ни слова, то не будет ли выступление Поспелова воспринято как свидетельство разногласий в руководстве⁶⁶.

В представленном Хрущевым 25 января 1956 г. новом проекте отчетного доклада, а также в решении Президиума ЦК от 30 января принять его за основу, нет даже намека на вопрос о культе личности⁶⁷. Зато 1 февраля на заседание Президиума ЦК из тюрьмы доставили бывшего следователя по особым делам МГБ СССР Б.В.Родоса. после его допроса ни у кого уже не могло оставаться сомнений, если таковые и были, что репрессии и пытки – это не результат злой воли «плохих» чекистов, а заранее спланированное самим Сталиным и им же руководимое истребление неугодных ему людей. Хрущев сразу же поставил перед коллегами вопрос: «Хватит ли у нас мужества сказать правду?». Маленков согласился, что вопрос о Сталине ставится правильно и об этом следует сказать партии. Не был против вроде бы и Молотов. Правда, он оговорился, что не мешало бы при этом напомнить съезду о заслугах Сталина как великого руководителя, достойного продолжателя дела Ленина. Ему возразил М.З.Сабуров: «Если факты верны, разве это коммунизм? За это простить нельзя»⁶⁸.

Решение о зачтении на съезде доклада  о сталинских преступлениях было принято, считают Р.А.Медведев и В.П.Наумов, в самый последний момент, 13 февраля 1956 г. Тогда же было принято решено подключить к работе над докладом, кроме Поспелова, и других секретарей ЦК⁶⁹.

В упомянутых архивных делах XX съезда имеется выписка из протокола № 188 заседания Президиума ЦК от 13 февраля 1956 г. вот что там говорится: «Об открытии Пленума ЦК КПСС. Поручить открыть Пленум ЦК КПСС Первому секретарю ЦК т. Хрущеву Н.С. Внести на Пленум предложение о том, что Президиум ЦК считает необходимым на закрытом заседании съезда сделать доклад о культе личности. Утвердить докладчиком т. Хрущеву Н.С.»⁷⁰.

«О культе личности и его последствиях»

Тем временем приближался срок созыва съезда. Пока что о результатах работы комиссии знали только 11 членов Президиума ЦК. Обсуждение «дела Сталина» сводилось к обмену мнениями при закрытых дверях. Ничто вроде бы не обязывало их публично раскрываться не только перед делегатами съезда, но и перед членами ЦК. Однако Хрущев придал событиям иной ход. Он предложил открыто обсудить ошибки и извращения Сталина. Против выступил В.М.Молотов, К.Е.Ворошилов, Л.М.Каганович и Г.М.Маленков, аргументируя свою позицию тем, что это может вызвать в партийных рядах и в народе чувство горечи и даже недовольства, повлечет за собой издержки и минусы, создаст трудности для КПСС и братских марксистско-ленинских партий.

Н.С.Хрущев считал, что если культ  Сталина не будет осужден, его  вредные последствия не будут  преодолены, а ленинские принципы партийной и государственной деятельности не будут восстановлены, то это грозит отрывом партии то масс, серьезными нарушениями советской демократии и социалистической законности, замедлением экономического развития страны, ухудшением отношений с другими странами и другими серьезными последствиями. Что же касается трудностей, с которыми партия может встретиться, если она открыто скажет народу всю правду, то здесь надо верить, что линия партии будет правильно понята народом⁷¹.

И тем не менее есть основания полагать, что в этом вопросе он остался тогда в  меньшинстве, если не в одиночестве. Во втором разделе Отчетного доклада, посвященному внутреннему положению, Н.С.Хрущев рассказал о деле Берии, а также о проверке так называемого «ленинградского дела» и ряда других, столь же сомнительных. О Берии говорилось и в третьем разделе, посвященному партии. Здесь же затрагивался и вопрос о культе личности. «ЦК, – сказал Хрущев, – решительно выступил против чуждого духу марксизма-ленинизма культа личности, который превращает того или иного деятеля в героя-чудотворца и одновременно умаляет роль партии и народных масс, ведет к снижению их творческой активности. Распространение культа личности принижало роль коллективного руководства в партии и приводило иногда к серьезным упущениям в нашей работе».

Делегаты с воодушевлением восприняли Отчетный доклад ЦК, но сам  докладчик удовлетворен им не был. По его более признаниям, он без конца  думал о тех страшных фактах, которая  представила комиссия Поспелова. Его не оставляла мысль: «Вот закончится съезд, будут приняты резолюции – все, как положено. А что дальше? На нашей совести останутся сотни тысяч расстрелянных, две трети состава Центрального Комитета, избранного на XVII съезде партии».

Зазвучали нотки осуждения культа личности и в выступлениях некоторых делегатов. Так, на утреннем заседании 16 февраля М.А.Суслов сказал: «Чуждые марксизму-ленинизму теория и практика культа личности, получившие распространение до XIX съезда, наносили значительный урон партийной работе, как организационной, так и идеологической. Они умаляли роль народных масс и роль партии, принижали коллективное руководство, подрывая внутрипартийную демократию, подавляя активность членов партии, их инициативу и самодеятельность, приводили к бесконтрольности, безответственности и даже произволу отдельных лиц, мешали развертыванию критики и самокритики и порождали односторонние, а подчас и ошибочные решения вопросов»⁷².