Творчество Довлатова

     Короче, здесь известно все. И обо всех" (СП 3, 63-64).

     Все события, происходящие в жизни каждого  из жителей, становятся предметом разговоров. Рождение внука Пивоварова, покупка катера компанией таксистов, издание новой книги писателя   Довлатова – все становится предметом обсуждения. А иногда и осуждения, особенно если речь идет о чужих взаимоотношениях. Так, история о том, как "Маруся  Татарович   не   выдержала   и   полюбила   латиноамериканца   Рафаэля", вызвала бурную реакцию в сердцах многих (СП 3, 7). Кто-то восхищается ею, кто-то завидует, кто-то презирает, но всем без исключения есть до этого дело.

     Все вопросы – от мировых проблем до бытовых трений – решаются сообща, на "эмигрантских сборищах". Здесь составляется общественное мнение, от которого зависят очень многие. Если, допустим, на концерт "кремлевского жаворонка" (как его именуют русские американские газеты) Бронислава Разудалова захочет пойти кто-то из эмигрантов, на него потом могут посмотреть косо. Не исключено, что тут же заподозрят в пособничестве КГБ и "мировому коммунизму" в целом. В любом случае нужно иметь достаточно силы воли, чтобы игнорировать общественное мнение.

     Как бы то ни было, жизнь в колонии  складывается гармонично. Явных конфликтов нет. Все крупные торжества (в "Иностранке" – день рождения Маруси, ее свадьба с Рафаэлем) проходят шумно, при участии множества эмигрантов, как и положено в большой семье.

     Отношения с коренными американцами, т.е. с  теми, кто является гражданином США  хотя бы во втором поколении и хорошо говорит       по-английски, выстраиваются у русских эмигрантов тоже весьма комично. "К  американцам  мы  испытываем  сложное  чувство" (СП 3, 7). И хотя многие (как Марусина сестра, Лора) понимают, что "если русские вечно страдают и жалуются, то американцы устроены по-другому. Большинство из них – принципиальные оптимисты", – все равно русские относятся к американцам немного свысока (СП 3, 37). "Мы их жалеем, как неразумных детей. Однако то и дело повторяем:

     «Мне сказал один американец…»

     Мы  произносим эту фразу с интонацией решающего, убийственного аргумента. Например:

     «Мне сказал один американец, что никотин приносит вред здоровью»" (СП 3, 8)!

     У самих колонистов довольно сложно с  определением национальности. В Союзе, конечно, была пятая графа и соответствующая  строчка в паспорте, но здесь, в  Америке, с национальным самоопределением царит полный хаос. С одной стороны, все приехали из Советского Союза, а значит, родным языком для них является русский. С другой – большинство приехало, как это уже отмечалось ранее, "доказав   наличие   в   себе   еврейской   крови", а значит, являлось евреями          (СП 3, 30). Хотя очень немногие говорили на идиш и вообще имели хоть какое-то представление о еврейской культуре или, скажем, примыкали к иудаизму. Наконец, эмигранты жили в Нью-Йорке, в Соединенных Штатах Америки, у многих уже было американское гражданство, а значит, и национальность их была – "американцы". Что, как известно, означает чуть ли не "граждане мира", столько разных народностей внесло свой вклад в образование этой новой и свободной нации.

     Одно  можно сказать с уверенностью – здесь, в Америке, национальный вопрос не стоял вообще или хотя бы не стоял столь остро, как на родине. Это там зять Цехновицер мог бы стать трагедией семьи Татаровичей, а здесь… здесь даже в клане латиноамериканцев Гонзалесов есть Арон Гонзалес. "Этого не избежать" (СП 3, 98). Здесь началась новая жизнь, и важными стали совсем другие вещи.

     В "Иностранке" есть много примеров того, как эмигранты начинали свое дело. Интересно понаблюдать, какой  путь проделал каждый из героев от своей  прежней профессии к нынешней, чего каждый из них добился, и что, быть может, потерял. 

     Лева  Баранов, Еселевский и Перцович –  местные водители такси. Они вместе решают вопросы, связанные с работой (покупают ланчонет,   затем   меняют   его   на   катер),   вместе   покупают   Марусе в  подарок  телевизор.  Когда-то  Баранов  был   художником-молотовистом, рисовал "министра с лицом квалифицированного рабочего", после смерти которого, не осилив внешности зажиточного крестьянина и оперного певца, занялся абстракционизмом ("абстрактным цинизмом"), после чего уехал  и  избрал  один  из  наиболее  вероятных  путей  для             эмигранта-новичка – сел за баранку (СП 3, 8).

