Иудаизм в Дагестане

^а) Коран.

[52]

стены, а если нет, то что мне от тебя? Ты ведь изгажен солдатским калом»; они в прошлом испражнялись на его плоской крыше. Шамиль вышел наружу и тут его встретила мать, которая плакала и говорила: «Куда же ты идешь? Как же ты меня оставляешь?» Шамиль ответил: «Я далеко не ухожу. Я перебираюсь в твое селение, в Ашильта» ⁽¹⁵⁵⁾ — его мать была оттуда, — «Если ты желаешь, то я отвезу туда и тебя, после того, как будут переправлены женщины и дети». Мать перебралась тогда в Ашильта, но за тем возвратилась назад в Гимры и там умерла, — да простит ее всевышний Аллах!

Шамиль прожил в Ашильта  около двух лет. Ашильтинцев он нашел  буйными, подобными стаду ослов, выпущенных на пустошь. Он прочел им проповеди, дал приказы и установил запреты, после чего они стали как будто бы послушными и покорными.

Однажды ночью, однако, пришел знакомый мальчик и говорит: «В доме одной женщины сидят мужчины  и женщины вперемежку и занимаются лущением кукурузы и сортировкой  ее зерен. А ты же ведь запретил такое  смешение». Шамиль спросил мальчика; «Ты пойдешь со мной показать тот  дом?» Он ответил: «Да». Шамиль тогда  встал, вооружился, взял толстую трость и пошел. Остановился он только перед  дверьми. Найдя их запертыми, Шамиле прислушался к находящимся внутри. По голосу он узнал среди собравшихся своего родственника по имени Инус. Строгим голосом Шамиль подозвал его и сказал: «Открой дверь». Тот боязливо встал и открыл дверь. Шамиль зашел к занимавшимся лущением, ударил мужчин тростью и выбранил за мерзостное смешение. Он отчитал их, и они убежали. Осталось лишь несколько женщин по углам дома. Тут Шамиль спросил: «Где хозяйка этого дома?» Та поднялась и сказала: «Это я — готовая пожертвовать жизнью за тебя». Шамиль хорошенько поругал ее и затем возвратился назад.

На другой день из-за того происшествия двое мужчин подрались, и  при этом оба отказались принять  наказание(тазир). Народ же в Ашильта проявил снисходительность в вопросе их принуждения к этому. Тогда Шамиль встал, вооружился, взял книгу, уселся на ашильтинском годекане, положил книгу перед собой и сказал: «Сегодня день размежевания между выполняющими шариат и отвергающими его. Поэтому, если вы пойдете, приведите ту парочку и принудите ее к принятию наказания, то и делу конец. В противном же случае я пойду в одиночку и сражусь с ними обоими из-за этого. Я затем попрошу помощи в окрестных местах, и тогда придут те, которые будут сражаться с вами и искоренят вас. Вы что же, считаете, что тех, кто помогает шариату устанавливает его уже не осталось? Всевышний Аллах не оставит мусульманскую религию и ее адептов на произвол судьбы.

[53]

Напротив, он поможет последним  возвеличить ее.» Тут ашильтинцы набросились на тех двух мужчин, как львы, и притащили их для совершения наказания. С того дня под влиянием шариата ашильтинцы стали мягкими. А ведь то время было временем сильного осуждения взаимной ненависти и вражды между людьми, проживающими в Дагестане, в связи с чем ослабла мощь шариата и усилилось высокомерие мунапиков, чьи голоса возвысились, а головы поднялись.

Глава о сборе войска унцукульцами против Шамиля

[1836 г.]

За то время унцукульцы три раза собирали войско против Шамиля, но всевышний Аллах через это  лишь сильно принизил их и обесчестил.

*Во время одного собрания унцукульцев против Шамиля он написал им письмо следующего содержания: «Эй, унцукульцы! Не касайтесь пальцами ваших рук задницы медведя. Он вас униничтожит». После уже подчинения унцукульцев и укрощения их могуществом Шамиля один из равнинных мунапиков познакомился с этим посланием и сказал примерно следующее: «Вы только посмотрите, сколь истинными была слова этого человека, и сколь безобразной, сколь массовой была гибель людей среди унцукульцев»^а).

