Вхождение Закавказья в состав Российской империи

     Его политика объединения была сурова и  нередко жестока. Перед методами Шамиль не останавливался – это следует помнить тем, кто рисует его в идеалистических красках, как, например, Р. М. Магомедов и др. Через две недели после своего избрания имамом Шамиль приказал доставить в Ашильту казну, сокровища, оружие, доставшиеся Гамзат-беку от Паху-бике, чем он фактически объявлял о своей верховной власти в Аварии. Единственный прямой наследник аварской ханской власти – 11-летний Булач-хан – был по приказу Шамиля сброшен в реку.

     Война с русскими шла с переменным успехом, но к концу 1843 года Шамиль стал на время  полным господином Дагестана и Чечни. Последняя была разделена на восемь округов – наибств, которыми управляли его наместники – наибы, а количество войск под командованием Шамиля в самые удачные для него времена достигало 60 тысяч человек. Ближайшими помощниками наибов были наиболее верные Шамилю слуги – мюриды. Они составляли и его личную охрану. Верховное управление находилось в руках духовенства. Всю подконтрольную ему территорию Шамиль пытался заставить жить по исламским законам шариата, который прямо противопоставлялся старинным горским обычаям.

     В 1834 году русский генерал Клюге фон Клюгенау разбил Шамиля, взяв резиденцию имама – аул Гоцатль. Шамиль отступил в Северный Дагестан. В столицу летели реляции о полном разгроме горцев, активные военные действия прекратились. Но Шамиль воспользовался затишьем, чтобы собраться с силами и укрепить свою власть и влияние среди горцев.

     Все 1835 и 1836 годы прошли в бесполезных  переговорах с горцами. Шамиль, принявший  титул имама, упрочивал тем временем свою власть над дагестанскими племенами. Главный свой оплот он устроил  на почти отвесной скале близ слияния  Андийского и Аварского Койсу, названной им Ахульго, что по-арабски значит «прибежище». Влияние его возрастало с каждым днем.

     Однако  перемирие длилось недолго, и  война продолжилась. Потерпев новое  поражение в 1837-м году, Шамиль заключил перемирие с русскими и выдал  заложников. Но уже через год имам поднял восстание, добился ощутимых успехов и сумел закрепить  их.

     Стремясь  сплотить многочисленные народы Северного  Кавказа, Шамиль создал имамат – централизованное военно-теократическое государство, в  котором ему принадлежала светская и духовная власть. Шамиль установил  по-настоящему жесткое, порою жестокое (велась война!) правление. Вся жизнь  в имамате строилась на законах  шариата. Были запрещены вино, табак, музыка, танцы. Была создана довольно сильная и боеспособная армия, которой  удавалось наносить поражения русским  частям.

     Власть  держалась на вере и насилии, постоянным спутником Шамиля был палач, которому всегда хватало работы. Своеволие  чеченцев Шамиля раздражало точно так  же, как и русских. Есть немало весьма негативных высказываний имама в  отношении чеченцев. Ведя переговоры с русскими, Шамиль неоднократно давал  им понять, что в их собственных  интересах дать ему возможность  «стреножить» непокорный Кавказ и чеченцев, в частности.

     В отличие от других горских народов  царизм в Чечне не находил объекта  для переговоров, лидеров и социальных структур, которые могли бы гарантировать  выполнение каких-либо соглашений. Когда  такие лидеры на Кавказе появлялись, российская власть непременно пыталась с ними договориться и перетянуть на свою сторону. Классический тому пример отношения с легендарным Шамилем.

     Упрощенный  и примитивный взгляд на Шамиля, который сегодня бытует в среде  некоторых современных кавказских, и в частности чеченских, националистов  – «он решил отдать жизнь за свободу народа в борьбе против русских  колонизаторов», весьма далек от истины. В 1836 году Шамиль писал генералу Клюки  фон Клюгенау, командовавшему русскими войсками в Дагестане: «Пока я нахожусь в живых, вы найдете во мне усердного и неспособного на измены слугу русского правительства». Единственное условие было такое: «Я прошу Вас об одном: не мешайте нам драться между собою. Храбрейший из нас, конечно, останется победителем, необузданные смирятся, власть и порядок восторжествуют, и тогда будет, божьей помощью, общее спокойствие». Конечно, в обещаниях Шамиля быть «верным слугой российского правительства» в разгар «священной войны против неверных» была изрядная доля дипломатического плутовства, но сама по себе мысль «обуздать» горцев вполне совпадала с желанием государя императора.

