– Вот сволочи!

     – Не смейся. Это важная проблема. Когда  нет обрезания, получается смегма… канцерогены… Когда есть обрезание, смегма не получается. И тогда не бывает рак шейки матки. Знаешь шейку матки?

     –Ну допустим… Ориентировочно…

     – Статистика показывает, когда нет  обрезания, чаще рак шейки матки. А в Израиле нет совсем" (СП 1, 257)… 

     Иначе показаны в "Компромиссе" эстонцы. Доктор Михкель Теппе и театральный  портной Вольдемар Сильд, секретарь райкома Лийвак и корреспондент районной молодежной газеты Эви Саксон, аспирантка  Тийна  Кару  и  генерал  КГБ  Порк,  капитан  Пауль  Руди-Рютти и инструктор ЦК Ваня Труль – в каждом из образов автор подчеркивает черты, присущие именно жителям республики.

     "Захожу  [в кабинет доктора Теппе]. Эстонец лет шестидесяти делает перед раскрытой форточкой гимнастику.

     Эстонцев  я отличаю сразу же и безошибочно. Ничего крикливого, размашистого в  облике. Неизменный галстук и складка  на брюках. Бедноватая линия подбородка и спокойное выражение глаз. Да и какой русский будет делать тебе гимнастику в одиночестве" (СП 1, 199-200)…

     Тийна Кару, прочитав "Технологию секса", предлагает главному герою "потренироваться", чтобы впоследствии наладить отношения с мужем. "Подчеркиваю, все это говорилось без тени кокетства, на эстонский манер, основательно и деловито" (СП 1, 262).

     Во  всех эстонцах автор замечает не просто что-то приятное, но и, как правило, то, чего лишен главный герой: аккуратность, сдержанность, умеренность, вежливость, спокойствие. Не будет преувеличением сказать, что автор не только любуется красотами эстонской природы, маленьких городов (каждый из которых он ласково, почти любовно называет "интимным"), но и людьми, населяющими всю эту волшебную красоту, людьми, которые словно являются частью этой сказки. 

     Заканчивая  разговор о "Компромиссе", заметим, что автор не только (по сложившейся  традиции) описывает всех героев, симпатичны они ему или нет, с улыбкой; он не просто глазами главного героя подмечает комичные детали окружающего мира и проходящих мимо людей, но и иногда просто хочет рассмешить читателя, вызвать его улыбку забавной историей. О "хроническом неудачнике" Вале Чмутове, ставшем жертвой сломавшейся лампочки, и собаке, случайно забредшей в студию и залаявшей при включенном микрофоне. О дважды потерянной золотой челюсти начальника вспомогательного цеха Мироненко. Об ответсеке Авдееве, повесившем в своем кабинете портрет собственного отца в роли Ленина. О Фиме Быковере, вымывшем коровью тушу песком и щелочью  ("Вы  говорили –  мой  щчательно,  я  и  мыл  щчательно"  –  СП 1, 307). О фиктивно повесившемся мужике, напугавшем до смерти старуху-соседку и жену. Наконец, многочисленные истории, происходившие с Эриком Бушем.

     Например, когда Довлатов с Бушем пошли устраиваться на работу в котельную, желая побыть с простым народом и вкусить радость физического труда, натыкаются на "довольно своеобразную публику". Это буддист Олежка, последователь школы "дзен", ищущий успокоения в монастыре собственного духа. Живописец Худ, представляющий левое крыло мирового авангарда своим циклом "Мертвые истины" (рисующий "преимущественно тару – ящики, банки, чехлы"). Наконец, старший диспетчер Цурикова, скромный исследователь политональных наложений у Бриттена. После чего Буш, выскочив на улицу, разражается гневным монологом:

     "–  Это не котельная! Это, извини  меня, какая-то Сорбонна!.. Я мечтал  погрузиться в гущу народной  жизни. Окрепнуть морально и  физически. Припасть к живительным  истокам… А тут?! Какие-то дзенбуддисты с метафизиками! Какие-то блядские политональные наложения" (СП 1, 285)!..

     "Однажды  Буш поздно ночью шел через  Кадриорг. К нему подошли трое. Один из них мрачно выговорил:

     – Дай закурить", – на что Буш  не протянул сигареты, не убежал, наконец, не ударил первым, что, по мнению автора, должен был бы сделать нормальный человек, а сказал:

     "–  Что значит – дай? Разве  мы пили с вами на брудершафт?!