Один раз, к примеру, унцукульцы вывели против ашильтинцев (иш) рассыльных из [всех] областей хиндалальцев, которые  потребовали, чтобы те удалили Шамиля из своего селения. Ашильта испугались рассыльных: что они попортят их пашни и фрукты. Поэтому они попросили Шамиля, чтобы он вышел из Ашильта в какую-либо сторону, а затем, после возвращения рассыльных назад, вернулся бы к ним. Ашильтинцы настойчиво просили его об этом. Шамиль же указал на большой палец своей ноги и поклялся: «Если они потребуют от меня пошевелить ради них вот этим пальцем, то я и этого не сделаю». Затем он, со своими товарищами числом менее десяти, вооруженный, в кольчуге, в шлеме — как будто закованный в железо — вышел и остановился на холме, находящемся вдали от селения ашильтинцев, на виду у тех рассыльных. Со стороны последних к Шамилю подошел в качестве их посланника один мужчина, знакомый ему со времени учебы, и

^а) А, К — отмеченный абзац отсутствует.

[54]

сказал: «Они просят тебя выйти из этого селения куда-нибудь в сторону и оставаться там, пока они не возвратятся назад, исполнив то, к чему их обязали вышестоящие, вплоть до Ахматхана^а) (156), затем ты возвратишься сюда же». Шамиль, однако, обругал рассыльных, пригрозил им, произнес несколько грубых слов — как будто он командующий^б) огромного войска — и поклялся, что ради них он не пошевелит и пальцем. Он сказал: «А ну-ка, пусть подойдет ко мне тот, кто собирается выгнать меня. Если ты посмеешь еще раз вернуться ко мне с такими словами, я непременно влеплю тебе пулю в лоб».

Когда этот посланец вернулся к рассыльным и передал им слова [имама] они в ужасе удрали оттуда, а Шамиль вместе с бойцами, которые  были с ним на холме, помчался вслед  за ними. Тут с другой стороны  подоспели ашильтинские юноши, вследствие чего они захватили многих рассыльных и раздели их.

Другой раз унцукульцы, выступив против ашильтинцев, остановились на их пашнях и в их садах. Унцукульцы потребовали удалить Шамиля, то есть, чтобы ашильтинцы изгнали его  из своего селения. Унцукульцы порубили и пожгли то, что находилось там  и принадлежало ашильтинцам, а также  повредили усадьбы стоявшие на ашильтинских хуторах (риф). Ашильтинцы же не хотели изгонять Шамиля, но при этом они мучались от того, что унцукульцы сделали им из-за него. И тут случилось так, что к Шамилю пришел один из ашильтинцев и говорит: «Наш мулла — ученый Али Кульзебский^в) (157) ведет между нами на годекане разговор, что Шамиль, мол, должен уйти из этого селения ради пресечения этой великой смуты, чтобы потушить ее». Шамиль пригласил тогда муллу к себе. Они оба уселись на скамью и немного побеседовали. Затем Шамиль спросил муллу: «Это что за разговор, который передают с твоих слов?» Тот ответил: «Я сказал это потому, что отсюда на Ашильта лезут хунзахцы» — и он показал на одну сторону, «отсюда — гумбетовцы. Лезут и отсюда и отсюда. Враги вызывают смуты, делают серьезным положение дел и в результате оно становится тяжким». Шамиль сказал тогда: «Эй, мулла! Потише! А если, к примеру, неверные повернут на Стамбульцев, осадят их в городе и потребуют изгнать из их среды султана (гункар)^г) (158). Ты что же, дашь фетву ⁽¹⁵⁹⁾ на изгнание его оттуда чтобы успокоить смуту и ради устранения вреда от

^а) А — «обязали со стороны Ахматхана». 
^б) А — «старший». 
^в) А — приписка: «[Кульзеб] — одно из селений Мукратля (Мукрат), расположенное в Казикумухской стороне». 
^г) Б, В — «(хунгар)»; А — приписка: «Наименование великого имама на аварском языке».

