А. В. Колчак

НА РАСПУТЬЕ

Ухудшение положения в армии  и флоте, снижение их боеспособности напрямую были связаны с состоянием тыла. Недостаточная подготовка России к войне, шаги по наверстыванию упущенного далеко не всегда давали должные результаты. Шаг за шагом промышленность, а  также транспорт, работавший с перегрузкой, финансовая система не выдерживали  возраставших требований войны и  приходили в расстройство. Ухудшался  жизненный уровень масс. Углублялись  социальные противоречия. Отсутствие действенных демократических институтов, государственных органов, способных  в какой-то мере примирять противоречивые, конфликтующие стороны, взаимная неуступчивость низов и верхов привели к социальному  взрыву. Стихийные выступления рабочих  в Петрограде, начавшиеся в конце  февраля 1917 г., и распространявшиеся по другим городам, охватывавшие и солдат, переросли в вооруженные столкновения, вылились в мощную демократическую  революцию. В результате 2 марта Николай II отрекся от престола. Монархия пала. Возникший еще до того Временный  комитет Государственной думы с  согласия исполкома Петроградского совета рабочих депутатов сформировал  Временное правительство, к которому и перешла власть.

Февральская революция подняла  Россию на дыбы. Ситуация в стране, на фронте, на флотах, включая Черноморский, коренным образом изменилась, причём преимущественно в худшую сторону. В стране под воздействием стихии и анархистских, большевистских и  левосоциалистических течений нарастали  дестабилизация, развал по всем направлениям и хаос. Все это остро сказалось  и на военно-морских силах, даже на относительно благополучном Черноморском флоте. Дисциплина расшатывалась, чему в огромной степени способствовал  так называемый "Приказ № 1" Петроградского "совдепа", содержавший требование передачи власти в войсках и на флоте самочинно возникавшим  солдатским комитетам и советам, фактически сковывавшим действия командного состава. Все чаще солдаты и матросы  не выполняли приказы, дезертировали. Сильнейшему анархо-большевистскому  влиянию подвергся Балтийский флот. В начале несколько иным было положение  на Черноморском флоте. В нем, как  и всюду, усилилась разнородная  партийно-политическая деятельность. Весьма интенсивно росла и стала  многотысячной организация социалистов-революционеров. Имелась и организация РСДРП. До апреля она была объединенной. Затем  большевики из нее вышли, но их самостоятельная  организация была пока малочисленной  и влияние ее было крайне ограничено. Поэтому и в выборных органах  долго господствовали эсеры и  меньшевики. Лидером был меньшевик  Н. Л. Канторович, ладивший с командованием.

Дисциплина и влияние комсостава во флоте первое время сохранялись. И в этом была прежде всего заслуга  Колчака. Ему впервые пришлось столкнуться  с политическими проблемами, включиться в политическую борьбу, учиться ее азам.

А. В. Колчак пытался освоиться в  новой ситуации, старался не выпускать  бразды правления флотом из своих  рук. Но уже в это время, а в  дальнейшем особенно, проявилась не только его не предрасположенность к  политической деятельности, но полная неподготовленность к ней, тем более, к тем ее требованиям, которые  возникали в 1917 году. Это признавал  он сам, подчеркивая, что ни в кругу  знакомых, ни среди сослуживцев политикой  никогда не занимался. Вся его  среда была далекой от этой сферы  человеческой деятельности. "В вопросах политического и социального  порядка, сколько я припоминаю, у  меня вообще никаких воспоминаний не осталось".