     Уж  лучше бы он заговорил стихами. Его  могли бы принять за опасного сумасшедшего. А так Буша до полусмерти избили. Наверное, хулиганов взбесило таинственное слово – «брудершафт».

     Теряя сознание, Буш шептал:

     – Ликуйте смерды! Зрю на ваших лицах  грубое торжество плоти" (СП 1, 273)!.. 

     "…Что же вынудило меня шесть лет спустя написать: «В этой повести нет ангелов и злодеев… Нет грешников и праведников нет…»?

     И вообще, что мы за люди такие?" (СП 1, 191)

 

Глава четвертая

Америка. Успех. "Иностранка" 

     "К  этому времени я уже года  полтора был натурализованным  американцем. Жил, в основном, на литературные заработки. Книги мои издавались в хороших переводах…

     Рецензенты  мною восхищались…

     Литературный  агент говорил мне:

     – Напиши об Америке. Возьми какой-нибудь сюжет из американской жизни. Ведь ты живешь здесь много лет.

     Он  заблуждался. Я жил не в Америке. Я жил в русской колонии. Какие уж тут американские сюжеты" (СП 3, 49-50)! 

     "Иностранка" представляет особенный интерес  по многим причинам. Это первый  опубликованный сборник Сергея  Довлатова, события которого, в  основном, происходят в Соединенных  Штатах.

     Героем  сборника является не контролер штрафного изолятора, не журналист, не экскурсовод, не "литературный неудачник", не "анкермен", ведущий   радиостанции   "Третья волна",  –  не  один  из  многочисленных alter ego автора под фамилией Алиханов-Далматов-Довлатов, а женщина, Маруся Татарович, эмигрировавшая в Штаты по неизвестным даже ей самой причинам.

     Именно  в "Иностранке" можно видеть, какого мастерства достиг  Довлатов,  "принципиальный  и  последовательный минималист" ⁴⁶, стараясь при небольшом объеме текста выразить многое: "Каждый из врасплох застигнутых персонажей Довлатова умудряется в паре-другой реплик высказать свою суть, и неважно, сложный это человек или примитивный, умеет он говорить или мычит что-то неудобосказуемое. На тех крохотных подмостках, которые подводит под него Довлатов, он раскрывает себя до дна под безжалостным ланцетом Довлатовской иронии. И не только себя" ⁴⁷!

     Кроме  того, рассказы, составляющие "Иностранку", еще раз подтверждают, что сборники Довлатова, хотя и "составляют цельное  впечатление", "рассказы, выброшенные за пределы сборника, в отдельных публикациях" отнюдь не "теряют свой вкус и блеск" ⁴⁸. Подтверждение тому – многократные публикации в журналах, альманахах и т.п. ⁴⁹ Это, кстати, и дает повод "Иностранку" (по аналогии с другими книгами Довлатова) называть не повестью, а сборником рассказов.

     Наконец (и это для нас является наиболее важным), главным действующим лицом "Иностранки" является даже не Маруся, а…  юмор. Данный сборник – одна из немногих книг, почти совсем лишенных особенного довлатовского трагизма, который автор считал столь же необходимым для хорошего произведения, как и комические вкрапления. Автор как будто забывает о том, что нужно иногда – по его же собственным убеждениям – обращать внимание и на грустное. В "Иностранке" в поле зрения писателя не попадает почти ничего, что способно вызвать у читателя грусть, задуматься над бренностью бытия или другими вечными вопросами.

     Юмор  выходит на первый план, когда Довлатов рассказывает о русской колонии  в Нью-Йорке, о третьей волне  эмиграции (причины, побудившие покинуть родину каждого из героев, – комичны), об Америке и американцах – белых и цветных, о евреях, о диссидентстве, о бизнесе и многом, многом другом. 

     "Уезжали  писатели, художники, артисты, музыканты…

     Уехал скульптор Неизвестный, дабы осуществить в Америке грандиозный проект «Древо жизни». Уехал Савка Крамаров, одержимый внезапно прорезавшимся религиозным чувством. Уехал гениальный Боря Сичкин, пытаясь избежать тюрьмы за левые концерты. Уехал диссидентствующий поэт Купершток, в одном из стихотворений гордо заявивший:

 

     …Причем уезжали не только евреи. Уезжали русские, грузины, молдаване,   латыши" (СП 3, 30).

