Подходы к трактовке лексического значения слова

Проблема  ментальных моделей разносторонне  обсуждается в работах П. Джонсон-Лэрда [Johnson-Laird 1983; 1993], указывающего, что современная  трактовка этого понятия идет от книги Кеннета Крепка "Природа  объяснения", опубликованной еще  в 1943 г., где сказано, что люди переводят  внешние события во внутренние модели и рассуждают посредством манипулирования  этими символическими репрезентациями. В работе [Johnson-Laird 1993] говорится, что  ментальная модель может быть определена как некоторое знание в долговременной или кратковременной памяти, структура  которого соответствует структуре  репрезентируемой ситуации; наши модели должны интегрировать информацию от всех сенсорных систем и от общего знания о том, что возможно в окружающем нас мире; при этом ментальные модели являются внутренними символами-, особый вид моделей представляют собой  образы.

Как указывает  П. Джонсон-Лэрд, нам кажется, что  мы воспринимаем мир прямо, непосредственно, а не его репрезентацию. Но это  феноменологическая иллюзия, поскольку  то, что мы воспринимаем, зависит  и от окружающего мира, и от того, что есть в нашей голове — от того, что эволюция "встроила" в нашу нервную систему и что  мы знаем в результате опыта, т.е. границы наших моделей определяются границами нашего мира [Johnson-Laird 1993: 470-471]. Добавим к этому важнейшую  роль взаимодействия комплекса внешних  и внутренних факторов.

Проблема  взаимоотношения языковых и энциклопедических  знаний, непосредственно связанная  с ситуационным подходом и с образом  мира, активно обсуждается с различных  позиций представителями разных наук. Например, Дж. Тейлор [Taylor 1995a] указывает  на существование двух подходов к  трактовке значения. Один из таких  подходов разграничивает чисто языковой компонент значения и неязыковое энциклопедическое знание, при этом из самого признания автономности языковой способности вытекает противоположение языкового и концептуального  знания знанию энциклопедическому. Согласно второму подходу, значение слова  является изначально и в большой  мере энциклопедичным [Op. cit.: 281-282].

В качестве таких подходов в книге [Taylor 1995a] и  более подробно в статье [Taylor 1995b] сопоставляются: сетевая модель, предложенная Р. Лангакером [Langacker, 1988], и двухуровневая  модель, разработанная М. Бирвишем [Bierwisch 1981; Bierwisch & Lang 1989; Bierwisch & Schreuder 1992]. P. Лангакер исходит из того, что лексические  единицы (особенно частотные) являются полисемантичными, т.е. имеют ряд  взаимосвязанных значений (отсюда вытекает использование термина "сетевая  модель"). Каждое из принятых значений характеризуется "энциклопедически", т.е. как относящееся к одной  или более когнитивным областям (domains) — структурам знаний разных степеней сложности и детализированности. В отличие от этого, М. Бирвиш проводит четкое разграничение между чисто  языковым значением слова и той  интерпретацией, которую слово может  получать по отношению к концептуальному  знанию (термин "двухуровневый" относится  именно к этому разграничению  лексико-семантического уровня значения и неязыкового, концептуального  уровня интерпретации). С точки зрения этой модели полисемия трактуется как  следствие различных интерпретаций  единой семантической репрезентации. По мнению Р. Лангакера, с позиций "энциклопедического" подхода к проблеме значения слова  нельзя провести никаких принципиальных различий между "языковой семантикой" и "энциклопедическим знанием". Значение равнозначно концептуализации. Слово получает его семантическую  ценность через соотнесение его  с некоторым "профилем" имеющейся  базы. Под профилем понимается та концептуальная сущность* к которой относится  слово, а под базой — контекст, необходимый для концептуализации этого профиля. Так, слова радиус и гипотенуза обозначают сегменты линии, однако они не синонимичны, поскольку  радиус в качестве базы предполагает понятие круга, а гипотенуза —  понятие треугольника. Без знания о кругах и прямоугольных треугольниках семантическая ценность названных слов окажется пустой.

Дж. Тейлор подчеркивает, что в эмпирических исследованиях необходимо различать  уровень абстракции, на котором значения слов хранятся в памяти говорящего, и уровень, на котором говорящие  осуществляют доступ к значению слова  в процессах продуцирования и  понимания речи [Op. cit.: 283]: ситуативность  в этих случаях различается.

Аналогично, но с других позиций, по поводу взаимоотношения  языковых и энциклопедических знаний высказывается Л. Барсалоу [Ваг-salou 1992a]. Он приводит наглядные примеры того, как знание значения слова, признаков, прототипов и т.д. оказывается недостаточным  для понимания ситуации, прогнозирования  её дальнейшего развития, действий человека в этой ситуации11, уточняя, что концептуализация той или  иной категории в каждом отдельном  случае включает только небольшую часть  полного знания, увязываемого с этой категорией в долговременной памяти, а активная часть знания варьируется  от случая к случаю [Op. cit.: 155].

