Проблема одиночества

За последние пятнадцать лет урбанистская теория проделала значительный путь к признанию многообразия и плюрализма городской жизни. Большинство видных современных урбанистов, включая М. Кастельса, Д. Харви, С. Сассен, Э. Соджа, Р. Сеннета, признают неадекватность одномерного представления о городе. Они отмечают наложение производительной деятельности на новые виды компетентной деятельности, на соприсутствие различных классов, социальных групп, национальностей и культур, на разительный контраст между богатством и роскошью с одной стороны, и крайней нищетой — с другой, на множественность временных и пространственных параметров различных способов приобретения средств к существованию в городе. Но в то же время вполне справедливо было бы заметить, что, улавливая всю сложность городской жизни, они все же стремятся делать обобщения, опираясь на преобладание одного какого-то явления или на движущий все процесс.

Существует, однако, и другая традиция, которая упорно избегает подобных обобщений, пытаясь уловить столь важную банальность повседневной жизни в городе. У повседневной жизни много измерений. У Анри Лефевра, например, она состоит из «ежедневной жизни», определяемой как повторяющиеся материальные и человеческие практики, из «повседневности» как экзистенциального или феноменологического состояния и из «обыденности», представляющей собой нечто вроде имманентной жизненной силы, пронизывающей собой все и вся, «единственное и безграничное время-пространство для жизни», протекающее во времени и пространстве. Как город проявляется в повседневной жизни? - этот вопрос занимал сюрреалистов, а позже - ситуационистов, которые пытались понять это посредством неконвенциональных путеводителей по городу и карт, манифестов и размышлений. Этим отмечены и медитации странствующего в недрах различных городов В. Беньямина и его исследование массового потребительства в городах как нового образа жизни. Тот же мотив мы находим и в работе М. де Серто о том, как банальность - «захлестывающая общность» - «утверждается в наших привычках» как «грамматика повседневных действий».

В основе этого урбанизма повседневности лежит ощущение необходимости уловить феноменальность, которая не может быть познана в теории или в одном лишь сознании. Отчасти такое ощущение происходит из понимания повседневности как имманентной силы, как «избытка энергии, которая происходит ни от тела, ни от мира по отдельности, но от банальных движений чистого процесса».

Многие философы используют понятие транзитивности для описания города как места для импровизаций и смешений, которые возможны из-за того, что город пронизан насквозь прошлым, а также, подвержен различным воздействиям пространства, что обусловливает быстрое развитие чувства одиночества в его пределах. Транзитивность пористость - это то, что позволяет городу постоянно формировать и изменять свой облик и уходить, таким образом, от конкретных людей, оставляя их одних в нестабильной ситуации.

С помощью каких средств можно уловить транзитивность, почувствовать степень одиночества в урбанистической среде? Традиционными средствами служат карты, описания, макеты, но выделение самого существенного - малопригодно. Нужно вжиться в рефлексирующего прохожего, во фланера, который, погружаясь в прогулку по городу, через ощущения, эмоции и восприятия, вступает в «двусторонний контакт между городом и сознанием». В итоге этого контакта мы получаем «знание, неотделимое от этого процесса взаимодеиствия».

Современный урбанизм возродил традицию фланерства рассматривать город с близкого, уличного, расстояния. Здесь мы опять наталкиваемся на мысль о том, что город как «переживаемое сложное образование» требует альтернативных описаний» и карт, основанных на странствиях.

Воплощение одинокого человекам городе, «человек толпы» Э. По, «теоретик» - это размышляющий прохожий-интеллектуал, намеренно затерявшийся в каждодневной городской« неразберихе и ритмах. Этот прохожий наделен поэтической чувствительностью, которая, в сущности, и составляет методологию исследования города. Фланеры делают гораздо больше, чем просто впитывают в себя, транзитивность Неаполя, Москвьъ или Марселя. Они, апологеты городского одиночества, не являются наивными и впечатлительными, дилетантами. Напротив, они вооружены трансцендентальной спекулятивной философией, позволяющей, им отбирать, упорядочивать и интерпретировать чувственный опыт городам Их образ жизни - рефлексивные блуждания, подразумевавшие особую теорию городской жизни, требовавшую раскрытия мельчайших процессов, протекавших в городе.

Некоторые исследователи полагают, что именно чувствительность фланера и связывает пространство, язык, и субъективность, которые необходимы для - «прочтения» города. Такие интеллектуальные блуждания не должны романтизировать город, но отображать разнообразие уличной жизни, неожиданные опровержения стереотипов. Не может быть сомнения; что такого рода фланерство« способно раскрыть множество потаенных секретов города. Но раскрываемые секреты - это особые секреты, и из разных частей города. Они всё-таки не придают «аутентичности» городу - не в последнюю очередь потому, что эти описания сделаны- с определенных субъективных позиций: «Город всегда воспринимается в сочетании с сосредоточенностью на своей особой жизни, происходящей в нем». Например, фланерство никогда не было безразлично к полу.

