Подходы к трактовке лексического значения слова

Благодаря не только семантической, но и указанной  фонетической корреляции с мотивирующими  словами производные слова обладают ярко выраженными индексальными  признаками, в особенности на высоких  ступенях словообразования, и, как заметила Е.С. Кубрякова, способны выполнять  функции, свойственные заместительно-указательным знакам: дейктическую, анафорическую, препаративную [36, с. 67—68].

Звуковая  организация простых (непроизводных) слов также не является произвольной. В частности, многообразие акцентных  схем на исходной ступени не означает еще произвольности их употребления. Корреляция между семантическими и  акцентными характеристиками слова  выражается уже в том, что «...при  разных значениях одного слова или  в паре омонимов, связанных прямой семантической связью, выступает  одна и та же акцентуация» [27, с. 101]. Следовательно, как в случае полисемии, так я  в случае омонимии единство акцентуации  указывает на определенное семантическое  единство. И, что особенно важно, сам  тип акцентуации связан с лексическим  значением слова, в том числе  и непроизводного, а именно «...акцентуация  слова определяется его основным значением... Например, слова стол, ёрш  сохраняют флексионное ударение и в значениях неисчисляемого типа (соответственно „диета", „определенный  напиток"); слово сыр сохраняет  наоснόвное ударение ед. числа и в значении „определенного вида кусок сыра"» [27, с. 95—96]. Зависимость акцентуации от категориальной отнесенности основного значения слова, отражая отношения семантической производности, связывающие лексико-семантические варианты многозначного слова в целостное иерархически организованное единство, исключает произвольность акцентной структуры слова (как производного, так и непроизводного).

Фонематическая  структура непроизводного слова, даже если оно совпадает в своих  звуковых границах с корневой морфемой, тоже не является произвольной. Она  отражает как степень синтаксической самостоятельности и закрепленности слова за определенной фразовой позицией, так и морфологическую структуру  полнозначного слова, характерную  для данного языка вообще и  для данной части речи в частности. Иными словами, функционирование сегментных единиц, прежде всего согласных, в  той или иной позиции корневого  слова зависит от соотношения  значащих единиц (морфемы, слова, предложения-высказывания) и вскрывает потенциальную валентность  корня и слова в данном языке. В позициях потенциального словесного стыка, потенциального морфемного стыка  и внутри морфемы, в краевых и  внутренних позициях высказывания согласные распределяются по-разному. Имеется диаграммное соответствие между консонантной структурой простого (корневого) слова и канонической морфологической структурой слова в данном языке. Таким образом, простое слово, выступая в качестве производящего и мотивирующего по отношению к производным однокорневым словам, само оказывается системно мотивированным, производным в своей фонетической организации, которая характеризует его как составной элемент системы [15].

Последнее в равной мере относится и к  значению простого слова, также коррелирующему со значениями однокорневых производных  слов. Очевидно, например, что нейтральность, немаркированность значения олова  дом по признаку размера устанавливается  путем соотнесенности с производными словами, имеющими уменьшительное или  увеличительное значение: домик, домишко, домище, домина и т. п. Принимая во внимание парадигматические и синтагматические связи простого слова, трудно согласиться  с утверждением об отсутствии смысловой  референции простого слова с «миром слов» [37, с. 90]. В своих структурных  аспектах (синтагматическом и парадигматическом) значение любого слова — как производного, так и непроизводного — является системно мотивированным. Следовательно, и в плане выражения, и в  плане содержания простое слово  связано со своими дериватами. Налицо не односторонняя — от простого слова к производному, а обоюдная связь между простыми и производными словами и соответственно структурное  ограничение произвольности простого слова в обоих планах.

9. Как член  определенной языковой системы  любое слово — и простое,  и производное — содержит в  своей звуковой стороне индексальные  признаки, которые отсылают его  именно к данному языку1 и  к данному классу слов, объединенных  общими функциионально-семантическими  и грамматическими свойствами. Индексальные  признаки, в свою очередь, неотделимы  от иконических признаков диаграммного  характера, отражающих тесное  взаимодействие двух планов членораздельности  в системе языка в целом  и на лексическом уровне в  частности. В результате звуковая  сторона слова как члена языковой  системы совмещает в себе наряду  с символическими признаками  признаки иконические и индексальные, а это ограничивает ее произвольность (ср. [4, с. 115]).