[55]

противостояния?» Мулла  ответил: «Я не дал бы фетвы на это». И тогда Шамиль сказал: «А если так, то знай, что я — имам, подобный турецкому султану, а это селение для нас — подобно Стамбулу». Мулла спросил: «Ты что же, хочешь сказать, что я распространитель ложных слухов, ведущих к смутам?» Шамиль сказал: «Скорее я говорю, что ты самый злостный распространитель ложных слухов, ведущих к смутам, и за подобное распространение слухов тебе следует отрубить голову». Мулла после этого сразу вышел наружу, пожелтев от испуга.

Унцукульцы повернули  затем из Ашильта на землю гимринцев, задумав: одних мужей из числа  гимринцев перебить, а других мужей  взять в плен. Они вначале пригласили гимринцев к себе [в лагерь]. Часть унцукульцев совершала в то время вечерний намаз под руководством некоего Мутаалима^а), другая часть, находившаяся позади молящихся, беседовала с гимринцами. Вдруг между ними возникло волнение и раздался крик. Мутаалим, прервав молитву, сразу спрыгнул с земляного возвышения и убежал. Унцукульцы убили тогда одного праведного мюрида и еще одного мужчину из Гимр, остальные гимринцы^б) убежали. Унцукульцы также взяли в плен убегавшего Бартихана. А некоторые из гимринцев тем временем прокричали своим родственникам, находившимся в Гимрах: «Они убили того-то и того-то и взяли в плен того-то. Будьте осторожны». Те начали разбегаться и укрепляться против унцукульцев. Тут кто-то закричал на языке унцукульцев: ⁽¹⁶⁰⁾ «Кто будет тихо сидеть в селении, тот — в безопасности».

Гимринцы находились в  таком вот взволнованном состоянии  и вдруг после наступления  темноты унцукульцы устремились  на них внутрь селения. Когда, однако, первые из унцукульцев вступили туда, гимринские юноши атаковали их с  криком: «Подошли первые из товарищей  Шамиля. Он уже перешел через мост и приближается к нам. Ля хавля ва ля куввата илля биллахи ал-алий ал-азим. Мунапики обратились оттуда в бегство, побросав на улицах Гимр сумки со своей едой. Одни из них были тогда взяты в плен, другие — убиты, третьи — раздеты. Унцукульцы рассеялись по разным местам, так что в тот день больше собраться не смогли. К себе в родные места они возвратились небольшими группами — униженные, несчастные до такой степени, что когда какая-то женщина встретила одну такую группу на краю селения Унцукуль и сказала: «С прибытием!» — ей не ответили. Затем она встретила другую группу. Женщина сказала то же самое и ей опять не

^а) Можно иначе: «одного ученика», но в списке В дается пояснение: «Это имя мужчины». 
^б) В — пропуск.

[56]

ответили. Таким же образом, когда она встретила третью группу, ей опять не ответили на приветствие. Тогда женщина сказала: «Бедняги! Вы же не виноваты, если оказалось, что  вы боязливые».

Шамиль пошел затем в Гимры и просидел там около недели. Что же касается того ученого Али Кульзебского, ашильтинского муллы, то — когда ему стало ясно, что лежит на сердце у мунапиков, когда он познал результаты их речей и деяний — он сказал ашильтинцам: «Я раньше говорил вам речи, но вы не приводите их теперь в качестве довода. Я раскаялся в этом, я отказываюсь от них. Шамиль создан именно для того дела, которое он творит. В этом деле он пользуется божественной поддержкой». После этого Али Кульзебский пошел к себе домой и сложил с себя обязанности муллы вплоть до возвращения Шамиля^а); он как будто почувствовал тогда стыд перед ним ⁽¹⁶¹⁾.

Глава о первом захвате  Унцукуля в эпоху правления Шамиля

[1836 г.]

Унцукуль был, кстати, захвачен еще и во второй и в третий раз  в наказание за то, что унцукульцы собрали войско против Шамиля, о  чем будет рассказано ниже.

