Ложный донос

2) законодатель  стремился консолидировать данные  составы преступлений в одном  разделе (главе) законодательного  акта.

Именно этими особенностями отличается Соборное уложение 1649 г. Разработчики Соборного уложения в главе 10 «О суде» сконцентрировали ряд правовых норм, так или иначе охраняющих интересы правосудия. Вместе с тем исследователи отмечают, что название главы было уже ее содержания. В ней отражались не только вопросы судопроизводства и отчасти судоустройства, но и в значительном объеме вопросы процессуального и материального права ⁸. Например, предусматривалась ответственность за предъявление так называемого поклепного иска, предполагавшего ложное, корыстное обвинение кого-либо в совершении преступления (ст. ст. 18 - 19); «поклепные челобитные», т.е. ложные жалобы царю (ст. 14); ложный донос на судью (ст. 106); ложное обвинение, вынесенное судьей (ст. 107); ложные показания свидетелей (ст. ст. 162 - 166) ⁹. Из сказанного можно сделать вывод о том, что ложь при осуществлении судопроизводства, от кого бы из участников процесса она ни исходила, признавалась, во-первых, собственно посягательством на интересы правосудия и, во-вторых, наиболее опасным и распространенным преступлением.

Следует отметить, что в  данном историческом памятнике значительное развитие получили нормы, предусматривающие  ответственность за различного рода посягательства на участников процесса. В первую очередь наиболее суровые меры наказания предусматривались за посягательства на судью, который признавался символом правосудия и подлежал уголовно-правовой защите не только в связи с осуществлением судебной деятельности. Статья 106 Уложения предусматривала битие кнутом или батогами виновного в оскорблении судьи «непригожим» словом. Если судье наносился телесный вред, то в качестве наказания предусматривалось отсечение руки. «А кто судью в приказе или где-нибудь убьет, то самого убийцу казнить смертью» ¹⁰.

Вместе с тем формулировались нормы, предусматривающие ответственность судьи любого ранга (вплоть до боярина) за вынесение несправедливого (не по закону, не по суду) приговора в отношении какой-либо из тяжущихся сторон по мотивам вражды или дружбы к одной из них или за посул. Совершение и такого деяния расценивалось как преступление и влекло наказание в зависимости от чина судьи (ст. ст. 5, 6, 7, 8, 9 Уложения) ¹¹.

В то же время данный раздел Соборного уложения еще не был  собственно главой о преступлениях  против правосудия, так как содержал ряд правовых норм, которые не имели прямого отношения к такого рода посягательствам. Однако тенденция в уголовном законодательстве России на формулирование правосудия как самостоятельного объекта уголовно-правовой охраны была несомненной.

Последовавшие за этим петровские реформы оценивались историками как «взбаламутившие всю застоявшуюся плесень русской жизни, взволновавшие все классы общества. Они (реформы) были «революцией не по своим целям и результатам, а только по своим приемам и по впечатлению, какое произвели на умы и нервы современников» ¹². Как и при всяких революционных преобразованиях, нередко опыт предыдущего исторического развития остается невостребованным.

Поэтому не случайно, что  после реформ Петра I в правовой сфере  Соборное уложение 1649 г. хотя и продолжало действовать, но многие его положения фактически утратили силу.

Это обусловливалось интенсивной  законодательной деятельностью  первого российского императора, что, по мнению исследователей, трудно признать положительным моментом ¹³. Защита интересов правосудия носила противоречивый характер. Лжеприсяга и лжесвидетельство продолжали относиться к тяжким преступлениям. Однако в связи с заменой состязательного суда формой официального расследования лучшим доказательством стало считаться признание, а пытка была законным способом его получения.

К самостоятельному преступлению в сфере правосудия было отнесено недоносительство, которое каралось в той же мере, что и исполнение преступления. Донос при Петре I становился безусловной обязанностью лица, которому стало известно о подготавливаемом преступлении, так или иначе затрагивающем казенные интересы. В этой связи проблеме усиления уголовной ответственности за ложные доносы в петровском законодательстве придавалось особое значение. Важно подчеркнуть, что и в этот исторический период одним из основных аспектов уголовно-правовой охраны интересов правосудия было правовое обеспечение дачи правдивых показаний. В «Артикулах воинских» предусматривались достаточно суровые меры наказания за «лживую присягу» и за «лжесвидетельство» ¹⁴.