К проблеме соотношения языковых и энциклопедических  знаний мы вернемся в главе 5 (см. также  обзор: [Кузнецов 1992]).

Попытки тем  или иным образом корректировать трактовку значения с учетом его  включенности в более широкий  контекст ситуации, действия, деятельности, дискурса особенно активизировались в  последние годы, что побуждает  остановиться на некоторых публикациях  последних лет.

4.3. Некоторые новые  тенденции в трактовке  значения слова

Уточним, что  речь идет прежде всего о привлекающих внимание исследователей спорных вопросах, решение которых может оказать  влияние на пересмотр некоторых  постулатов, казавшихся незыблемыми  в течение долгого времени. К  их числу можно отнести оправданность/недостаточность  опоры на идею "семантического треугольника" при трактовке значения как достояния  индивида, вариативность/устойчивость значе-

11 Например, если кто-то увидел, что по животу  его собаки передвигается блоха,  то недостаточно просто правильно  отнести этот объект к некоторой  категории, требуется знать о  том, как можно успешно избавляться  от блох. Л. Барсалоу детально  обсуждает этот пример, показывая,  что без соответствующих знаний  человек оказывается относительно  беспомощным в своем взаимодействии  с окружающим его миром.

ния, соотношение  между значением и интеллектуальными  возможностями человека, взаимоотношение  между субъективным и объективным  в составе значения и многие другие вопросы, к которым нам еще  предстоит возвращаться в главах 5 и 6.

4.3.1. Критика идеи "семантического  треугольника"

Соотношение между словом, предметом окружающего  мира и понятием давно волнует  ученых, перерастая в последние годы в еще более сложную проблему взаимоотношения между языковыми  и энциклопедическими знаниями, концептуальными  и семантическими единицами и  т.д. Динамику трактовки этой проблематики можно проследить на различных способах геометрического изображения того, что по мнению тех или иных ученых лежит за словом у пользующегося  им человека. Следует отметить, что  неудовлетворенность классическим "семантическим треугольником" высказывается учеными разной теоретической  ориентации.

Так, при  рассмотрении проблем лексической  семантики русского языка Эндре  Лендваи [1998: 26-27] указывает, что "треугольник  значения" Ч.К. Огдена и И.А. Ричардса [Ogden & Richards 1923]12 дает упрощенную геометрическую интерпретацию соотношения между  знаком, понятием и предметом. Вместо этого автор обсуждает "трапецию значения" как соотношение между  знаком, значением, понятием и предметом; при этом делается попытка учесть, что конвенциональная цепочка звуков или букв (знак-стимул) вызывает в  сознании13 носителя языка некоторое  ментальное изображение (образ) предмета, набор существенных признаков класса однородных предметов (понятие) и связанное  с ними значение (денотативное, сигнификативное  и прагматическое). Тем не менее  Э. Лендваи сам подчеркивает, что  значение трактуется как сугубо лингвистический  феномен (выход за эти рамки не предусматривается).

Ученик Ж. Пиаже Жерар Верньо [1995] подходит к обсуждению эпистемологического  треугольника14 с позиций интегративной  теории репрезентации15 которая основывается на трактовке познавательного аппарата индивида как набора его умений и  знаний. Умения рассматри-

12 См. обсуждение  этой модели в книге [Эко  1998: 48-59].

13  Необходимо  помнить, что речь в таких  случаях должна идти о разных  степенях осознаваемости с превалированием  неосознаваемого уровня, на котором  индивидом в той или иной  мере учитываются многоступенчатые  выводные знания и переживания.

14  Эпистемология  (в когнитивном подходе) — теория  знания [Баранов, Добровольский 1996: 202].

15   В  оригинале статья Ж.  Верньо  называется    "Vers une théorie intégrée de  la représentation". Отображенный в  названии публикации этой работы  на русском языке перевод слова  representation    как "представление"  является неудачным, поскольку  речь в данном случае идет  не о форме мышления из ряда "образ— представление — понятие", а о теоретической трактовке  процессов, связанных с оперированием  такими формами. Здесь и далее  в подобных случаях используется  транслитерированный термин "репрезентация", который исключает двойственность  понимания русскоязычного термина.