---------------------

1 На это  неоднократно указывал Н. С.  Трубецкой, считавший «рамочными»  фонологическими единицами значащие  единицы языка — морфему и  слово: «В каждом языке фонемы  сочетаются по специфическим  для данного языка законам» [28, с. 274, см. также с. 279, 284].

--------------------

В свете  указанных выше данных признание  того факта, что «произвольность  знака и произвольность связи  знака и означаемого ...по-разному  реализуются в языках различных  типов» [7, с. 135], ставит под сомнение как "исходный тезис о произвольности знака, ибо тип произвольности оказывается  системно мотивированным, так и определение  звуковой стороны морфемы и слова  в качестве системнонейтрального свойства. Определяя язык как систему знаков, т.е. «...материальных предметов (звуков), наделенных свойством обозначать что-то, существующее вне их самих» [7, с. 10], В. М. Солнцев вместе с тем считает, что «...системообразующие свойства и морфем и слов (формирующие соответственно и систему морфем и систему  слов) определяются их значениями, но не звучаниями, поскольку язык является вторичной материальной, или знаковой, системой. Звуковая сторона и морфем и слов и ее особенности являются в принципе системно-нейтральными по отношению к образуемым ими системам. И морфема и слово как двусторонние единицы языка являются тем, чем  они являются, именно благодаря своим  значениям» [7, с. 191]. Принять определение  материально-субстанциональных свойств  языковых знако как системно-нейтральных  значит согласиться с исключением  из понятия системы ее субстанции. Этому, помимо общетеоретических соображений, высказанных Г.П. Мельниковым [38], мешает ряд обстоятельств. Во-первых, материальная природа языкового знака отнюдь не безразлична, ибо она связана  с самой сущностью языка как  социального явления [40]. В этом смысле звуковая материя языковых знаков является системообразующим свойством. Во-вторых, звуковая сторона морфемы и слова  может быть образована только звуковыми  средствами данного языка. Их инвентарь  и способ комбинирования в той  или другой степени сопряжен со структурой данной языковой системы как целостности. В-третьих, звуковая сторона морфем и слов регулируется синтагматическими  и парадигматическими отношениями  в рамках соответствующего уровня. Отсюда мотивированность отношений  между означающими [3, с. 37]. В-четвертых, звуковая сторона морфем и слов зависит  от особенностей конститутивных отношений  между значащими единицами различных  рангов в данном языке, т.е. от соотношения  друг с другом морфемы, слова и  предложения, от способности морфемы  составить потенциальный минимум  слова, а слова — потенциальный  минимум высказывания, от того, насколько  разграничены знаменательные и служебные  слова и морфемы. Соответственно и фонемы конституируют морфему  не как некий автономный элемент, а как составную часть словесного целого, обладающего определенными  синтаксическими функциями и  значением. В-пятых, звуковая сторона  морфем и слов вполне определенным и специфическим для каждого языка способом соотнесена с их значениями. Иначе звучания вряд ли могли бы указывать на определенные значения.

Звучания  и значения существуют в тесной взаимосвязи  друг с другом. Между ними имеется  определенное соответствие. Категориальный характер этого соответствия и его  регулярность говорят о единстве звуковой формы и формы содержания двусто-ронних языковых единиц. И слова  различных классов, и морфемы  различных типов, раз-личаясь по своему значению, различаются и в  звуковом отношении. И хотя в единстве звучания и значения двусторонних единиц языка, как и в любом другом единстве формы и содержания, содержательной стороне принадлежит ведущая  роль, морфема и слово «являются  тем, чем они являются», благодаря  не только своим значениям, но и своим  звучаниям, а точнее, благодаря единству значения и звучания, проявля-ющемуся  в соотнесенности семантической  структурации с фонетической.

                ЛИТЕРАТУРА

1. Моррис Ч. У.  Основания теории знаков.— В  кн.: Семиотика. М., 1983.

2. Панфилов В.3. Гносеологические  аспекты философских проблем  языкознания. М., 1982.

3. Гамкрелидзе Т.  В. К проблеме «произвольности»  языкового знака.— ВЯ, 1972, № 6.

-------------------------------

Источник: Вопросы  языкознания. 1986. № 5. С. 55-65.