Развитие пенитенциарной системы потребовало необходимости  формулирования мер уголовной репрессии  за неисполнение судебного решения, в частности за побег с каторги  или из тюрьмы.

Уложение о наказаниях уголовных и исполнительных 1845 г. справедливо оценивается исследователями как положительное и прогрессивное событие в законотворчестве России ¹⁵. Уложение явилось первым кодифицированным уголовно-правовым актом в истории российского законодательства, а также своеобразным мостом от прошлого к настоящему, поскольку закрепило многие принципиальные положения, действующие в уголовном праве и поныне, хотя и не восприняло в полном объеме многих весьма конструктивных идей, сформулированных на рубеже XVIII - XIX вв. ¹⁶. Уложение содержало главы, объединяющие правовые нормы об ответственности за посягательство на интересы правосудия, однако содержание этих глав вновь было существенно изменено. В главе пятой раздела пятого, поименованного «О неправосудии», были объединены наиболее существенные посягательства на интересы правосудия со стороны представителей государственных органов, непосредственно принимающих решение по уголовным или гражданским делам или осуществляющих надзор за правильностью и законностью их вынесения ¹⁷.

В этом Уложении впервые предусматривалась ответственность за незаконное применение мер процессуального принуждения, связанных с лишением свободы.

В то же время ряд правовых норм, которые в той или иной мере охраняли интересы правосудия, в Уложении 1845 г. были сформулированы в иных главах. В этом законодательном акте был избран путь создания общих правовых норм, направленных на защиту представителей власти вне зависимости от исполнения ими должностных обязанностей, а также иных граждан. Например, в главе «О преступлениях и проступках против порядка управления» предусматривалась ответственность за сопротивление, неповиновение, унижение чести и достоинства представителей власти (ст. ст. 283, 291 - 293, 301 - 304 Уложения). Статья 314 Уложения предусматривала посягательства на других субъектов уголовного процесса - свидетелей, потерпевших. Нарушение правил производства по уголовному делу, в том числе использование незаконных методов для принуждения лица к признанию своей вины или даче свидетелем показаний, было отнесено к главе «О преступлениях и проступках чиновников при следствии и суде» (ст. ст. 456, 462 Уложения). Такие же преступные посягательства, как ложные доносы, ложные показания и т.п., формулировались в главе пятой «О лжеприсяге», которая располагалась в разделе Особенной части Уложения «О преступлениях против веры и нарушениях, ограждающих оную постановлений».

В литературе отмечается, что именно с данного законодательного акта интересы правосудия были сформулированы как самостоятельный объект уголовно-правовой охраны ¹⁸. Вместе с тем окончательной редакции раздела о посягательствах на интересы правосудия не было. Как показывает дальнейшее историческое развитие российского уголовного законодательства, авторы искали оптимально возможные варианты такого раздела.

В Уголовном уложении 1903 г. также существовала глава «О противодействии правосудию» ¹⁹. Однако ее содержание существенно отличалось от предыдущего законодательного акта. В данную главу в основном были помещены правовые нормы, предусматривающие ответственность за противодействие правосудию со стороны граждан.

Уголовно-правовые нормы  об ответственности за посягательства на интересы правосудия, совершаемые  лицами по должности, в специальную  главу в Уложении не выделялись, а формулировались в главе 37 «О преступных деяниях по службе государственной или общественной». Мы солидарны с мнением, что при достаточно высоком юридико-техническом уровне изложения уголовно-правового материала авторы Уложения по-прежнему не до конца разграничивали такие объекты, как правосудие и интересы государственной службы ²⁰.

Октябрьская революция 1917 г. прервала эволюционный процесс развития российского уголовного права. Поскольку  происходила коренная ломка всех государственных и общественных институтов, это не могло не отразиться на законодательстве, в том числе и уголовном. Буквально в течение года пролетарское правительство запретило использовать в правоприменительной практике ранее действовавшее законодательство. Декретом № 3 «О суде» вновь созданным судам предписывалось руководствоваться декретами Рабоче-Крестьянского правительства и социалистической совестью ²¹.

Процесс создания нового советского судебно-следственного аппарата и  правовых норм по защите правосудия от преступных посягательств проходил практически одновременно. Первоначально правовые нормы об ответственности за посягательства на интересы социалистического правосудия формулировались чаще всего в тех нормативных актах, которые определяли правовое положение того или иного органа правосудия. Так, в Постановлении Народного комиссариата юстиции «Об организации и действии местных народных судов» предусматривалась ответственность судей-заседателей за уклонение от государственной повинности по отправлению правосудия, а лица, виновные в нарушении Инструкции о производстве обысков и арестов, принятой в марте 1918 г., подвергались аресту до трех месяцев и высылке из г. Москвы ²².

