Психология зрелости в художественных произведениях

Но если неоднозначны социокультурные  образы старости, то тем более не существует единого старческого  самосознания. Человек сам, без посторонней  помощи, обычно не замечает своего постарения, для себя он тот же самый. «...Я воспринимаю себя, старого, по-прежнему молодо, свежо... И вдруг на молодого меня, который внутри и снаружи, в зеркале смотрит старик. Фантастика! Театр!» [4]. – пишет Ю.Олеша. Но гораздо страшнее зеркал – отношение окружающих. В жизни каждого человека рано или поздно наступает момент, «когда он открывает, что он есть только то, что он есть. Однажды он узнает, что мир больше не предоставляет ему кредита под его будущее, не хочет позволить ему видеть себя тем, чем он мог бы стать... Никто не спрашивает его больше: что ты будешь делать? Все утверждают твердо, ясно и непоколебимо: это ты уже сделал. Другие, – он вынужден узнать это, – уже подвели баланс и вывели сальдо, кто он такой» [5]. Молодой человек еще «будет», человек среднего возраста – «есть», старый – уже «стал».

Разумеется, процессы старения объективны. Наступление старости ассоциируется  с ослаблением здоровья и физических сил, уменьшением количества и изменением структуры социально-профессиональных ролей и параллельными изменениями  и потерями в семейной жизни. Но это  происходит с разными людьми в  разное время и переживается по-разному.

Предвосхищение старости в воображении часто бывает болезненнее, нежели реальность. Так, многие люди, привыкшие  всю жизнь работать, со страхом  ожидают выхода на пенсию, предвидя материальные трудности, ухудшение  самочувствия, уменьшение приносимой обществу пользы, одиночество и т.д. Однако опрос, проведенный среди  недавно ушедших на пенсию неработающих москвичей (мужчины 60-63 лет и женщины 55-58 лет) показал, что ухудшение самочувствия отметили 12% (ожидали – 34%), появление  материальных затруднений – 20% (ожидали  – 36%), чувство социальной бесполезности  – 19% (ожидали – 32%), одиночество – 8% (ожидали – 23%). Причем некоторые  из отмеченных неприятностей оказались  компенсированы положительными изменениями  – увеличением свободного времени, улучшением физического самочувствия (его отметили 47% неработающих пенсионеров) и т.д. В целом 66% женщин и 61% мужчин выходом на пенсию довольны [6]. А многие и достигнув пенсионного возраста продолжают работать.

Человек стареет, как и  взрослеет, неравномерно, и это по-разному  преломляется в его самосознании. К сожалению, в отечественной  геронтологии психофизиологические процессы и изменения в социальном положении  стариков исследованы гораздо лучше, нежели их самосознание и внутренний мир. Зарубежные данные о самосознании стариков также довольно фрагментарны [7].

Вопреки распространенным представлениям, пожилые люди, как правило, не проявляют  повышенной озабоченности своей  социальной и личной идентичностью. Разумеется, общая тональность и  эмоциональная окрашенность миро- и  самоощущения с возрастом меняется. Люди старших возрастов (это особенно характерно для мужчин) значительно чаще, чем молодежь, склонны считать свои личные, а заодно и социальные проблемы неразрешимыми, находящимися за пределами их собственной и вообще человеческой власти. Это придает старческому мироощущению оттенок фатализма и даже квиетизма, пассивного подчинения судьбе. Можно считать это проявлением мудрости, стремящейся скорее к гармонии с миром, нежели к господству над ним (что соответствует идеям современного экологического сознания, утверждающего принцип гармонии человека с природой). Но в этой установке отражается также усталость, упадок сил, укорочение субъективной временной перспективы.

Не подтверждается и мнение о снижении с возрастом самоуважения и устойчивости самооценок. В среднем  пожилые люди (глубокая старость –  вопрос особый) склонны воспринимать и оценивать себя вполне положительно, нисколько не ниже, чем лица среднего возраста. Низкое самоуважение характерно лишь для людей, считающих себя неудачниками или оказавшихся в особо неблагоприятных  социальных условиях и чувствующих  себя заброшенными, беспомощными, никому не нужными. Вообще с возрастом меняется не столько уровень самооценок, сколько  их ценностная иерархия и критерии. Пожилые люди уделяют меньше внимания своей внешности, зато больше – внутреннему  и физическому состоянию, самочувствию. Они в целом положительно, хотя и скромнее, чем молодежь, оценивают  свои интеллектуальные возможности. Зато, оценивая себя и других, придают  большее значение моральным качествам.