В литературе с давних пор поднимается  вопрос о политических убеждениях Колчака. Обычно отмечается, что он был в  плену монархических воззрений  и устремлений, причем его взгляды  в этом не претерпевали изменений. Авторы спешат окрестить его законченным  и последовательным монархистом. Все  было не так просто. Колчак впоследствии пытался дать самооценку своих взглядов на государственное устройство России. На допросах в Иркутске говорил: "Я  относился к монархии, как к  существующему факту, не критикуя и  не вдаваясь в вопросы по существу об изменениях строя". На прямой вопрос, был ли он до революции 1917 г. монархистом, Колчак ответил откровенно и точно: "Я был монархистом и нисколько  не уклоняюсь... Я не могу сказать, что  монархия — это единственная форма, которую я признаю. Я считал себя монархистом и не мог считать  себя республиканцем, потому что тогда  такового не существовало в природе. До революции 1917 года я считал себя монархистом". Итак, как офицер, давший присягу императору, Колчак воспринимал  монархию в России как факт. Но он не был монархистом того круга, представители  которого иного политического строя, кроме монархии, не воспринимали. Он мог воспринять и республиканский  строй, в том случае, если он, по его  мнению, мог иметь позитивное значение для России, для ее блага.

А. В. Колчак далеко не всегда был удовлетворен монархическими порядками в стране, действиями царского правительства, военных  ведомств. Он говорил, что положительно оценивал появление Государственной  думы, активно соучаствовал в ее работе, т. е. вполне воспринимал конституционную  монархию. И это действительно  было так. Колчак не сразу, но принял свержение  монархии, нарождавшийся республиканский  строй. Объяснял он это так: "Когда  совершился переворот, я получил  извещение о событиях в Петрограде и о переходе власти к Государственной думе непосредственно от Родзянко, который телеграфировал мне об этом. Этот факт я приветствовал всецело. Для меня было ясно, как и раньше, что то правительство, которое существовало предшествующие месяцы, — Протопопов и т. д., — не в состоянии справиться с задачей ведения войны, и я вначале приветствовал самый факт выступления Государственной думы как высшей правительственной власти...

Я приветствовал перемену правительства, считая, что власть будет принадлежать людям, в политической честности  которых я не сомневался, которых  знал, и поэтому мог отнестись  только сочувственно к тому, что  они приступили к власти. Затем, когда  последовал факт отречения государя, ясно было, что уже монархия наша пала, и возвращения назад не будет. Я об этом получил сообщение в  Черном море, принял присягу вступившему  тогда первому нашему Временному правительству. Присягу я принял по совести, считая это правительство  как единственное правительство, которое  необходимо было при тех обстоятельствах  признать, и первым присягу эту  принял. Я считал себя совершенно свободным  от всяких обязательств по отношению  к монархии, и после совершившегося переворота стал на точку зрения, на которой я стоял всегда, — что  я, в конце концов, служил не той  или иной форме правительства, а  служу родине своей, которую ставлю выше всего, и считаю необходимым  признать то правительство, которое  объявило себя тогда во главе российской власти. ...Для меня было ясно, что  монархия не в состоянии довести  эту войну до конца, и должна быть какая-то другая форма правления, которая  может закончить эту войну".

Так что А. В. Колчак воспринимал  и республиканское правление, считал восстановление монархии практически  уже невозможным. Определение будущего строя России Колчак связывал в это  время, как и в дальнейшем, с  созывом Учредительного (Национального) собрания.

А. В. Колчак стал получать телеграфные  вести о революционных событиях в Петрограде из Морского Генштаба с 27 февраля. Они гласили о выступлениях рабочих, бунтах в столичном гарнизоне, захвате власти в городе восставшими. Эти телеграммы А. В. Колчак получал  в пути, когда он шел с двумя  миноносцами по вызову главнокомандующего Кавказским фронтом Великого князя  Николая Николаевича. 1 марта командующий  флотом получил телеграмму от морского министра И. К. Григоровича, в которой  сообщалось, что в Питере удается  восстановить порядок. Министр оптимистически сообщал: "Характер событий совершенно исключает какую бы то ни было внешнюю  опасность, и надо думать, что принятыми  мерами страна избежит сильных потрясений внутри". По получении телеграммы И. К. Григоровича Колчак сразу же отплыл из Батума (Батуми) в Севастополь. Еще до прибытия туда Колчак получил  упоминавшуюся уже телеграмму от председателя Государственной думы М. В. Родзянко, в которой говорилось об образовании Комитета Государственной  думы, взявшего на себя восстановление порядка. Родзянко призывал Черноморский флот соблюдать спокойствие, продолжать боевую работу.