     Были  близки и методы. Много позже Шамиль признавался: «Я употреблял против горцев жестокие меры: много людей убито  по моему приказанию... Бил я шатоевцев, и андийцев, и талбутинцев, и ичкерийцев; но я бил их не за преданность русским - вы знаете, что тогда они ее не выказывали, а за их скверную натуру, склонную к грабительству и разбоям... И вы будете их бить за ту же склонность, которую им очень трудно оставить. Потому я не стыжусь своих дел и не боюсь дать за них ответ Богу». С годами эта позиция Шамиля только укрепилась, он считал, что управляет «народом скверным, разбойниками, которые только тогда сделают что-нибудь доброе, когда увидят, что над их головами висит шашка, уже срубившая несколько голов». «Если бы я поступал иначе, - заключает Шамиль, - я должен был бы дать ответ Богу, и он меня бы наказал за то, что я не наказывал свой народ».

     1837 год ознаменовался двумя событиями.  В мае месяце барон Розен  предписал генералу Фези предпринять экспедицию на Ахульго. Фези овладел аулами Тилитль, Ашильдой и всем ахульгинским районом. Однако недостаток продовольствия и угроза сообщениям побудили его очистить занятый район. Вся эта экспедиция принесла русским в общем больше вреда, чем пользы, ибо Шамиль (хоть и выразивший на словах покорность) стал теперь убеждать горцев, что Аллах ему сопутствует и русские не в состоянии с ним что-либо поделать. Будь в то время на Кавказе сколько-нибудь проницательные военачальники, опыт этой экспедиции пошел бы им впрок и армия была бы избавлена в дальнейшем от многих безрезультатных, а то и прямо неудачных походов.

     В сентябре Кавказ посетил Император  Николай II. Он остался недоволен общим состоянием края, брожением умов в Дагестане, разбоем в татарских ханствах и отсутствием связи между укреплениями на Сунже. Розен был смещен, и на его место назначен генерал Головин. Новый главнокомандующий обратил свое внимание сперва на правый фланг Кавказской линии — Черноморское побережье и Закубанье, где основаны укрепления Новотроицкое и Михайловское. В 1838 году основан Новороссийск, проведена Военно-Грузинская дорога из Тифлиса через Кавказский хребет на Владикавказ, и этот последний соединен с Моздоком линией кордонов.

     В следующем, 1839 году была предпринята  широкая операция по всему фронту. На правом фланге десантный отряд генерала Раевского возвел ряд укреплений на Черноморском побережье. На левом фланге действовали Дагестанский отряд самого Головина и Чеченский — графа Граббе. 20 апреля отряд генерала Головина после упорного боя занял Аргуань (наши потери — 650 человек, горцев перебито до 2000). Затем оба отряда, соединившись, осадили 12 июня Ахульго — и 22 августа, пятым по счету кровопролитным штурмом, оплот Шамиля перешел в наши руки. У нас было 7000 бойцов при 17 орудиях. Горцев засело в Ахульго свыше 5000. Наиболее доступный склон горы, на который и была поведена атака, имел 50 саженей высоты при крутизне свыше 50 градусов. Штурмы 29 июня, 4-го и 16 июля не удались (на этом последнем у нас убыло 875 человек, в том числе 52 офицера).

     15 августа сын Шамиля Джэмалэтдин был передан русским. Однако генерал Граббе 17 августа предъявил Шамилю ультиматум: если имам лично не явится к нему, то на следующий же день начнется штурм. Как отмечает очевидец, Гаджи-Али, Шамиль, опасаясь измены, отказался и решил защищаться.

     Штурм 17 августа почти удался, но резервов не было, и наша потеря в этой четвертой  безрезультатной попытке составила 557 человек. Наконец решительным  приступом 22-го числа мы овладели этим орлиным гнездом. Горцев в этот день было убито свыше тысячи, в плен взято 900. Потери русских войск составили 544 человека, а за всю осаду до 2500 человек. С горстью преданных  мюридов Шамиль бежал в горы.

     Успех в Петербурге встретили с ликованием. Граббе уверял Николая I в полном «усмирении» Кавказа и окончательной гибели мюридизма, а самого Шамиля называл «бесприютным и бессильным бродягой, голова которого стоит не более 100 червонцев».

     Дагестан  казался усмиренным. Ничто не предвещало той бури, что должна была разразиться  через несколько месяцев.

     На 1840 год генерал Головин предполагал  продвинуть правый фланг Кавказской линии на реку Лабу, а пространство между этой рекой и Верхней  Кубанью заселить казаками. Но горцы  предупредили этот маневр. В последних  числах февраля вспыхнуло поголовное восстание всех лезгинских и черкесских племен. Скопища горцев овладели после отчаянной защиты фортом Лазаревым и укреплениями Николаевским, Вельяминовским и Михайловским. Михайловское укрепление занимало 400 тенгинцев и линейцев 5-го батальона под начальством штабс-капитана Лико. Горсть героев три дня отбивала 11000 черкесов. Когда лавина горцев все-таки ворвалась в укрепление, рядовой Тенгинского полка Архип Осипов взорвал его на воздух с остатками гарнизона и победителями. Имя героя навсегда осталось в списках полка и вызывалось с тех пор на перекличке.