Чем старше человек, тем больше он склонен оценивать людей и  их поступки прежде всего в моральных терминах. Моральные оценки являются наиболее обобщенными. Вместе с тем они, как никакие другие, тяготеют к жесткой дихотомии, по принципу или-или. У одних стариков рост морального сознания в сочетании с возрастной ригидностью когнитивных процессов порождает воинствующую нетерпимость и склонность к морализированию. Другие же, обладающие более широким кругозором, становятся с возрастом мягче, допускают, что в пределах каких-то общих принципов можно жить и не совсем так, как жили они сами (такая снисходительность чаще всего проявляется по отношению к внукам).

С возрастом заметно уменьшаются  многие половые различия, особенно – ориентация на полярные, несовместимые  признаки маскулинности и фемининности. Однако мужчины и в старости остаются менее самокритичными, чем женщины.

Общая уверенность в себе с возрастом, по-видимому, уменьшается, что связано с объективными психофизиологическими (ослабление памяти, физической силы, внешней  привлекательности) и социальными (сужение  социально-ролевого диапазона) изменениями. Но это также зависит от индивидуальных особенностей людей и сферы их деятельности. Можно назвать немало выдающихся людей удивительного  творческого долголетия (Софокл, Тициан, Микеланджело, П.Пикассо, И.В.Гёте, Л.Н.Толстой, Д.Верди, целый ряд ученых и политических деятелей), достижения которых с возрастом не снижались, а даже росли.

Соответственно варьируется  самовосприятие и категоризация своего возраста. Люди старших возрастов обычно разделяют принятую в их обществе периодизацию жизненного пути и связанные с нею возрастные стереотипы. Однако лично себя считают «старыми» сравнительно немногие; большинство предпочитают относить себя к «среднему возрасту». Чувство старости и признание в себе больших возрастных перемен типично преимущественно для больных людей или для тех, чье положение заметно ухудшилось в последние годы. Но хотя старики в целом разделяют принятые в общественном сознании стереотипы старости, они склонны оценивать ее положительнее, чем молодые люди, причем образ собственного «Я» большей частью не включает отрицательных черт стереотипного образа старости, признаваемых справедливыми для других людей того же возраста. Впрочем, так поступают люди всех возрастов.

Временная перспектива пожилых  людей также индивидуально изменчива. Вопреки распространенному предрассудку, старики отнюдь не склонны уходить  в свои личные, внутренние проблемы. Судьбы мира волнуют их даже сильнее, чем молодых, хотя они чаще смотрят  на них пессимистически. Уход в прошлое  типичен лишь для глубоких стариков, остальные больше думают и говорят  о будущем, хотя временная перспектива  с возрастом заметно укорачивается. Как и у детей, в сознании стариков ближайшее будущее начинает преобладать  над отдаленным; короче становятся и личные жизненные перспективы.

Сравнение образов времени  пожилых и более молодых людей  показывает, что ближе к старости время кажется, с одной стороны, более быстро текущим, а с другой – менее «деловым», менее заполненным различными событиями. При этом люди, активно участвующие в жизни, уделяют больше внимания будущему, а пассивные, с преобладающей реакцией ухода, прошлому. Первые отличаются также большим оптимизмом и верой в будущее.

На вопрос, какой период жизни представляется людям наилучшим, обыденное сознание, не задумываясь, назовет юность или молодость. На самом деле такая оценка зависит  от возраста опрашиваемых и многих других факторов. В большинстве случаев  люди хотели бы быть моложе, чем они  есть. Однако лица младше 35 лет при  опросе назвали лучшими годами жизни 20-летие, старше 35 лет – возраст  около 30, а четверть 65-летних отнесли  счастливый возраст к периоду  между 40 и 50 годами. Неоднозначны и представления  о худшем возрасте. Из опрошенных американской исследовательницей М.Ловенталь 17-летних, 23-25-летних, 48-52-летних и 58-61-летних людей две пятых назвали самым тяжелым возрастом отрочество и юность [8].

Повышение «идеального возраста» по мере собственного старения отчасти объясняется действием эго-защитных механизмов и тем, что индивид старается приблизить свои ценностные ориентации к своему реальному возрасту. Но вряд ли только этим.

В психологии давно уже  высказана мысль, что люди по-разному  переносят одни и те же фазы жизненного цикла. Есть люди (например, Марсель  Пруст или Жан Кокто), которые, по выражению Андре Моруа, навсегда «отмечены печатью детства» [9]: они не могут сбросить с себя мягкие оковы детской зависимости от матери, суровый и деятельный мир взрослых остается им внутренне чужд.

