Автор: Пользователь скрыл имя, 03 Октября 2012 в 17:27, реферат
Выбор темы данного реферата – «XX съезд КПСС и его решения» – зависит от нескольких причин. Во-первых, я считаю, что эта тема очень актуальна для нашего времени. На XX съезде были представлены проблемы различного характера (проблемы международных отношений, социальные, экономические проблемы) и предложены пути по их разрешению. И на мой взгляд, опыт предшествующих поколений можно применить, в некоторой степени, и для решения современных проблем.
В той или иной мере затронули тему культа личности Г.М.Маленков, С.Д.Игнатьев, О.В.Куусинен и даже Л.М.Каганович и В.М.Молотов. последний свою обширную речь закончил словами: «Поддержанный всей партией, Центральный Комитет твердо выступил против чуждого марксизму-ленинизму культа личности, сыгравшего в определенный период такую отрицательную роль».
Лишь К.Е.Ворошилов ограничился одним указанием на необходимость и впредь укреплять «ленинский принцип коллективности в работе», избежав упоминания культа личности.
Вечером 24 февраля 1956 г. состоялось закрытое заседание съезда, на котором выбирались руководящие органы партии. На нем присутствовали только делегаты с решающим и совещательным голосом. Когда все избирательные бюллетени были опущены в урны, объявили, что завтра (25 февраля) утром необходимо собраться в том же составе, то есть без гостей. Все подумали, что будут сообщены результаты выборов…
Их действительно сообщили на следующий день, но только после перерыва, уже на открытом заседании. А до этого делегатам довелось выслушать нечто необычное…
На трибуну поднялся Никита Сергеевич Хрущев. Упомянув, что на съезде (в Отчетном докладе и в выступлениях ряда делегатов), а также ранее, на пленумах ЦК, уже много говорилось о культе личности и его вредных последствиях, он объявил: «В связи с тем, что не все еще представляют себе, к чему на практике приводит культ личности, какой огромный ущерб был причинен нарушением принципа коллективного руководства в партии и сосредоточением необъятной, неограниченной власти в руках одного лица, Центральный Комитет партии считает необходимым доложить XX съезду Коммунистической партии Советского Союза материалы по этому вопросу»110.
Делать записи делегатам запретили. Хрущев объяснил это тем, что было бы нежелательным, если бы оглашаемые на съезде сведения вышли за пределы партийных кругов, а тем более попали бы в печать: «Надо знать меру, не питать врагов, не обнажать перед ними наших язв»111.
Навряд ли эти слова были произнесены им искренне. Вероятнее всего, они были уступкой тем, кто до самого последнего момента возражал против постановки этого вопроса.
Доклад весьма обширным, и его чтение продолжалось несколько часов. О зверствах и преступлениях периода культа личности написано и опубликовано уже довольно много. И почти факты, цифры, данные, приведенные в свое время в докладе Хрущева, стали широко известны.
Сначала Хрущев напомнил, как строго классики марксизма клеймили всякое проявление культа личности, как неумолимо Ленин сражался с теорией о «герое» и «толпе», как он выступал против попыток противопоставить «героя» народу. Затем Никита Сергеевич зачитал ленинское письмо к съезду, продиктованное в конце декабря 1922 – начале января 1923 г., – письмо, получившее название «Политическое завещание» и сокрытое тогдашними членами Политбюро от широких партийных масс. Делегаты были ознакомлены также с двумя другими не известными до тех пор письмами, которые подтверждали негативную характеристику Сталина, данную Владимиром Ильичем в его письме к съезду. В одном из них Н.К.Крупская сообщала Каменеву о грубой выходке Сталина по отношению к ней, а в другом Ленин ставил в связи с этим Сталина перед дилеммой: «Прошу Вас взвесить, согласны ли Вы взять сказанное назад и извиниться или предпочитаете порвать между нами отношения»112.
При этих словах в зале поднялся шум. Докладчик не стал их комментировать. Он только сказал: «Если Сталин мог так вести себя при жизни Ленина, мог так относиться к Надежде Константиновне Крупской, которую партия хорошо знает и высоко ценит как верного друга Ленина и активного борца за дело нашей партии с момента ее возрождения, то можно представить, как обращался Сталин с другими работниками. Эти его отрицательные качества все более развивались и за последние годы приобрели совершенно нетерпимый характер»113.
Поначалу делегаты были в некотором удивлении, недоумении, но постепенно настроение их начало меняться. С мест стали раздаваться возгласы возмущения, когда были приведены страшные цифры: из 139 членов и кандидатов в члены ЦК, избранных на XVII съезде, 98 человек (70%) были арестованы и расстреляны (большинство в 1937-1938 гг.); из 1966 делегатов этого съезда обвинялись в контрреволюционной деятельности и были арестованы 1108 человек, то есть подавляющее большинство114.
