Отчет по практике в МОУ СОШ №15 г. Коврова

В мае 2004 года вышло постановление Правительства РФ, которое подняло планку уголовной ответственности за ношение наркотиков до 1 грамма героина. Для начинающего наркомана – это 10 доз. Для серьезного наркомана — это 2–5 доз. И однократная доза для дефектного больного наркоманией. Эти два решения привели к тому, что резко стала возрастать смертность от передозировки.

Но это – вершина айсберга. А мы говорили о том, что смертность связана не только напрямую, но и с косвенными последствиями употребления наркотиков. 2009 год – уже 825 смертей. Около 900 мы ожидаем за этот год.

На следующем слайде – структура госпитализации по заболеваемости. В 2002 году ситуация стабилизировалась на короткое время. А в 2009 году вот такая структура: наркоманов 36 процентов. В этом году наркоманов будет 37 процентов.

То есть, наши стационары утяжеляются за счет числа больных  наркоманией. Но мы этому рады. Ведь наркомания – это темная и подпольная история. И наркоманы не очень любят с нами сотрудничать. Но если они идут к нам, значит, они нам доверяют. В этом смысле это хороший показатель.

А теперь мы начнем самое сложное и самое главное в сегодняшней лекции. Что такое наркологическое заболевание? Вы часто слышите, что это био-психо-социо-духовное заболевание. И не совсем понятно, что это такое?

Как это в обывательском представлении звучит? Это – грех! Это – преступление! Наших больных алкоголизмом и наркоманией не любят, боятся и ненавидят. И это определяет отношение общества к этим больным. И не хотят принимать во внимание, что это — заболевание, что оно входит в международную классификацию болезней в раздел психиатрии, и что оно имеет свои внутренние закономерности становления, формирования и реализации.

На сегодняшний день мы полагаем, что наркологическое заболевание реализуется с накоплением факторов риска. Прежде всего, это генетические факторы риска. На сегодня выделяют примерно 7 генов, которые повышают риск зависимого поведения. Я про 7 не знаю, а вот 2 совершенно точно работают, это доказанный факт.

Прежде всего, это высокий  уровень дофамина, который генетически предопределен. Что такое высокий уровень дофамина? Это постоянный поиск новизны, постоянная неудовлетворенность спокойным состоянием, постоянный поиск рискованных ситуаций.

Второй фактор – низкий уровень серотонина, который ответственен за глубину депрессии в стрессовых ситуациях. Вот представьте себе такого человека, у которого высокий дофамин и низкий серотонин. Он постоянно влипает в какие-то рискованные ситуации, при этом он хрупкий, он ломается быстро, он не держит удар и впадает в депрессию.

Депрессии у них очень разные, тревожные, мучительные. И они начинают искать. А даже искать-то не надо. В шаговой доступности продается алкоголь. На каждом рынке можно купить наркотик. Можно влезть в Интернет, и тебе все привезут. В этих ситуациях эти люди ищут вещества для стабилизации. Мы еще вернемся к тому, как им это предлагается. И, имея эти факторы риска, приобретают зависимое поведение.

Я много лет работаю с этими людьми, учусь у больных. Получается так, что они рождаются с неким дефектом. Представьте себе искусственную ситуацию: нет ни наркотиков, ни алкоголя. Кстати, одно такое место на карте можно найти – это гренландские эскимосы, тысяча километров от Северного полюса. Там ничего не растет, и не принимают ничего.

Когда-то американцы там построили авиабазу и стали давать им конфеты и сахар, и они стали болеть кариесом. Американцы закрыли авиабазу, чтобы не уничтожить этот народ.

Представьте, что ничего нет. Чем будут болеть эти люди? У них будут расстройства поведения. Но при определенной системе воспитания, при одних и тех же генетических факторах риска может вырасти асоциальный человек или гиперсоциальный человек. Если гиперсоциальный человек с такими факторами вырастает, то он становится немножко фанатиком: если он трезвенник, то – насмерть трезвенник. И всех замочит за свою идеологию.

Второй фактор риска – врожденный. Это серьезная тема. Если с генетическими факторами риска мы не можем ничего сделать: тут человека надо корректировать, адаптировать к его же особенностям личности. Это другая система воспитания, другая система деятельности в обществе. То врожденные факторы риска доступны для коррекции извне. Это факторы, связанные с беременностью и родами.

