А. В. Колчак

При внешнем спокойствии в те дни у Колчака в душе бушевала буря, вызванная прежде всего тем, что рушился флот, то дело, которому он служил и в котором добивался  успеха¹⁴. С гибели Черноморского флота началась гибель всего Русского флота!³

Колчак приказал спустить свой флаг командующего и отправил Временному правительству телеграмму об отказе от командования флотом и передаче его Лукину.

Итак, 6 июня 1917 г. оказалось тем  днем, когда А. В. Колчак раз и навсегда был отставлен от Российского  флота, а флот потерял одного из виднейших  адмиралов за всю его историю! О том, что значил уход Колчака, красноречиво свидетельствует тот факт, что, узнав  о нем, командование турецкого флота  решило незамедлительно его использовать. Вице-адмирал В. Сушон бросил мощный быстроходный крейсер "Бреслау" через  протраленный участок в минном заграждении  к российским берегам и практически  беспрепятственно учинил разгром укреплений у устья Дуная, высадил десант, захватил пленных и вернулся на свою базу, пользуясь бестолковщиной, неуправляемостью действий русских кораблей. Новый  командующий Черноморским флотом В. К. Лукин уклонился от личного  руководства операцией и выхода в море. На кораблях, в основном среди  офицеров, предпринимались усилия по возвращению Колчака на флот, велась агитация за это.

По окончании первой мировой  войны немцы оценивали деятельность своего противника — адмирала Колчака  — очень высоко.

А. В. Колчак же очень тяжело переживал  случившееся. Человек талантливый, энергичный и в то же время впечатлительный, нервный, он как личную трагедию воспринял  разрушение флота¹⁴.

Из Севастополя в северную столицу  Колчак ехал в одном поезде с американским вице-адмиралом Дж. Г. Гленноном, который  прибыл в Россию с правительственной  делегацией США для координации  совместных союзнических действий.

Американского адмирала Гленнона интересовало состояние дел Черноморского  флота, оперативные планы, минное дело и отношение ко всему этому  командующего флотом. Но это было лишь прикрытие.

В день отъезда вице-адмирал Гленнон  стал говорить русскому вице-адмиралу, что просит подтвердить его, что  он якобы только что прибыл сюда, хотя Колчак с ним встречался лично  не менее трёх раз в течение  минувших двух недель! Но Гленнон в  присутствии посторонних повел  себя так, словно впервые видел Колчака… Александр Васильевич хотел возмутиться, но американец напомнил Колчаку об отчёте в РГО, предъявив при этом копию, снятую с того отчёта. После  знакомства с бумагами Александр  Васильевич заявил, что не может  вести разговор на научные темы, касающиеся богатств его страны, с  американским вице-адмиралом. Но Гленнон, словно не замечая раздражительности  собеседника, продолжил шантаж: - Господин адмирал, имейте в виду, что материалы  ваших исследований на Севере стали  достоянием Америки, и любая попытка  отказаться от этого усугубит ваше положение, - в глазах русской общественности вы станете предателем. Поэтому с  вашей стороны будет благороднее  принять предложение США о  сотрудничестве.

Колчак в одночасье отчётливо  осознал, что находится в ловушке, из которой ему вряд ли удастся  выбраться.

Немного подумав, он принимает решение  о сотрудничестве с США, даже конкретно  не зная, с какими структурами и  с кем лично станет сотрудничать!

Гленнон, предупреждая вопросы, сказал, что по прибытию в Санкт-Петербург  будет заявлено о том, что американская сторона видит в лице адмирала Колчака человека, способного провести переговоры об оказании России помощи со стороны американского флота. И Колчак отправится в США в  качестве руководителя этой миссии.³

10 июня, прибыв в Петроград и  устроив семью на частной квартире, Колчак явился в министерство. Информацию о том, что в Севастополь  направляется особая комиссия  по расследованию всего случившегося, надежды начальства на то, что  вскоре все должно наладиться, он воспринял скептически и  сказал, что во всяком случае  назад не вернется.

На заседании правительства  А. В. Колчак выступил с докладом. Он охарактеризовал положение флота, тенденции к его развалу. К  изменившемуся в начале мая 1917 г. составу правительства его критическое  отношение усилилось. Он не счел необходимым  это скрывать и выступал с прямыми  и резкими осуждениями. Особое внимание обратил на неспособность правительства  спасти флот как боевую силу. Он, в  сущности, обвинял правительство  в беспомощности, в непринятии должных  мер к сохранению флота и армии.