Для других лучшее время  жизни – кипучая, бурная, переменчивая юность. Многие литературоведы писали о вечно юношеских чертах миро- и самоощущения А.Блока. Вечным подростком, который лишь однажды в стихах в авторской речи обозначил свой возраст: «Мне четырнадцать лет...», назвал А.Вознесенский Б.Пастернака.

Третьи полнее всего раскрываются в творческом, конструктивном зрелом возрасте.

Старость, при всех ее тяготах, также имеет свои положительные  стороны. В.В.Вересаев, в юности безумно боявшийся постареть, на склоне лет писал, что страх этот был напрасен, а приобретенная опытом мудрость компенсировала неизбежные потери. «Вспоминаю скомканную тревожность юности, ноющие муки самолюбия, буйно набухающие на душе болезненные наросты, темно бушующие, унижающие тело страсти, безглазое метание в гуще обступающих вопросов, непонимание себя, неумение подступить к жизни... А теперь каким-то крепким щитом прикрылась душа, не так уж легко ранят ее наружные беды, обиды, удары по самолюбию; в руках как будто надежный ком пас, не страшна обступившая чаща; зорче стали духовные глаза, в душе – ясность, твердость и благодарность к жизни» [50]. Мысль о повышении ценности жизни с возрастом можно найти и в дневнике Л.Н.Толстого, откуда и заимствован эпиграф к этому параграфу [5].

Старость, как и другие возрасты жизни, зависит прежде всего от того, какой деятельностью она заполнена. Можно выделить несколько разных социально-психологических типов старости [6].

Первый тип – активная, творческая старость, когда ветераны долго не уходят на заслуженный отдых, а расставшись с профессиональным трудом, продолжают участвовать в  общественной жизни, воспитании молодежи, короче – живут полнокровной жизнью, не ощущая какой-либо ущербности.

Второй тип старости также  отличается хорошей социальной и  психологической адаптированностью, но энергия этих пенсионеров направлена главным образом на устройство собственной жизни – материальное благополучие, отдых, развлечения и самообразование, на что раньше им недоставало времени.

Третий тип, в котором  преобладают женщины, находит главное  приложение сил в семье. Поскольку  домашняя работа неисчерпаема, им некогда  хандрить или скучать, но удовлетворенность  жизнью у них обычно ниже, чем  у представителей первых двух типов.

Четвертый тип – люди, смыслом жизни которых стала  забота об укреплении собственного здоровья, которая не только стимулирует достаточно разнообразные формы активности, но и дает определенное моральное  удовлетворение. Однако эти люди (чаще мужчины) склонны преувеличивать значение своих действительных и мнимых болезней, их сознание и самосознание отличается повышенной тревожностью.

При всех социально-психологических  различиях эти четыре типа пенсионеров  психологически благополучны. Но есть и отрицательные варианты развития. Во-первых, агрессивные старые ворчуны, недовольные состоянием окружающего  мира, критикующие все, кроме самих  себя, всех поучающие и терроризирующие  окружающих бесконечными претензиями. Во-вторых, разочарованные в себе и  собственной жизни, одинокие и грустные неудачники. В отличие от агрессивных  ворчунов, они винят не других, а  себя, но неспособность отрешиться от воспоминаний о каких-то действительных или мнимых упущенных возможностях и совершенных ошибках делает их несчастными.

Хотя старость может усилить  и обострить эти типологические различия, они – не столько возрастные, сколько личностные. Изучите биографию  социально-активного ветерана, и  вы убедитесь, что таким же он был  и в зрелые, и в молодые годы. Агрессивный ворчун был таким  же несносным в своем трудовом коллективе, а неудачник и в  молодости чаще испытывал отрицательные  эмоции, чем положительные.

Но различия эти не фатальны. Активная старость огромное благо для  личности и ценный социальный резерв для общества. Об этом подробно говорилось на встрече с ветеранами партии в ЦК КПСС в августе 1983 г. Партия подчеркивает необходимость заботливого и уважительного отношения к ветеранам, носителям уникального опыта строительства новой жизни, старается найти каждому из них посильные формы участия в экономической и общественной жизни – это школы профессионального мастерства, система политинформации, работа с призывниками и подростками, а также с населением по месту жительства, народные университеты, кружки и группы научно-технического творчества, народный контроль и многое другое. Этот призыв находит широкий отклик в народе.

Старость приносит с собой  и изменение привычных жизненных  стандартов, и болезни, и тяжкие душевные переживания. «Избавить от всего этого полностью не может даже самое совершенное общество» [5].