     Другое  дело  –  Еселевский.  История  этого  преподавателя марксизма  из Киева – первая в числе политических. Герой постепенно разочаровывается в советской власти, не хотевшей его выпускать из страны, затем – в марксизме-ленинизме, затем – в эмигрантских газетах, а затем… Нет, затем не последовало разочарование в жизни. Такое не было бы характерно для Америки. Финал истории более оптимистичен: бывший преподаватель, без пяти минут доктор наук стал водителем такси.

     "Что  касается Перцовича, то он и  в Москве был шофером. Таким  образом, в жизни его мало  что изменилось. Правда, зарабатывать  он стал гораздо больше. Да  и такси здесь у него было  собственное" (СП 3, 9)…

     Все трое – скромные работяги, на дне рождения Маруси они присутствуют "в качестве народа", хотя и преподносят сообща чуть ли не самый дорогой подарок – телевизор.

     В Америке каждый из них нашел свое место, каждый доволен своей жизнью, тем более, что они уже не молоды (Перцовичу, например, шестьдесят четыре года). Перцович и Еселевский еще пытаются ухаживать за Марусей, преподнося ей подарки в меру собственной фантазии и щедрости, а Лева Баранов попросту предлагает отдавать Мусе сотню в неделю, тем более, что, как он сам говорит, "лет двадцать пять назад я колебался между женщинами и алкоголем. С этим покончено. В упорной борьбе победил алкоголь" (СП 3, 48). 

     Есть  среди жителей Сто восьмой  улицы и представители других ветвей предпринимательства. "Ефим Г. Друкер, издатель" – типичный представитель русского американского бизнеса. Этот человек полон прекрасных идей, каждая из которых, скорее всего, невыполнима, а если и воплощается, то обязательно как-нибудь не по-человечески (вспомним хотя бы роман "Еврей Зюсс" с фамилией автора на обложке – ФейхтваГНер). Издательство "Русская книга", изначально задуманное с целью вернуть читателю стихи Олейникова и Хармса, прозу Добычина, Агеева, Комаровского, занимается японской эротикой и непристойными арабскими сказками.

     По  всему становится понятно, что Друкер – абсолютно не приспособленный к американским условиям человек. Он пренебрегает советом Барышникова записаться на курсы массажистов. Он проматывает деньги, участвуя в конференциях. Друкер пытается расплачиваться злополучным "Зюссом" с кредиторами и обменивать его на колбасу. Герой не может даже как следует овладеть английским языком – по сравнению с ним попугай Лоло, произносящий всего два слова – "шит" и "фак", – виртуоз. Три года публицист Зарецкий пытается изловить горе-издателя, не выполнившего своих обещаний.

     Несмотря  на все это, Фима Друкер – "воплощение русской культуры"  (СП  3,  70).  Он призывает  к  объединению  эмиграции  на   почве   русской   культуры.   "Филологи   его   любили   за   эрудицию  и бескорыстие", да и вообще, "все, кроме жены, его любили" (СП 3, 10-11). 

     Хозяин  фотоателье Евсей Рубинчик – тоже не очень удачливый коммерсант. Десятый  год он выплачивает долги. Рубинчик вынужден отказывать себе и близким  в любых излишествах (а иногда и в самом необходимом), чтобы  купить современную технику и оставить сыну прибыльный бизнес. Евсей не покупает жене, десятый год мечтающей побывать в кино, мутоновую шубу.

     На  день  рождения  Марусе  Татарович  он  преподносит        "мани-ордер" (то бишь почтовый денежный перевод) на    загадочную          сумму – 38 долларов 64 цента (вспоминается фраза из "Невидимой газеты": "круглая сума – это всегда подозрительно. А в шестнадцати тысячах ощущается строгий расчет" – СП 2, 113).

     И все же его считают "представителем деловых кругов". Правда, со временем с Рубинчиком происходят какие-то изменения (очевидно, ему надоедает такой образ жизни), и он решает вместо новой техники купить эрдельтерьера. Скорее всего, врожденная русская сентиментальность взяла верх над приобретенной американской практичностью. 

     Совсем  другое дело – Зяма Пивоваров. Это  наиболее гармоничный образ. "Зяма соответствует деликатесной лавке, как Наполеон – Аустерлицу. Среди  деликатесов Зяма так же органичен, как Моцарт на премьере «Волшебной флейты»" (СП 3, 11-12). В отличие от Друкера и Рубинчика, Пивоваров – настоящий предприниматель. В Союзе он был юристом, но здесь не гнушался и черной работы, а потому вскоре смог сделать если не головокружительную карьеру, то уж добиться прочного и уверенного   положения. "Многие в нашем районе – его должники", – констатирует рассказчик (СП 3, 12). Герой не молод (у магазина говорят о том, что у Пивоварова родился внук Бенджи), но посвящает делу все свои силы – "трудился Зяма чуть ли не круглые сутки" (СП 3, 11). У него даже нет нормальной  машины,  и  по делам  герой  ездит  на       "рефрижератор-траке".