     Шамиль  поднял Чечню, где население было озлоблено сбором податей. 11 июля произошел  жестокий бой у Валерика (воспет Лермонтовым). Шамиль, разбитый при Валерике генералом Фрейтагом, засел в горах — и туда к нему бежала вся Малая Чечня. Оттуда имам пытался пробраться в северный Дагестан, но был отражен полковником Клюки фон Клюгенау с апшеронцами. Тогда Шамиль обратился на Аварию и осенью разгромил ее. Дерзкие набеги горцев до самого Терека продолжались до поздней зимы.

     В Петербурге встревожились таким  оборотом дел, и на Кавказ была направлена 14-я пехотная дивизия (из состава V корпуса). Весь 1841 год продолжались волнения в Аварии, правитель которой Хаджи-Мурат  перешел к Шамилю. Операции в Чечне  велись с переменным успехом. В 1842 году 20 февраля нами взят был аул Гергебиль. Шамиль пытался проникнуть в южный  Дагестан, но при Рычи путь ему преградил Ширванский полк. Князь Аргутинский-Долгорукий окончательно восстановил здесь порядок.

     Однако  пятидневный (с 30 мая по 4 июня) поход  отряда Граббе – 10000 человек при 24 орудиях и огромных обозах – на Дарго, резиденцию Шамиля в Чечне, закончился полной неудачей с потерей 60 офицеров, 1700 нижних чинов и 1 орудия. Горная местность совершенно не благоприятствовала действиям крупных масс войск и их обозов. В августе месяце заволновались и те племена, что до сих пор оставались в стороне от движения. Зимой с 1842 года на 1843 год горцы предпринимали набеги до Кизляра и даже до Ставрополя. В результате всех этих неудач генерал Головин был заменен генералом Нейдгардтом. Воинственный дух в Петербурге сильно упал, и военный министр князь Чернышев исходатайствовал Высочайшее повеление в 1843 году экспедиций не производить. Однако горцы стали настолько дерзки, что генерал Нейдгардт вынужден был уже весной предпринять ряд экспедиций.

     В конце августа Шамиль нанес ряд  поражений русским отрядам в  Чечне и овладел несколькими  укреплениями (с 27 августа по 21 сентября мы лишились 55 офицеров, 1562 нижних чинов  из общего числа 6000 и потеряли 12 орудий). 3 ноября Шамиль овладел Гергебилем, где горсть храбрецов повторила  подвиг Архипа Осипова в Михайловском укреплении. Гергебиль занимало 3 роты (350 человек Тифлисского полка, державшихся десять дней против 10000 неприятелей). Укрепление взорвали юнкер Чаевский, унтер-офицер Неверов и рядовой Семенов. Связь между северным и южным Дагестаном была нарушена. Весь Восточный Кавказ вспыхнул как порох.

     Авария  была потеряна. Занимавший ее отряд  полковника Пассека успел выступить из Хунзаха, но был блокирован в Зирянах, где геройски отбивался целый месяц — с 18 ноября по 17 декабря. Отряд генерала Гурко был 8 ноября заперт в Темир-Хан-Шуре. На выручку Темир-Хан-Шуры пошел Клюки фон Клюгенау. 14 декабря он деблокировал Гурко — и оба русские отряда, соединившись, выручили Пассека.

     В начале 1844 года на Кавказ прибыли 13-я  и 15-я пехотные дивизии и маршевые батальоны 16-й, 17-й и 18-й. Здесь собрался весь V корпус генерала Лидерса и часть VI-го. Вместе с линейными батальонами и казаками численность наших войск была доведена до 150000. Весной 1844 года предложено было укрепиться на Аварском Койсу и, обратившись на Чечню, разгромить Дарго, а на Дагестан произвести диверсию. Эта последняя была возложена на Пассека, разгромившего 3 июля у Гилли Кибит Магому – одного из виднейших наибов Дагестана.

     Переход на сторону Шамиля елисуйского хана Даниель-бека несколько задержала главные силы русских, заставив их предварительно разгромить Елису 21 июня. При Елису в русских войсках было около 3000 человек (эриванцы, тифлисцы, нижегородские драгуны). Батальон Тифлисского полка замялся было на штурме под сильным огнем. Командовавший батальоном капитан Карягин крикнул: «Егеря, стыдно! Ко мне!» В ответ ему загремело «ура», и завал, казавшийся неприступным, мгновенно был взят. Русские войска потеряли 13 офицеров и 341 нижний чин.

     После этого дела главные силы двинулись  в Андию двумя большими отрядами: генерал Гурко — на Чечню, генерал Лидере — на Дагестан. Шамиль избегал боя и «изматывал» русские войска, завлекая их в горы и нарушая их сообщения. Довести всю экспедицию до конца не удалось. Нейдгардт объяснял причины следующим образом: «Чем больше войск, тем больше затруднений и медленности», — доносил он Государю. Однако пример несчастного движения графа Граббе в Ичкерию в 1842 году с непомерным отрядом остался напрасным, и даже на Акушу двигали целый корпус.