2 марта Колчаку стало известно  об образовании Временного правительства  из разосланной им радиотелеграммы.  Реакция Колчака на все эти  сообщения, телеграммы была неоднозначной.  Первоначально, до полного выяснения  ситуации в центре, он предпринимал  меры к нераспространению информации, даже на время прервал телеграфно-почтовую  связь. По прибытии в Севастополь  Колчак собрал комсостав флота,  огласил полученные известия. Выслушав  мнение подчиненных, дал распоряжение  информировать личный состав  флота строго по инстанции,  а затем издал приказ с изложением  полученных сведений и призывом  к флоту, портам и населению  районов, подчиненных ему, напрячь  все силы для исполнения патриотического  долга — успешного завершения  войны, соблюдения спокойствия.  Реакция же его на радиограмму  Временного правительства была  такой: он телеграфировал в  ставку, что может дать распоряжение  о подчинении флота, частей  и районов новому правительству  только по получении от штаба  Верховного главнокомандующего  соответствующего распоряжения  и просил определенных указаний. То есть, говоря военным языком, Колчак соблюдал уставные положения,  не опережал решений высшего  командования, сохранял субординацию.

Из ставки поступило телеграфное  разъяснение: "Наштаверх сговаривается  с главнокомандующим о том, чтобы  от имени армии принять манифест и присягнуть Михаилу Александровичу, с тем, чтобы Михаил Александрович (младший брат царя. — И. П.) объявил  манифест о том, что он по наступлении  спокойствия в стране созовет  Учредительное собрание". Колчак, солидаризируясь со ставкой, издал 2 марта приказ с требованием непоколебимо выполнять свой долг перед монархией. Он приказал привести войска к присяге  новому монарху, а потом, по получении  новой информации, отменил этот приказ. Опасаясь восстания на судах флота, особенно на тех, которые имели частое общение с берегом, он отдал приказ о выходе в море под предлогом  проведения учебной стрельбы 2-й  бригады линейных кораблей и дивизиона  миноносцев.

Вопреки усилиям Колчака вести  о событиях в Петрограде распространялись слухами, проникали и в местную  печать, становились достоянием гласности. И далеко не в том виде, как  сообщалось командованием флота, кораблей и воинских частей. Стали поступать  столичные газеты, в том числе  социалистические, с призывами к  свержению существующего государственного строя. Брожение среди матросов усиливалось, особенно в связи с приказом о  выходе кораблей в море. 4 марта в  Севастополе начался митинг. Настроение моряков резко менялось, левело. Но основная масса их еще доверяла комсоставу, особенно самому Колчаку. Требовали его прибытия и выступления  на митинге. Колчак решил явиться  на него. Но он предварительно принял меры к ослаблению агитации леваков. Послав в казармы по два представителя от каждой роты, с кораблей, береговых команд и из гарнизона Севастопольской крепости, он стремился и к успокоению моряков, и к формированию специального органа, работающего под его, командующего, влиянием. Приехал А. В. Колчак на митинг на автомобиле. Моряки и солдаты встретили его восторженно, несли на руках. Слушали с огромным вниманием, доверием. А он говорил о необходимости сохранения дисциплины, о продолжении войны до победного конца. Дал информацию о положении в столице. Успех выступления был полный. Взаимопонимание подтверждалось бурными аплодисментами. В ответ на требование участников митинга послать телеграмму приветствия Временному правительству Колчак ответил согласием. Телеграмма была послана.

Таким образом, состоялось признание  и Колчаком, и флотом Временного правительства. На митинге был избран Центральный военный исполнительный комитет (ЦВИК), позднее слившийся  с советом рабочих депутатов  порта. ЦВИК возглавил известный  меньшевик, участник восстания на броненосце "Потемкин" в 1905 г., авторитетный тогда  среди моряков, — Канторович. С  советами, солдатскими и матросскими  комитетами Колчак старался сотрудничать, и это довольно длительное время  получалось у него вполне. С поступлением известий об отказе принять верховную  власть Михаилом Александровичем Колчак пришел, как он отмечал позднее, к  мысли, что с монархией в России, очевидно, покончено. Издав в соответствии с официальным сообщением приказ, он в нем вновь делает упор на сохранение во флоте дисциплины и  порядка. Победа революции стала  фактом, и Колчак принимает его, ждет изменений к лучшему в стране, армии и на флоте. 5 марта он организовал  по случаю победы революции парад  войск. Позднее Колчак присоединился  к предложению о торжественном  перезахоронении останков лейтенанта П.П. Шмидта и активно участвовал в нем.