     Его подход к жизни практичен, в этом он, можно сказать, стал полнокровным американцем. Даже о Марусе Татарович, предмете воздыханий всего мужского населения Сто восьмой, он рассуждает как настоящий бизнесмен:

     "–  Не пропадать же дефицитному  товару" (СП 3, 66)…

     Пивоваров беззаветно предан профессии. Та же Маруся ассоциируется у него со свежими  булочками. Заметим: на день рождения и  на свадьбу главной героини Зяма дарит тележку с различными деликатесами. Да и как иначе – герой уверен, что он дает людям самое главное – насущный хлеб, без которого не прожить. Как не обходятся без самого Пивоварова многочисленные свадьбы, дни рождения и тому подобные мероприятия, проводимые в эмигрантском кругу.

       На примере Пивоварова можно  видеть, как Америка дает возможность  каждому человеку найти себя  в этом мире, найти дело по  душе, полностью ему отдаться  и испытывать при этом настоящее  наслаждение. Не будет преувеличением  сказать, что Пивоваров – эмигрантское воплощение американской мечты. "Это было поразительное редкостное единение мечты с действительностью. Поразительная адекватность желаний и возможностей. Недосягаемое тождество усилий и результатов" (СП 3, 11)… Недосягаемое – для других, но не для Зямы, владельца магазина деликатесов "Днепр". 

     Если  к предпринимателям, успешным и не очень, рассказчик относится с восхищением, сочувствием или жалостью, то общественные деятели всех видов вызывают у  автора другие чувства. Собственно, в "Иностранке" можно найти трех героев, не занятых непосредственным зарабатыванием на жизнь, при этом принимающих самое живое участие в судьбах колонии.

     Вообще  интересно посмотреть, как Довлатов в "Иностранке" относится к  общественным и религиозным деятелям. Сам писатель "вполне равнодушен к любым идеологемам, любому фанатизму" ⁵⁰. Довлатов преклоняется перед чужими верованиями, чтит людей, боровшихся против тоталитаризма. Сами по себе вера и диссидентство вызывают у Сергея Довлатова глубокое уважение, тем более что сам он долгое время был далек от религии, а для диссидентства, по его собственному выражению, было слишком мало сил и воли. Однако чужие убеждения священны, когда они искренни.

     Когда же вера в Бога превращается в доходный бизнес, а борьба с тоталитарной системой со временем переходит в борьбу со всем и со всеми, об уважении не может быть и речи. Подобные люди ничего не могут вызвать у Довлатова, кроме усмешки. В его понимании, как и в понимании любого нормального работающего человека (а тем более в Америке), это шарлатаны и тунеядцы, которые тем более противны и смешны, чем больше они стараются создать видимость того, насколько значима их деятельность. 

     Загадочный  религиозный деятель Лемкус когда-то был   массовиком-затейником. Писал  стихотворные инструкции для автолюбителей, кантаты, посвященные 60-летию вооруженных сил СССР, цирковые репризы. Уехал Лемкус в результате политических гонений, начавшихся   из-за кошмарной нелепости. История о том, как он попал в опалу, якобы уронив  себе  на голову во время собственного выступления пудовый мешок, – одна из самых комичных в сборнике. В Америке Григорий Лемкус достаточно быстро сориентировался и понял, что и здесь можно прожить, не особенно напрягаясь и мозоля руки. И здесь есть свои источники "сравнительно честного" получения средств. Так "таинственный общественный" деятель стал "загадочным религиозным".

     "Он  стал набожным и печальным.  То и дело шептал, опуская глаза:

     – Если Господу будет угодно, Фира приготовит на обед телятину…

     В нашем районе его упорно считают  мошенником", – не преминул заметить автор (СП 3, 15).

     И действительно, внезапно прорезавшееся  религиозное чувство Лемкуса внушает мало доверия. По всему понятно, что герой старается постоянно быть в образе, ведь его вера – его бизнес, и своими проповедями он зарабатывает на жизнь. "Лемкус, голосуя на собрании баптистов, вывихнул плечо" (СП 3, 91).

     Однако пройдоху не скроешь ни за какой маской. На день рождения Маруси загадочный религиозный деятель пришел "без приглашения, но с детьми", а вместо подарка "одарил ее своим благословением" (СП 3, 70).