Если женщина во время беременности употребляет алкоголь, наркотики, табак, то все эти вещества проходят через плацентарный барьер и таким образом действуют на мозг плода, меняя его биохимию, закладывая будущие риски по зависимому поведению. У таких детей повышается наклонность к депрессиям, к аномалиям в поведении.

Есть такое понятие  в психиатрии «асинхрония психического развития»: разные сферы психики развиваются не одновременно. И часто, наверное, вы замечали, как родители умиляются: мой ребенок начал в год говорить, в два читать, в три он играет на пианино. Такая акселерация. А при этом аффективная, эмоциональная сфера не развивается. Дискордантность психического развития – очень мощный фактор зависимого поведения.

Роды. Совершенно потрясающее явление, которое закладывает очень много рисков. К сожалению, акушеры, родив нам детей, не говорят нам, что там происходило. И многие матери не помнят об этом.

Примерно с 60-х годов активно стали использовать регулируемые роды, стимуляцию родовой деятельности. Женщину на ночь усыпляли, потому что была идея о том, что женщина ночью должна спать, а днем ее начинали стимулировать. А чем стимулировали? Ну, касторка, ладно. А в последние годы стали стимулировать окситоцином.

Когда я учился в школе, нам говорили, что первородящая женщина должна рожать за 24 часа. Сейчас норма – 14–15 часов. А при стимуляции родовой деятельности роды могут течь 4-5-6 часов. Происходит микротравматизация мозга, мать об этом не знает, она не знает дальнейших рисков.

Микротравматизацией мозга (иногда ее называют минимальной мозговой дисфункцией) надо заниматься вовремя. Ребенок родился, невропатолог его  посмотрел – конечности в гипертонусе. И он назначат массаж, массаж, еще раз массаж.

Но на факторы риска можно влиять, и понятно, что под это нужны специальные программы. Мы сейчас пытаемся как раз их сформировать.

Третий фактор риска – мать и дитя – совершенно магическое явление. В каком состоянии мать, в таком состоянии и дитя. И наоборот. Симметричная ситуация. Если мать демонстрирует какие-то уклоняющиеся от среднестатистической нормы (у нас нет в психиатрии нормы; и вообще нет понятия «психического здоровья») аффективные реакции, или, наоборот, очень холодна; или гиперопека, растворенность в ребенке, то…

Я немножко отклонюсь – важный момент. В 30-х годах Конрад Лоренц придумал науку этологию — поведение животных. И в ней они описал такое явление, как импринтинг – первичное научение. Классический эксперимент, когда гусенок вылуплялся из яйца, а вместо гусыни предъявлялась механическая машинка или сам Конрад Лоренц. Этот гусенок на всю жизнь считал его или машинку своей матерью.

Сам Конрад Лоренц учил гусят  плавать, ползал с ними по камышам… Так вот – у человека все то же самое. А мы иногда про импринтинг – первичное научение – забываем. Про то, что демонстрирует мать в течение первых двух лет: реакции психические, эмоциональные, интеллектуальные даже.

У меня трое детей. Я с ними провел специальный эксперимент. Я им читал сложные тексты, правда, ритмические, типа «Калевалы». Они смысла не слышали, но они слышали эту серьезную интонацию. И они все понимали.

Недавно смотрел по телевизору совершенно потрясающий французский фильм – как плод развивается. Так он слышит голос только матери, не слыша голоса отца и окружающих. А голос матери он слышит вибрационно, слышит ее интонации, ее аффекты. Что она говорит, то будет слышать ребенок. И в утробе, и в первые годы, когда закладывается основа личности человека.

Раньше Фрейд и Толстой (у которого было много детей) считали, что структура личности формируется до пяти лет. Сейчас снизили эту планку до двух лет. Если мать не воспитывает своего ребенка до двух лет, то это не ее ребенок. И нечего удивляться потом, что эти дети потом совершенно другие, неожиданно другие.

Четвертый фактор риска – гиперкинетический синдром. Здесь понятно, о чем идет речь. Эти дети неусидчивые, их ни на чем нельзя сосредоточить, ни к чему нельзя привлечь. Они все время в хаотическом движении. Очень часто это связано с повышением внутричерепного давления. И мы иногда ретроспективно, иногда на разных этапах онтогенеза индивидуальной истории жизни обнаруживаем вот эту гипертензию.

Что такое гипертензия? Внутричерепная гипертензия клинически проявляется астенией, аффективной  неустойчивостью, какими-то депрессивными расстройствами. Их активность – компенсаторная, не настоящая. Это говорит не о высокой, но о низкой энергетике. Гипертензия достаточно хорошо компенсируется. Но наши родители не знают часто об этом. И мы должны об этом тоже рассказывать в специальных программах по коррекции факторов рисков.

