Шпаргалка по "Философии"

Индивидуальное правовое сознание формируется у каждого члена  общества, так или иначе включенного  в общественные отношения, в различные  движения, партии, структуры. Например, члены движения «зеленых» (экологические  движения) имеют свою систему правовых взглядов, оказывающих формирующее  влияние на индивидуальное правосознание. Иными словами, индивидуальное и  групповое правосознание не отделены друг от друга китайской стеной, взаимосвязаны и переплетены. Но тем не менее на теоретическом  уровне четко выделяется индивидуальное правосознание.

Каналы формирования индивидуального  правосознания самые различные. Это и средства массовой информации, и сведения о праве, которыми делится  сосед, это и сборники, и рассказы отсидевших в местах лишения свободы  бывалых людей, и представления, идущие из глубины веков.

Индивидуальное правосознание  гражданина имеет широкий диапазон: от конформизма до нонконформизма, т.е. от приспособленчества, законопослушания до протеста, отрицания действующего законодательства, до надежды на правовые перемены. Но в целом индивидуальное правосознание – это фактор формирования активности личности, предпринимательства, стимулирования использования прав, свобод и исполнения обязанностей.

Индивидуальное правосознание  должностного лица, казалось бы, должно быть всегда ориентировано на исполнение закона, на активное продвижение правовых требований в жизнь. Но, увы, как же широко среди должностных лиц (многих чиновников) распространены эмоциональные  представления о законе, который, по их мнению, что столб: свалить  нельзя, а обойти можно. Этому способствовала и многолетняя практика высших структур российского общества. Например, длительное время в правосознание советского чиновника внедрялось «ленинское» положение о том, что «обойти декрет нельзя, за одно предложение об этом отдают под суд». Эта фраза из записки Ленина в 1919 году одному из своих сотрудников цитировались бесконечное множество раз в различных учебниках, статьях, научных трудах.

Однако, когда в 5-м издании Сочинений  Ленина эта записка была опубликована полностью, оказалось, что фраза  имела продолжение. «Но провести изъятие из декрета через ЦИ К  можно и должно, и я сие советую», – писал на самом деле В. Ленин. Так создавался двойной стандарт но отношению к закону (декрету, по тогдашней терминологии). И неудивительно, что многие должностные лица этот двойной стандарт неплохо усвоили  за долгие десятилетия господства административно-командной  системы. Однако неосновательное обобщение  на уровне обыденного сознания распространенности таких представлений является неверным. Не так-то просто должностному лицу иной раз пробиться сквозь сеть противоречий в законах, правильно их истолковать, найти закон, обеспечивающий целесообразное решение исполнительной власти и  т.п. Подчас именно эта сложнейшая чиновничья работа в обыденном сознании представляется произволом, усмотрением, «обходом»  закона и тому подобными прегрешениями. Но это неверные представления, не учитывающие  объективные проблемы исполнительной власти.

Групповое правосознание в свою очередь имеет сложную структуру: классовое, иных социальных групп, общественных организаций, партий. Это правосознание  по социологическим исследованиям  чаще всего формируется вокруг тех  или иных конкретных законопроектов, законов.

Наконец, правосознание общества (массовое правосознание) проявляет себя в  ходе общенациональных акций типа референдума, голосования за тех или иных кандидатов в депутаты, на должность президента и т.п. Это весьма сложный феномен, который изучают и измеряют разными  способами.

Анкеты, опросы, включенные наблюдения и другие социологические приемы позволяют измерять содержание правосознания  на разных уровнях в научных и  практических целях.

Измерение правосознания служит прежде всего общественной, объективной  оценке состояния правовой системы, ее необходимым изменениям.

Изучая правосознание, можно определить конкретные правовые требования тех  или иных групп, всего общества, выявить  пробелы в законодательстве, недостатки правоприменения, роль суда в жизни  общества и т.п.

Немалую роль играет и знание зарубежного  полезного правового опыта, когда  в правосознании формируется  представление «у них» и «у нас», при чем «у них» со знаком «плюс», «у нас» со знаком «минус».