Саид Игалинский — да помилует его всевышний Аллах! — с товарищами ушел к тому времени в Чечню для сбора войска оттуда. Там он, однако, и умер, как говорят, от яда.

Затем от чеченцев к Шамилю прибыл хаджи Ташав^б) (162) с примерно сорока товарищами. С ними и со своими собственными товарищами Шамиль выступил в сторону селения Чирката, Чиркатинцы выказали Шамилю повиновение, правда, после намерения сразиться с мюридами и таким образом оказать им сопротивление, проявленного было Бисалилавом ⁽¹⁶³⁾ и теми, кто следует за ним: как его сельчанами, так и жителями других мест. Затем мюриды пошли к селению инховцев (инхал), которых Шамиль подверг дрессировке, а затем — к селению Орота ⁽¹⁶⁴⁾.

В Орота произошла перед  этим сильная смута. Главой оротинских мюридов являлся тогда Аликул Хусайн ⁽¹⁶⁵⁾, а главой мунапиков — Дибирхаджияв. Там было убито тогда около двенадцати мунапиков и около восьми мюридов. Поэтому Шамиль примерно с сотней

^а) А — «до возвращения Шамиля в Ашильта». 
^б) А — приписка; «В главе о начале сбора войска Шамилем будет сказано, что хаджи Ташав [родом] из Эндирея. Вдумайся (от его сына)».

[57]

товарищей направился к оротинцам. Навстречу Шамилю вышли, чтобы пригласить его в Орота, хаджи Нурмухаммад  Оротинский и еще один мужчина. Шамиль спросил их: «Сможете ли вы вдвоем провести нас в селение?» Они ответили: «Да» — и тогда мюриды пошли. Оротинцы сразу подчинились Шамилю, кроме засевших в замке — Дибирхаджиява и его последователей. Мюриды поэтому сразились перед замком с ними, а также — с теми хунзахскими мунапиками, которые выступили для оказания помощи своим оротинским друзьям и стояли за пределами селения. Затем в темноте проклятый Дибирхаджияв и те, кто был вместе с ним, убежали в Хунзах (Авар). Спасся он при этом переодевшись в женскую одежду ⁽¹⁶⁶⁾.

Затем мюриды остановились в селении Харахи (хирик) ⁽¹⁶⁷⁾ и тут на них напали: полки хунзахцев с одной стороны, андийцев — с другой, а также технуцальцы (тихнусалал) ⁽¹⁶⁸⁾ и чеберлойцы (джарбилал) ⁽¹⁶⁹⁾. Шамиль со своей группой атаковал тогда хунзахцев, а чеченцы ⁽¹⁷⁰⁾ и их предводитель Газияв Андийский напали на андийцев. Все они были обращены в бегство под ударами мюридов и рассеялись. Из числа их удалось *после того^а) проявить враждебность по отношению к Шамилю только хунзахцам.

Затем они, то есть воины  Шамиля и он сам, подойдя со стороны  харахинцев, остановились в садах  унцукульцев с топорами в руках. Шамиль пригрозил унцукульцам порубить их деревья, и тогда они сдались  ему ⁽¹⁷¹⁾. Шамиль назначил над ними наибом и одновременно кадием ученого Сурхая из Коло (Кулуви) ⁽¹⁷²⁾.

Глава о битве с андалальцами и хунзахцами в Гоцатле

[1836 г.]

Шамиль со своими муртазиками выступил против буцринцев (буцун) ⁽¹⁷³⁾. Те сразились с Шамилем и не позволили ему войти в Буцра. Шамиль остановился тогда в Оркачи (уркач) ⁽¹⁷⁴⁾ у Муртазаласул Мухаммада ⁽¹⁷⁵⁾.

Они посовещались между собой. Те, кто прибыл вместе с Шамилем, захотели было вернуться в родные места, но он отказался, сказав: «Мы  не имеем права вернуться назад, подобно собаке, которую мельник  отогнал от мельницы». После этого  Шамиль повел своих товарищей  через Гоцатль к мосту кородинцев (карал). Оттуда мюриды увели стадо  коров, принадлежавших кородинцам и