Доклад, по отзывам, произвел сильное  впечатление. И хотя министры в большинстве  своем не могли согласиться со многими оценками Колчака, отношение  к нему, герою войны, было почтительным. По возвращении комиссии из Севастополя, пришедшей к выводу, что все  действия его там были правомерными, Колчаку предложили вернуться к  командованию флотом. Это предложение  он отверг категорически. Шли дни, недели, а боевой адмирал во время грандиозной  войны, в то время, когда Родина терпела  поражения, оставался не у дел.

Можно предполагать, что правительство  оставляло А. В. Колчака не удел не случайно, а из опасения, что он включится  в активную деятельность против него самого. Колчак оставался не у дел  и в июне, и в июле. Неизвестность, неустроенность для него, человека действия, была мукой. Нужно было искать из сложившегося положения выход.

В Петрограде Колчак получает от руководителей  американской миссии приглашение приехать в Штаты. Официальной её целью  выставляется обмен опытом по минному  делу и борьбе с подводными лодками, а основной и секретной – разработка плана десантной операции в Турцию через Босфор и Дарданеллы. Колчак не возражал, поскольку применения себе в России уже не находил. После  этого руководители американской миссии обратились к Временному правительству  с официальным запросом о его  командировании в США.

Керенскому было на руку предложение  американцев, позволявшее под благовидным  предлогом удалить опального  флотоводца за границу. Колчака направляют в США как эксперта с мировым  именем по минному делу¹⁴.

В начале августа 1917 г. Миссия прибыла  в Лондон. В третьей декаде августа  вся миссия отправилась из Глазго в Галифакс; Колчак пробыл в США  около двух месяцев. И лишь в последний  день ему жестко объяснили цель его  визита в США.

"- Вы, г-н адмирал, должны отчётливо  представлять, что такая честь,  которая оказана вам нами, редко  кому выпадает. Мы вас видим  одним из тех, кто может возглавить  Россию…. Мы считаем, что вы  один из тех, кто может стать  правителем новой России, человеком,  который впоследствии сформирует  демократическое правительство….Вам  придётся позаботиться о русском  золотом запасе, находящемся в  Нижнем Новгороде, в Екатеринбурге  и в Иркутске. Помните, что вам  необходимо будет сформировать  не только органы власти, но  и армию….Надеемся, вам все понятно  из нашего разговора…Далее, чтобы  скрыть реальную сторону вашей  миссии здесь, вы будете действовать  по плану, утвержденному в нашем  Морском министерстве, а затем  возвратитесь в Россию".

На этом встреча А.В. Колчака  с членами Ордена завершилась.

В программу пребывания в США  входило посещение Морской академии, флагмана американского флота линкора "Пенсильвания" и даже приём  у президента США В.Вильсона. После  чего вся миссия убыла в Сан-Франциско³.

В Сан-Франциско Колчаку предложили остаться в США, обещав ему кафедру  минного дела в лучшем военно-морском  колледже и богатую жизнь в  свое удовольствие в коттедже на берегу океана. Колчак сказал "нет". Кругосветным путем он двинулся в Россию.

Время комфорта в поездках и плаваниях  А. В. Колчака кончилось. В Сан-Франциско  довольно долго пришлось ждать парохода. Здесь Колчак получил некоторые  известия об октябрьских событиях, но не придал им серьезного значения. На полученную из России телеграмму с  предложением выставить свою кандидатуру  в Учредительное собрание от партии народной свободы и группы беспартийных по Черноморскому флоту ответил  согласием. Однако его ответная телеграмма опоздала.

Сесть на перегруженный японский пароход "Карио-Мару" удалось с большим  трудом, при помощи государственного секретаря Р. Лансинга и морского ведомства. Примерно через две недели, 8 или 9 ноября 1917 г., члены миссии, кроме  оставшегося в США М. И. Смирнова, прибыли в Йокохаму.

После длительного отрыва от информации о событиях в России на А. В. Колчака  обрушились ошеломляющие сообщения  о свержении Временного правительства  и захвате власти советами, большевиками. Спустя некоторое время было получено известие и о начале переговоров  правительства В. И. Ленина с немецкими  властями в Бресте на предмет заключения мира, который Колчак расценивал, как "полное наше подчинение Германии, полную нашу зависимость от нее и окончательное  уничтожение нашей политической независимости".

Октябрьский большевистский переворот  Колчак встретил с негодованием и  к Советской власти до конца своих  дней был крайне враждебен. Он был  глубоко уверен (в отличие от значительной части военной интеллигенции), что  от Ленина и его партии ничего позитивного  для России и ее народа ждать не приходится.