Такое правосознание также может  в определенных исторических условиях выступать фактором правового развития. Однако при этом всегда надо исключать  механическое копирование чужого опыта, сопоставлять его с национальными  традициями, собственным правовым опытом. Правосознание и Право могут  находиться и в конфликте. На это  оказывает влияние взаимодействие правового и морального, политического, эстетического сознания. Так, пока «пить» считалось моральным, в правовом сознании это обстоятельство при  совершении бытового преступления фигурировало как смягчающее вину обстоятельство – «по пьяни», «в нетрезвом состоянии» и т.д.

Но уголовное законодательство расценивает это как отягчающее обстоятельство. Правосознание находилось в конфликте с правом.

Правосознание в своих пластах, уровнях, видах «работает» на устранение пробелов в праве, формулирует в  конкретных правовых требованиях (законах, постановлениях) положения, которые  могут усовершенствовать законодательство. В правоприменителыюй деятельности развитое правосознание направляют гражданина для разрешения спора  в суд, а не в редакцию газеты, что, впрочем, тоже иногда полезно.

«Если человек обладает развитым правосознанием, – писал французский юрист  Ж. Карбонье, – то так ли уж нужна  ему информация о законе. При таком  правосознании гражданин сумеет понять, что является законным».

Вспомним, сколь массовыми были в России обращения граждан в  газеты, в административные органы в 60-70-е годы по имущественным, трудовым спорам. Редакция крупных газет даже хвасталась числом обращений трудящихся, они исчислялись сотнями тысяч.

В современной России явственно  изменилось массовое правосознание  и теперь суды буквально забиты разными  делами, в том числе о защите чести, достоинства и деловой  репутации. Волокита в судах приняла  катастрофические размеры, например, средний  срок рассмотрения дел до защите чести  и достоинства достигает 1,5-2 лет. Причем из-за волокиты, неявки то ответчиков, то истцов дела в конце концов прекращаются.

Но если правосознание теперь «загружает»  суды, то и судебную систему надо перестраивать с учетом этой перемены в правосознании: идти на упрощение  судопроизводства по несложным делам, скорейшее введение института мирового судьи, суда присяжных и т.п. При  такой загрузке судов требуется  укрепление их материально-финансовой базы. Необходимо обеспечить и исполнение судебных решений, охватывающих теперь почти все сферы государственного управления, регулирования экономических  отношений, политическую организацию  общества, избирательную систему  и т.п. Для этого проектируется  ввести институт судебных приставов.

Если в СССР мощным исполнительным механизмом была партийная система, то ныне таким механизмом стал суд. Происходит сдвиг в правосознании; возникает иное отношение к суду. Отставание с судебной реформой больно бьет по идеалам и практике формирования в России правового государства, демократическим началам общежития  российских граждан.

Но и право формирует правосознание. Если право отвечает социальным потребностям общества, соответствует его идеалам, целям, тогда правосознание служит опорой правоприменительной деятельности, основой правотворчества. Право  – структурообразующий фактор для  правосознания.

Именно реальное право, а не различные  призывно-просветительские поучения, своими лучшими характеристиками социальной регулятивной системы с наибольшей эффективностью «выкорчевывает» реликты  старых представлений из правосознания, именно показательное, разумное использование права формирует новое необходимое обществу правосознание.

Диапазон здесь весьма велик: от разграничения предметов ведения  между Федерацией и ее субъектами до появления в имущественных  отношениях новых типов договоров, вызванных к жизни социально-экономическими потребностями конца XX века (лизинга, факторинга, агентирования, траста и  других).

Все это уже не воспринимается как  козни неких сил, сознательно  засоряющих русский язык на погибель не очень юридически образованных государственных  деятелей, а есть нормальный процесс  проникновения в экономическую  жизнь России новых правовых форм рыночной экономики. Но, разумеется, перехлесты и здесь приведут не к восприятию этих новых явлений правосознанием, а, наоборот, к их отторжению. К сожалению, «терминологическая» иностранная  экспансия становится реальностью  и ей надо противопоставить разумные ограничения там и тогда, где  и когда это возможно и полезно.

Могучие взаимные конструктивные потоки, идущие от правосознания к праву  и от права к правосознанию, являются реальностью любого общества. Однако в некоторых исторических условиях может формироваться и дефектное  правосознание, приобретающее характеристику правового нигилизма.