     "Третья  волна" эмиграции стала одной  из основных тем американского  творчества Довлатова. В "Филиале" и "Невидимой газете", "Марше одиноких" и рассказах последних лет говорится об американской жизни. Правда, в основном об американской жизни эмигрантов. Довлатовская Америка – не пятьдесят штатов, занимающие бóльшую   часть   материка,   а   несколько   районов   Нью-Йорка, иногда –           Лос-Анджелес и небольшой дачный поселок, вероятно, тоже в окрестностях Нью-Йорка. Собственно американцев, будь то белозубые улыбающиеся бизнесмены или чернокожие подростки "с транзисторами", здесь почти нет. Не эти американцы привлекают автора, не ими он любуется на улицах вокруг своего дома и на страницах собственных произведений.

     Сергея  Довлатова интересует жизнь русской  еврейской колонии; писателя волнует  судьба его соотечественников, так же, как и он, потерявших родину, оказавшихся, как и он, в совершенно незнакомой   среде.   Эти   люди   пытаются   начать   новую   жизнь.   "В эмиграции было что-то нереальное. Что-то, напоминающее идею загробной жизни. То есть можно было попытаться начать все сначала. Избавиться от бремени прошлого" (СП 3, 30). Поначалу всем эмигрантам приходится нелегко. Необходимо справляться с трудностями, преодолевать многие препятствия. Здесь, за границей, человек может кардинально измениться, поменять мировоззрение, образ жизни, словно родиться заново. Америка, как когда-то – зона, накладывает отпечаток на всех, кто попал в нее. Кем бы человек ни был на родине – здесь он наверняка станет другим. "В критических обстоятельствах люди меняются. Меняются к лучшему или к худшему.  От  лучшего к худшему и наоборот"  (СП  1,  58).   В   зоне лекторы    общества    "Знание"    становились    стукачами,    боксеры-тяжеловесы – лагерными "дуньками", инструкторы физкультуры – завзятыми наркоманами, а студенты-филологи – контролерами штрафного изолятора. В Америке преподаватели марксизма, кандидаты наук начинали водить такси, режиссеры – торговать недвижимостью, массовики-затейники становились религиозными деятелями. "Все это напоминает идею переселения душ. Только время я бы заменил пространством. Пространством меняющихся обстоятельств" (СП 1, 58).

     В зоне (и в "Зоне") героям помогает выстоять многое – сила воли, нравственные устои, нежелание задумываться над  происходящим, глубокая погруженность  в себя. В Америке (и на примере "Иностранки" это видно лучше всего) героям помогает выжить, встать на ноги и начать новую жизнь чувство юмора. Даже если человек не имеет малейшего понятия о том, что такое смешное, насколько оно важно, в произведении Довлатова поступки  этого  героя  будут  исполнены  комизма,  герой  будет постоянно совершать  и  говорить  какие-то  несуразности,  способные  вызвать  улыбку  у читателя. 

     Говоря  о жизни русской колонии, Довлатов абсолютно несерьезен. Все видимое  и слышимое вызывает у него смех. Наверное, писателя больше всего забавляет тот факт, что Америка "существует. То, что это – реальность"   (СП   1,   81).   То,  что многим бывшим советским гражданам – в том числе и самому Довлатову – удалось стать американцами, удалось найти свое место в этом новом, таком непривычном и вместе с тем таком знакомом мире. 

     Жизнь Сто восьмой улицы, "центральной  магистрали", на которой находится "шесть кирпичных зданий вокруг супермаркета", протянувшихся "от железнодорожного полотна до синагоги" и "населенных преимущественно русскими", – зеркало всей эмигрантской жизни. Можно много говорить о том, насколько на самом деле похожа эта улица со всеми ее жители на Ришельевскую, Молдаванку или, может быть, 40-летия взятия Крыма где-то в небольшом местечке в российской глубинке. Несмотря на перемену места, уезжавшие постарались прихватить с собой как можно больше. И перенесли на благодатную почву Нью-Йорка не только немногочисленные пожитки, но и свои богатые традиции.

     Эти люди живут теперь в одном из самых  крупных и красочных городов мира, но в них по-прежнему сильны привычки, появившиеся за долгие годы жизни на родине. Наверное, поэтому эмигранты не разъезжаются по разным районам, а предпочитают селиться поближе друг к другу.

     Как  бы  ни  сложились отношения  между жителями колонии, все они – одна большая семья. Здесь сплетничают обо всем и про всех. Здесь всем до всего есть дело. Здесь ни один вопрос не может быть решен без общественного мнения. "Если вас интересуют свежие новости, постойте возле русского магазина… Это наш клуб. Наш форум. Наша ассамблея. Наше информационное агентство.

     Здесь можно навести любую справку… Обсудить… Нанять… Приобрести… Познакомиться…