Несмотря на многочисленные политические перипетии в стране и Черноморье, Колчак последовательно, до конца борется  за сохранение боеспособности флота, всемерно противодействуя разложенческим элементам, тем самым выполняя долг гражданина, патриота своей Родины. И здесь  он проявляет, пожалуй, не свойственную ему прежде гибкость. Это были первые уроки, первые шаги в сфере политической деятельности.

Ни в первые недели после февральской  революции, ни позднее на Черноморском флоте разнузданность матросов, анархиствующих, уголовных элементов среди них  не дошла до той степени, как на Балтике. Колчак тяжело переживал чудовищно  жестокие убийства командующего Балтийским флотом вице-адмирала А. И. Непенина, многих других адмиралов и офицеров. Колчаку  в его работе в советах, комитетах, в массах существенно помогал полковник А. И. Верховский — начальник штаба ударной дивизии, пользовавшийся доверием Временного правительства. Он придерживался умеренно социалистических, демократических взглядов, входил в совет в качестве заместителя (товарища) председателя. Колчак предупреждал моряков, что, учитывая начавшийся развал вооруженных сил России, германское командование вместе с турецким могут активизировать свои действия на море, вырвутся из фактической блокады, что в случае бездействия Черноморского флота, снятия опасности нападения на Босфор и Константинополь противник может бросить крупные сухопутные силы на север и сокрушить Румынию, русские войска на ее территории, что приведет к крайнему ухудшению всей обстановки на фронте. Он внушал подчиненным необходимость не только сохранения боеспособности, но и еще большей активности флота. И в середине марта Колчак под личным командованием, держа адмиральский вымпел на линкоре "Императрица Екатерина", вывел часть флота в море, к турецким берегам.

Принятие мер по защите своего флота, его главной базы, российского  побережья, выходы боевых кораблей к  Босфору, поддержание минных заграждений  в надлежащем виде на протяжении всего  времени и после Февральской  революции, пока Черноморским флотом командовал Колчак, сковывали действия противника. Выходы его кораблей в море, тем  более — операции по-прежнему были исключены. С уходом Колчака с  поста командующего, с июня 1917 г., "все вернулось на круги своя": корабли противника вырвались на оперативный простор и стали  вновь курсировать по Черному  морю, совершать нападения на порты, на корабли, на транспорты и пароходы в море.

В апреле 1917 г. А. В. Колчак был вызван военным министром в Петроград, затем в Псков на совещание  главнокомандующих и командующих  сухопутными и морскими силами. Он выехал туда и пробыл в столице  несколько дней. По приезде явился к министру А. И. Гучкову, которого хорошо знал прежде по работе в Государственной  думе, а незадолго до приезда в  столицу встречался уже как с  министром в Одессе, беседовал  и близко познакомился с ним. На заседании, проводившемся Гучковым, выступали  с докладами, наряду с представителями  сухопутных войск, начальник штаба  Балтийского флота Чернявский и  командующий Черноморским флотом Колчак. Вырисовывалось контрастное положение  этих флотов. На первом из них оно  было очень тяжелым. Флот неудержимо разлагался, выходил из подчинения правительству. Революционность многих матросов нередко выливалась в анархию, уголовщину; самосуды, просто убийства становились чуть ли не повседневными. Сотни заслуженных людей из командного состава были истреблены. В докладе  Колчака речь шла не только о Черноморском флоте, но и о вооруженных силах  страны вообще, содержались предложения  по предупреждению их разложения. Доклад его произвел большое впечатление, запомнился участникам заседания своей логичностью и образностью. Молва давно уже и по справедливости отмечала ораторский талант Колчака.