Хрущев рассказал и о том, что поводом для начала репрессий послужило убийство Кирова. Впрямую Сталин не был назван его организатором. Доказательств этому в юридическом смысле слова не было. Да и вряд ли они уже когда-нибудь появятся. Но, говоря о тех трагических событиях, докладчик привел некоторые детали, которые наводили на мысль о возможной причастности «верховного вождя» к ним. В докладе отмечалось, что отдельные члены ЦК сомневались в правильности курса на репрессии. Приводились и примеры сфабрикованных дел, касающихся видных политических деятелей того времени – Рудзутака, Косиора, Постышева, Эйхе, Чубаря, Угарова, Чудова, Позерна, Смородина, Косарева и других. Процитирована была и шифротелеграмма Сталина областным руководителям от 10 января 1939 г.: «ЦК ВКП(б) разъясняет, что применение физического воздействия в практике НКВД было допущено с 1937 года с разрешения ЦК ВКП(б) … ЦК ВКП(б) считает, что метод физического воздействия должен обязательно применяться и впредь, в виде исключения, в отношении явных и неразоружающихся врагов народа как совершенно правильный и целесообразный метод»115.
Хрущев с иронией высказался по поводу романов, фильмов и исторических «научных трудов», в которых победа советского народа в Великой Отечественной войне целиком приписывалась «стратегическому гению» Сталина. Он обратил внимание на хвастливый тон средств массовой информации и всей политико-воспитательной работы перед войной, а также привел факты, опровергавшие сталинский тезис о «неожиданности» нападения немцев на Советский Союз, указал на прискорбные последствия репрессий, которым подвергались военный кадры, на растерянность Сталина, в первые дни войны полностью отстранившегося от дел, на нервозность и истеричность, проявленные им и после, на его интриги против многих способных военачальников (в первую очередь Жукова). Под бурные и продолжительные аплодисменты докладчик заявил: «Не Сталин, а партия в целом, советское правительство, наша героическая армия, ее талантливые полководцы и доблестные воины, весь советский народ – вот кто обеспечил победу в Великой Отечественной войне»116.
Напряжение в зале
возрастало. На делегатов съезда обрушивались
все новые и новые факты, свидетельствующие
о бесчеловечности сути того, кто
три десятилетия руководил
Хрущев привел и многочисленные свидетельства личной нескромности Сталина, в частности поведал о том, как писался «Краткий курс истории ВКП(б)», одобрялся текст Государственного гимна («Нас вырастил Сталин – на верность народу…»), создавалась «Краткая биография» «вождя народов», как он подписывал постановления о сооружении ему грандиозных памятников.
«Сталин, – говорил Никита Сергеевич, - очень любил смотреть фильм «Незабываемый 1919-й год», где он изображен едущим на подножке бронепоезда и чуть ли не саблей поражающим врагов. Пусть Климент Ефремович… наберется храбрости и напишет правду о товарище Сталине, ведь он знает, как Сталин воевал. Товарищу Ворошилову, конечно, тяжело это дело начинать, но хорошо бы ему это сделать»118.
Всерьез это говорилось или с иронией, сегодня судить трудно. Хрущев соблюдал корректность в отношении своего коллеги по Президиуму ЦК, назвал его «старейшим членом нашей партии». Мало того, сказал, что тот чуть ли не стал жертвой чрезмерной подозрительности Сталина, который вдруг возомнил его английским агентом, запретил присутствовать на заседаниях политбюро и получать документы. В связи с этим докладчик напомнил делегатам о первом после XIX съезда пленуме ЦК, когда Сталин при выборах Президиума отрицательно охарактеризовал Молотова и Микояна, обвинив их в каких-то проступках:
«Не исключено, что если бы Сталин еще несколько месяцев находился у руководства, то на этом съезде партии товарищи Молотов и Микоян, возможно, не выступали бы. Сталин, видимо, имел свои планы расправы со старыми членами Политбюро»119.
Молча слушали делегаты эти слова. Мысленно, пожалуй, многие из них ставили себя в подобное положение, задумываясь над тем, что такое могло статься и с ними, если бы Сталин оставался у руля еще несколько месяцев. Может быть, заметив эту гнетущую атмосферу в зале, и чтобы несколько ее разрядить, не заканчивать на столь высокой трагической ноте, Хрущев свернул разговор на большевистскую скромность. Отметив. Как зачастую забывался пример Ленина, он указал на укоренившеюся практику давать городам, промышленным и сельскохозяйственным предприятиям, культурным и другим учреждениям имена тех или иных руководителей, в том числе здравствующих и активно работающих:
«Чем у нас иной раз измеряется авторитет и значение того или иного руководителя? Да тем, что его именем названо столько-то городов, заводов и фабрик, столько-то колхозов и совхозов. Не пора ли нам покончить с этой «частной собственностью» и провести «национализацию» фабрик и заводов, колхозов и совхозов?»120.