Эта характеристика действительно  отражает дефекты правосознания  – не только противопоставление духа и буквы закона, целесообразности и законности, но и более глубокие деформации: отрицание правовой системы  и даже необходимости таковой, неподчинение конкретному закону, неуважение к  правоохранительным органам, утверждение, что цель оправдывает средства и  т.п.

Зачастую дефекты правосознания  возникают из-за массового незнания и непонимания закона. Особенно опасно, когда такая ситуация возникает  в среде работников средств массовой информации, тиражирующих свое невежество. Так, в одной из солидных газет  недавно утверждалось, что уже  само судебное разбирательство бросает  тень на участников разбирательства  «и должно побуждать их уйти с высоких  должностей», игнорируется приговор суда, презумпция невиновности – все это для таких журналистов «темный лес». Раз разбирательство – значит, виноват. Но так ведь и в 30-е годы считалось – «органы не ошибаются», арестован – значит виноват. Теперь уже достаточно «судебного разбирательства».

Нигилистическое отношение, т.е. абсолютное отрицание, формируется в правовой психологии определенных социальных групп, индивидов, когда, например, все стражи порядка – это «менты», когда  тюремная жизнь овевается романтикой, ореолом из блатных песен, когда  появляются герои – «воры в  законе», авторитеты преступного мира.

Правосознание может формироваться  еще в детстве, когда, например, мать пугает расшалившегося ребенка милиционером, вместо того чтобы внушать ему  мысль, что милиционер – это его защитник, помощник.

Поэтому так важно сформировать, используя и искусство, и средства массовой информации, и иные способы, положительный образ защитника  правопорядка, а не опускаться до массовой дискредитации фигуры полицейского.

Надо отдать должное американскому  кино, где, как правило, полицейский  – это защитник вдов и сирот, обиженных  и умаленных, принципиальный борец  с мафией, иными преступниками.

Во многих кинокартинах герои-полицейские  – это лица негритянского происхождения, и этим также снимаются нелепые  расовые, националистические, шовинистические  представления.

Таким образом, правовой нигилизм –  это, во-первых, характеристика определенных негативных, деформированных сторон правосознания, это та идеологическая и психологическая часть правосознания, которая резко критически, отрицательно относится к требованиям уважения и соблюдения права.

Правовой нигилизм противостоит в  правосознании требованиям законности, своему антиподу. Законность в правосознании  как раз и реализуется в  идеалах соблюдения и уважения права, в укреплении правопорядка, в понимании  культурной и духовной ценности права.

Но, во-вторых, правовой нигилизм и  его антипод – законность –  это не только сфера духовной жизни  общества, сфера правового сознания. Это еще и характеристика определенного  реального состояния общества. Это  состояние общества – уже не психологическая, а социальная характеристика.

Причем правовой нигилизм может  достигать таких уровней и  силы, что влечет за собой разрушение правовой системы – и правотворческих, и правоприменительных ее сегментов. Причины правового нигилизма  самые разные. От вполне обоснованных протестов против тех или иных законов до искусственно созданного неприятия права вообще, как не нужного социального института.

Так, в России одной из идеологических причин правового нигилизма явилось  утверждение об «отмирании» права. И хотя это положение базировалось на общих представлениях о безгосударственной организации общества при коммунистическом его устройстве, о совершенной  распределительной системе, где  блага будут распределяться «по  потребностям» и не понадобится  равный масштаб права для неравных людей, все равно вульгаризированное понимание «отмирания права» вело к  производству, к временным характеристикам  существования права, к деформациям  правосознания.

И не надо думать, что гипотеза об отмирании  права имела в правосознании  чисто теоретическое значение. В 1962 году в стране, в параллель  с представлением о построении коммунизма, пышно расцвели и идеи о решающей роли общественности в борьбе с правонарушениями. Отдавались «на поруки» преступники, вовсю работали товарищеские суды с  их некомпетентностью и произволом. В итоге произошло умаление права, расцвели коррупция и иные противоправные акции, сформировалось нигилистическое  отношение к праву – словом, все то антисоциальное состояние, которое  до сих пор «расхлебывает» российское общество.