ваются как  относящиеся не только к объектам, но и к классам ситуа-цищ они  выражаются в деятельности индивида, протекающей во времени. В противовес теории когнитивных процессов (по мнению Ж. Верньо, "шизофренически" разграничивающей знания процедурного и декларативного типов без установления связи  между ними), автор использует понятие  схемы как инвариантной организации  поведения в качестве теоретического понятия, увязывающего умения и знания (т.е. знания процедурного и декларативного типов). Следует особо подчеркнуть, что в трактовке Ж. Верньо схема  не является стереотипом: это динамическое функциональное единство, состоящее  из целей, антиципации и промежуточных  целей, правил действия, операторных, инвариантов, необходимых для принятия и использования  подходящей информации; возможностей делать выводы в ситуации. Операторные  инварианты включают понятия-в-действии, посредством которых выявляется релевантная информация, и теоремы-в-действии, обеспечивающие применение необходимых  правил действия и антиципации. Такая  трактовка противостоит примитивному пониманию схемы как ригидного  образования, упорядочивающего исключительно  знание декларативного типа (заметим, что именно из такого понимания схемы  исходят авторы, резко критикующие  сторонников схемного подхода и  тем самым изначально "оглупляющие" своих оппонентов).

Схемы в  трактовке Ж. Верньо связаны с  ситуациями и могут быть распространены     на     перцептивно-действенное     поведение,     языковое/речевое  поведение, интерактивное поведение  и т.д., а когнитивное развитие по сути представляет собой рост и  прогрессивную организацию, усложнение и разграничение огромного репертуара схем, на фоне которых некоторое  понятие приобретает смысл через  разнообразие ситуаций и когнитивных  задач, которые приходится анализировать  и классифицировать. Отсюда Ж. Верньо выводит понятие концептуального  поля как набора ситуаций, трактовка  которых содержит тесно связанные  схемы и понятия.

Выражение понятий-в-действии и теорем-в-действии через слова и высказывания предполагает четкую идентификацию объектов и  предикатов, при которой проявляется  функциональная значимость репрезентации. С этих позиций Ж.Верньо указывает  на недостаточность существующих теорий репрезентации и критикует идею "треугольника", замкнутость которого возможна только при полном отсутствии разногласий в отношении объекта  в представлениях различных индивидов  или одного индивида в разные моменты  времени.

Еще более  фундаментальными доводами, заставляющими  отбросить идею треугольника и заменить ее более сложной схемой, Ж. Верньо считает следующие три соображения. Во-первых, двойственность реальности, которая предстает как ансамбль ситуаций и ансамбль объектов, приводит к двойственности самой репрезентации, функционирующей одновременно и  как побудитель и результат действия, и как ансамбль выражаемых знаний (предложений и текстов). Для преодоления  такой когнитивной двойственности необходимо наличие операторных  инвариантов, играющих роль механизма анализа ситуаций и вывода умозаключений, т.е. понятий-в-действии и теорем-в-действии (согласно этой концепции представления /понятия формируются в действии и для действия, а действие организовано через схемы и увязано прежде всего с ситуациями, но не с объектами). Во-вторых, выражение представлений и понятий языковыми средствами не исчерпывает богатства знаний и операторных инвариантов. Говорящий полагает, что он точно выразил свое намерение, однако он пользуется тем, что понимает он сам, но так же поступает и слушатель сообщения (высказывание передает только часть того, что входило в намерение говорящего, и только часть того, что будет восстановлено слушающим). В-третьих, объекты мысли могут не быть непосредственно идентифицируемыми в восприятии.

Делая вывод, что концептуализация скорее всего  происходит и из действия, и из языка, Ж. Верньо вместо идеи треугольника предлагает более сложную диаграмму, которая, по его мнению, все равно остается упрощенной по сравнению с теми сложными процессами, которые она должна была бы отобразить. Эта диаграмма акцентирует  внимание на том, что референция осуществляется через ситуации, связанные со схемами, и через объекты, связанные с  операторными инвариантами, а последние  ведут к обозначаемому и обозначающему.

Семантический треугольник, трапеция и более сложная  диаграмма Ж. Верньо представлены на рис.4.1 ("А", "Б" и "В" соответственно), где в качестве пункта "Г" приводится также "психосемиотический тетраэдр" Ф.Е. Василюка [1993], который будет  обсуждаться ниже. Такое объединение  различающихся моделей в одном  рисунке наглядно демонстрирует динамику обсуждаемых подходов к трактовке того, что стоит за значением слова, и помогает понять, что традиционно используемый треугольник отображает лишь один из возможных способов трактовки рассматриваемой проблемы.

Как отмечает Э. Лендваи [1998], жирные линии между  знаком и понятием, а также между  понятием и предметом (рис.4.1.А) указывают  на непосредственный и причинный  характер названных связей, в то время как обозначенная тонкой линией связь между знаком и предметом  не является прямой, она опосредована понятием, чем подчеркивается незаменимая  роль понятия в функционировании слова. Более удобным Э. Лендваи  считает использование "трапеции значения" (рис.4.1.Б), где значение и понятие представлены раздельно, хотя они образуют органическое единство. Преимущество такого изображения он видит в том, что значение как  сугубо языковой феномен в этой схеме  выступает самостоятельным фактором.