Отказавшись при формировании нового социалистического уголовного права от исторического опыта дореволюционного российского уголовного законодательства, авторы УК РСФСР 1922 и 1926 гг. ²³ не выделяли преступления против правосудия в самостоятельную главу. Данные составы преступлений были сформулированы в основном в четырех главах УК РСФСР: «Контрреволюционные преступления», «Преступления против порядка управления»; «Должностные преступления», «Преступления против жизни, здоровья и достоинства личности». По этому поводу А.Н. Трайнин в 1927 г. писал: «Можно лишь сожалеть, что в самом УК все эти деликты, внутренне связанные признаком противодействия правосудию, не следуют друг за другом, хотя бы и без особого подзаголовка: такая система облегчила бы пользование УК РСФСР» ²⁴.

Следует признать, что основной проблемой уголовно-правовой защиты интересов правосудия в советский период развития Российского государства было не отсутствие в уголовном законодательстве специально выделенной главы, предусматривающей правовые нормы об ответственности за данные посягательства. Как показывает анализ зарубежного законодательства, в ряде европейских государств до настоящего времени юридическая техника создания единого законодательного акта в сфере уголовного права не достигла уровня объединения правовых норм об ответственности за посягательства на интересы правосудия в единый раздел (главу) УК.

Основная проблема заключалась  в том, что в этой сфере, как, может  быть, ни в какой другой, проявилась двойственность, если не сказать двуличие, советской власти. Показное провозглашение и отстаивание принципов законности в деятельности правоохранительных органов, с одной стороны, и попрание этой законности на практике - с другой.

Причины такого явления на разных этапах развития государства  были различными. В первые годы это  объяснялось необходимостью борьбы с классовыми врагами, затем культ личности руководителя Советского государства, позднее отстаивание политических догм советской власти. Большинство исследователей подчеркивают, что с первых месяцев существования Советского государства при публичном провозглашении социалистической законности на практике дело оборачивалось государственным террором против целых социальных групп: дворянства, буржуазии, духовенства, интеллигенции, крестьянства. Эта двойственность проявлялась как в несоблюдении основополагающих принципов права при построении уголовных и уголовно-процессуальных норм, так и в дальнейшем грубом отступлении от уже принятых правовых норм. Особенно ярко это проявилось в период репрессий 30 - 50-х годов. Так, например, и УК РСФСР 1922 г. (ст. 112), и УК РСФСР 1926 г. (ст. 115) содержали правовые нормы, предусматривающие ответственность за принуждение к даче показаний путем применения насилия, угроз и т.д. УПК РСФСР 1923 г. (ст. 136) прямо запрещал следователю домогаться показаний путем насилия, угроз и иных незаконных действий. Однако практика безнаказанного применения психического, а нередко прямого физического воздействия на допрашиваемого, применение к нему пыток при проведении расследования была достаточно распространена. Причем оправданием этому служила партийная Директива от 10 января 1939 г. ²⁵.

Разработчики проекта  УК СССР 1946 г. пытались акцентировать  внимание на важности самостоятельной охраны данной группы общественных отношений-интересов правосудия. Проект УК СССР предусматривал главу 9 «Преступления против правосудия», которая включала в себя 18 статей ²⁶.

УК РСФСР 1960 г. воспринял эту идею и впервые объединил правовые нормы, предусматривавшие ответственность за посягательства на интересы правосудия, в самостоятельную главу, которая состояла из 15 составов (ст. ст. 176 - 190) ²⁷.

Правовые нормы о преступлениях  против правосудия не были застывшей  догмой и на протяжении более чем  тридцатилетнего действия УК РСФСР 1960 г. видоизменялись и совершенствовались.

Уголовный кодекс РФ 1997 г. воспринял идею концентрации всех посягательств на интересы правосудия в единой главе, которая получила дальнейшее развитие. В действующем уголовном законе содержатся уже 23 статьи, предусматривающие ответственность за преступления против правосудия. Впервые в уголовном кодексе появилась группа правовых норм, предусматривающих ответственность за посягательство на жизнь, здоровье, честь и достоинство участников судопроизводства, и лиц, осуществляющих исполнение судебных решений (ст. ст. 295 - 298 УК РФ ²⁸).