Пятый я пропускаю, поскольку он понятный. Единственно, я добавлю очень важный момент. Вы помните все Бенджамина Спока. В 40-х годах он издал свою знаменитую книгу «Как воспитать ребенка», и весь мир стал этим увлекаться.

В конце 60-х-начале 70-х Спок пришел в Россию, и в России стали этим увлекаться. Попки зацеловывали, вседозволенность, абсолютная свобода. Эти дети выросли совершенно другими. Вы помните, чем кончил Спок? Он умер в доме-интернате, одинокий, нищий, брошенный своими двумя взрослыми сыновьями.

Мы ретроспективно восстанавливаем  историю жизни наших больных, и видим, что они, как правило, воспитываются по этой системе вседозволенности, вседоступности. Они на любое свое требование получают: «Да». Так родителям удобнее. Или у них такая философия воспитания.

И когда они вырастают, то окружающий мир – не такой «споковский» — он начинает человеку предъявлять счета, что-то с него требует, говорит «нет». И человек ломается. Иногда ломается сильно, потому что эти люди не адаптированы в этом жестком, а иногда жестоком мире.

Детство –  это период, когда все тренируется: на «да» и «нет», на наказание и поощрение. Человек не может воспитываться в одном аффекте счастья, в приподнятом, как мы говорим – маниакальном состоянии. Он должен воспитываться и в депрессии, и в грусти, и в несчастьях. Должна быть гармония, должен быть баланс. Когда этот баланс нарушается в ту или другую сторону, факторы риска по отклоняющемуся поведению, по зависимому поведению резко возрастают.

В физическом плане мы собой представляем то, что едим и пьем. А в душевном и духовном смысле мы из себя представляем то, в какой информационной среде мы живем.

Вот стандартная ситуация поведения детей и родителей в доме. Воскресенье, пять часов утра – дети обычно встают рано. Они подходят к своим родителям, глазки им открывают, говорят: «пойдем гулять», или «я хочу соку» или еще что-нибудь. Они хотят общения, но они не знают, как сказать: «Поговори со мной». Это взрослый так может, а дети придумывают какую-то причину.

Родители ставят им какой-нибудь мультфильм-экшн, а сами продолжают спать. Это может быть экшн типа «Том и Джерри» — прекрасный фильм, прекрасная пародия на человеческие взаимоотношения – но для взрослых. Мы вспоминаем импринтинг. Дети научаются через мультфильм, это клише поведения.

А что там? А там нет речи. Там есть аффекты, междометия (междометийное общение), и там есть агрессия. Так вот, такими они и вырастут. Особенно если это еще совпадет с гиперактивностью, с дефицитом внимания, то они такими и будут. У них тонкие дифференцированные эмоции не разовьются никогда. Потому что для каждого возраста есть определенная норма усвоения качеств.

В психологии это называется «зоной ближайшего развития». Если человек не заговорил до пяти лет, он уже никогда не заговорит. У нас есть синдром Маугли — при социальной запущенности, при факторах риска, когда у них речь не развивается, но стимулируется развитие избыточных агрессивных или истерических эмоций.

Поэтому та информационная среда, в которой человек воспитывается – это очень важный момент. Это тоже корректируемо, но это нужны серьезные программы. Я лет 12 последних пытаюсь добиться рубрики, когда бы можно было спокойно разбирать каждый фактор в отдельности и учить родителей: что делать, как делать, в каком порядке, какие риски.

Следующий фактор – пубертантный кризис. Подростки – это как весенняя погода: то дождь, то солнце, то порыв снега. Они все время трепещут, они все время меняются, они все время другие. Им трудно не только к внешнему миру адаптироваться, к самим себе им трудно адаптироваться. Они по определению всегда тревожны и всегда немножко депрессивны. Кроме, может быть, большей части девочек, которые более стабильны. А мальчики примерно такие.

Все мы через это проходили, и знаем, что с нами происходило с 13 до 16 лет и, может быть, чуть позже. Это первые влюбленности, первые состояния дружбы. Эти серьезные понятия дружбы и любви детству не очень присущи, они присущи подростковому периоду.

Еще такой период в подростковом возрасте, когда они ищут и находят референтную группу. И если в эту группу случайно попадают наркотики или алкоголь – это фатально для всей группы. Потому что независимо от того, какое место подросток в группе занимает, он зависим от группы, он не может себя вести по-другому.