Эти известия были для Колчака, как  он потом отмечал, "самым тяжелым  ударом, может быть, даже хуже, чем  в Черноморском флоте. Я видел, что  вся работа моей жизни кончилась  именно так, как я этого опасался и против чего я совершенно определенно  всю жизнь работал". В дальнейшем последовало заключение ленинским  правительством Брестского мира, позорнее, кабальнее которого трудно было что-либо представить. Что дело идет к этому, Колчак предвидел. Перед Колчаком встал  острейший вопрос: что же делать, как поступить дальше? В стране утверждается враждебный ему и массе  других людей режим. Связывать служение Родине с большевизмом для него было немыслимо. Наоборот, надо было вступить в борьбу с ним. В этом отношении  Колчак был тверд. Но как и где  начинать эту борьбу — вот в  чем вопрос. Будь Колчак в России во время захвата большевиками власти, он был бы в эту борьбу вовлечен естественным путем, самой исторической ситуацией.

"Обдумав этот вопрос, — отмечает  Колчак, — я пришел к заключению, что мне остается только одно  — продолжать все же войну  как представителю бывшего русского  правительства, которое дало известное  обязательство союзникам. Я занимал  официальное положение, пользовался  его доверием, оно вело эту  войну, и я обязан эту войну  продолжать. Тогда я пошел к  английскому посланнику в Токио  сэру Грину и высказал ему  свою точку зрения на положение,  заявив, что этого правительства  я не признаю и считаю своим  долгом, как один из представителей  бывшего правительства, выполнять  обещание союзникам; что те  обязательства, которые были взяты  Россией по отношению к союзникам,  являются и моими обязательствами.  Я обратился к нему с просьбой  довести до сведения английского  правительства, что я прошу  принять меня в английскую  армию на каких угодно условиях. Я не ставлю никаких условий,  а только прошу дать мне  возможность вести активную борьбу". Два члена миссии — Вуич  и Безуар разделили выбор Колчака,  остальные, по его разрешению, решили вернуться в Россию.

Его предложением, переданным из Токио, заинтересовалось английское правительство. Колчаку через К. Грина было передано, чтобы он подождал решения.

Ждать и томиться в Йокохаме пришлось около двух месяцев. Это были единственные месяцы в жизни Колчака, когда  он не был занят какой-либо активной и конкретной работой.

Колчак проводил время в основном в одиночестве. Характер его всегда был сложным. Но на протяжении лет  в нем происходили существенные изменения. Если ранее знавшие Колчака  указывают на его тягу к общению, обществу, веселости, то впечатления  о встречах с ним в последние  годы пестрят указаниями на впадение его в крайности, включая нервозность, раздражительность, склонность к замкнутости; своих соотечественников в Йокохаме, бежавших от большевиков, он не жаловал, полагая, что они проявили "бессилие", что должны были оставаться на Родине и бороться за ее интересы.

Неожиданно открывшуюся полосу незанятости и ожидания Колчак заполнял чтением китайской литературы по философским и военным проблемам.

"...Война проиграна, но еще  есть время выиграть новую  и будем верить, что в новой  войне Россия возродится, — писал  он. — Революционная демократия  захлебнется в собственной грязи  или ее утопят в ее же  крови. Другой будущности у  нее нет. Нет возрождения нации  помимо войны, и оно мыслимо  только через войну. Будем ждать  новой войны как единственного  светлого будущего".

Колчак — боевой адмирал, вынужденный  уже полгода, в разгар мировой  войны, обретаться где-то около дипломатических  служб и тыловых военных штабов, жаждал непосредственного участия  в горячем деле, в сражениях  и, что уж скрывать, мечтал о новых  подвигах.

В конце декабря 1917 г. А. В. Колчак получил  наконец, сообщение о том, какое  решение принято правительством, военным ведомством Англии по отношению  к нему.

Позднее, в автобиографии, А. В. Колчак о своей попытке определиться на английскую службу, ее мотивах писал: "Я оставил Америку накануне большевистского переворота и прибыл в Японию, где узнал об образовавшемся правительстве Ленина и о подготовке к Брестскому миру. Ни большевистского  правительства, ни Брестского мира я  признать не мог, но как адмирал русского флота я считал для себя сохраняющими всю силу наше союзное обязательство  в отношении Германии. Единственная форма, в которой я мог продолжать свое служение Родине, оказавшейся  в руках германских агентов и  предателей (Колчак из правительственных  кругов хорошо знал о связях В. И. Ленина и других большевистских руководителей  с германскими властями, получении  от них денег, согласованных действиях. — И. П.), — было участие в войне  с Германией на стороне наших  союзников. С этой целью я обратился, через английского посла в  Токио, к английскому правительству  с просьбой принять меня на службу, дабы я мог участвовать в войне  и тем самым выполнить долг перед Родиной и ее союзниками".