Смех, аплодисменты, возгласы «Правильно» служат ответом на поставленный вопрос. А докладчик переходит к выводам, которые, по его мнению, необходимо сделать, чтобы раз и навсегда покончить с культом личности. Во-первых, не только осудить его, но и неумолимо бороться против всяческих попыток вернуться в той или иной форме к его порочной практике. Во-вторых, систематически и последовательно, тщательно соблюдать ленинские принципы партийного руководства (прежде всего его коллективности) и нормы партийной жизни, записанные в Уставе (особенно критику и самокритику). В-третьих, полностью восстановить ленинские принципы советской социалистической демократии, зафиксированные в Конституции СССР, бороться против произвола отдельных лиц, злоупотребляющих своей властью. Зло же, причиненное нарушениями, должно быть полностью исправлено.
Н.С.Хрущев закончил свое выступление словами: «Тот факт, что мы сейчас во всей широте ставим принципиальные вопросы о преодолении чуждого марксизму-ленинизму культа личности и о ликвидации причиненного им тяжелых последствий, говорит о великой моральной и политической силе нашей партии»121.
Аплодисменты переходят
в овацию, все встают.…После чего
единогласно принимается
Хотя доклад зачитывался на закрытом заседании, а делегатам воспрещено было делать записи, его содержание не могло не стать известным в более широких партийных кругах: уж очень силен был соблазн поделиться сенсацией таких масштабов. Что же говорить про рядовых делегатов, если даже не все члены Президиума ЦК соблюдали обет молчания.
Вскоре было решено ознакомить с текстом доклада областной и районный партийный актив, а затем и всех советских коммунистов. Кое-где он читался и на комсомольских собраниях. Правда, по-прежнему запрещалось делать какие-либо записи. Москва наполнилась слухами. 11 марта они доходят до американского посла Ч.Болена123. 16 марта о докладе сообщила «Нью-Йорк таймс», на следующий день его основное содержание изложило агентство Рейтер, 19–21 марта весьма смягченное резюме опубликовала «Юманите», 20 марта – более полное и близкое к оригиналу – югославский «Коммунист». Наконец, 28 марта статью «Почему культ личности чужд духу марксизма-ленинизма?» печатает «Правда». Статья целиком была посвящена критике Сталина. Причем многие позиции ее совпадали с теми, что содержались в закрытом докладе Хрущева.
Итак, довольно быстро практически весь мир узнал о существовании закрытого доклада. Однако сам текст хранился в секрете.
30 июня 1956 г. Н.С.Хрущев подписал постановление ЦК КПСС «О преодолении культа личности и его последствий», вскоре же опубликованное. В нем не было тех страшных фактов, которые переполняли доклад на закрытом заседании съезда. Зато была сделана попытка дать ответ на вопросы о причинах возникновения и формах проявления культа личности, а также о его последствиях. И в этом заключался важный шаг вперед. Но содержалась там и изрядная доля охранительных, перестраховочных моментов. Можно в этом документе обнаружить и довольно серьезные оговорки, с которыми сегодня, на наш взгляд, трудно согласиться. Например, с предупреждением, что «было бы грубой ошибкой из факта наличия в прошлом культа личности делать выводы о каких-то изменениях в общественном строе СССР или искать источник этого культа в природе советского общественного строя»124.
Оценивая это постановление, следует прежде всего отметить, что в нем не были поставлены вопросы, какие условия способствовали возникновению и укреплению авторитарной власти Сталина, что привело, по мнению ряда историков, к подмене диктатуры класса диктатурой вождя. Нельзя сегодня согласиться и с высказанными в постановлении мыслями о том, будто ошибки, допущенные Сталиным, хотя и нанесли ущерб обществу и затормозили его развитие, «но, само собой разумеется, не увели его в сторону от правильного пути развития к коммунизму»125. Нельзя признать и обоснованность как бодрых, оптимистических заверений в том, что определенные исторические условия, породившие культ, якобы «ушли в прошлое», так категорических заявлений, что-де только враги могут искать его корни в самой системе, в ее недемократичности и что, мол, «подобные клеветнические утверждения опровергаются всей историей развития Советского государства»126.
Несмотря ни на что, Сталин в этом постановлении именуется «активным борцом за претворения в жизнь ленинских заветов», «теоретиком марксизма-ленинизма». Да и в самом названии этого документа не уточняется, что речь идет о культе личности определенного человека, а именно Сталина. Так что в каком-то смысле постановление от 30 июня 1956 г. стало шагом назад по сравнению с докладом на закрытом заседании XX съезда. Думается, тут не обошлось, видимо, и без давления со стороны Молотова, Кагановича и Маленкова, стремившихся умолчать о своей роли в годы сталинских репрессий. В чем-то, по всей вероятности, чувствовал свою уязвимость и Хрущев. Не в целях ли личного оправдания в этом документе говорится, что в тех конкретных условиях любое выступление против Сталина обречено на неуспех, так как не было бы понято народом и тот, кто осмелился бы выступить против высшего руководителя партии и страны, не получил бы поддержки.