Довольно интересна точка зрения, при которой урбанистическое одиночество особенно характерно для женщин, занимающихся своими ежедневными заботами. В, их опыт включено эмпирическое знание коренных особенностей города и посредством этого знания можно исследовать, что значит быть женщиной в городе, который предстает перед ней «зачастую многообещающим, иногда трудно переносимым, но всегда неотразимым, предоставляющим пространства, в которых женщина может осуществлять свою идентичность и иметь свой авторский голос». Таким образом, пол имеет очень важное значение в объяснении городской транзитивности, которое зависит от того, кто является наблюдателем или наблюдаемым.

Принцип; (или парадигма) изолированного человеческого существования, представляющий рефлексивное, сознание, свидетельствует также и о сопутствующей, соответствующей модели индивидуальной человеческой свободы. Поскольку человек обладает единичным бытием или существует один, то и его волеизъявления обособленны - он делает выбор в полном одиночестве. Таким образом, хотя сознание есть небытие, заражающее: собой полнокровное, огромное тело бытия; тем не менее; именно небытие воплощает в; себе свободу,.которая тщетно и безнадежно пытается наделить разум заимствованными или украденными значениями, значениями; «условная» реальность которых опирается на их постоянное подтверждение волей, поскольку она уже заложена в субъективном сознании.

Традиция; повседневного урбанизма отмечена определенного рода гуманизмом, проявляющимся в усилиях рефлексирующих странников и ритм-аналитиков, в акцентировании «человеческих» аспектов городской жизни и в стремлении к непосредственным контактам и городской общине. Однако большую часть жизни в городе составляет, скорее, механическая циркуляции тел, объектов и звуков речи, равно как и наличие и регуляция в ее недрах трансчеловеческой и неорганической жизни, отдаляя город как таковой от конкретного индивида, и разобщая его жителей.

Таким образом, современный город представляется, прежде всего, как место организации временных и быстротечных соединений, место локализованных потоков и контактных сетей. В результате распространения высокотехнологичных коммуникаций и глобальных потоков, а также благодаря постоянной связи с общегосударственными и международными институтами связи города стали настолько разветвленными, что теоретически город следует представлять как, локальную точку кратковременных и хаотичных, а не осмысленных и сближающих связей.

2.2 Влияние города на характер межличностной коммуникации

История социально-философского изучения городов и городской жизни насчитывает не так уж много времени: его пионерами в начале 20 века были М. Вебер и Г. Зиммель. В последние 10-15 лет произошел всплеск интереса к городу, обусловленный новыми глобальными изменениями в жизни современных мегаполисов, потребовалось осмыслить городскую жизнь, ее противоречия и перспективы в новейших работах западных исследователей.

Так, исследованию влияния капитализма на процессы, происходящие в современных городах, посвящена работа Р. Сеннета. Как известно, современный капитализм обнаруживает две тенденции: это, во-первых, глобализация потоков капитала и рабочей силы и, во-вторых, трансформация производства, ведущая к созданию более гибких форм трудовой деятельности. Сеннет сосредоточивает внимание на втором аспекте, выявляя, как он сказывается на организации городской жизни и городского пространства. Традиционный капитализм характеризовался фордистской моделью, когда каждый рабочий задействовался в качестве «микровинтика» в гигантской машине конвейерного производства, не выходя за пределы предписанной ему функции. Новый капитализм, расширяющий свое влияние в современном мире, отказывается от этой модели, разрушая практику жестко функционального труда и заменяя его командным способом организации труда. • Команды сотрудников организуются для работы над определенными задачами и по завершении этих задач распускаются. Множество различных команд конкурируют друг с другом за более оперативное выполнение производственных задач.

Девиз такой гибкой работы — «больше никакой долгосрочной занятости!»; когда задача выполнена, заканчивается и работа. Такая непродолжительная занятость сказывается и на отношениях между людьми. Люди постоянно меняют коллег по работе, их отношения с i другими остаются поверхностными.

Таким образом, современный капитализм создает атмосферу поверхностных и отчужденных отношений в городе. Во-первых, отсутствие постоянной, работы уменьшает привязанность к определенному месту. Офис не предполагает какой-либо, роскошной отделки и архитектуры, в пределе - это просто компьютерный терминал. Кроме того, вследствие' стандартизации потребления исчезает привязанность к определенным бренд-магазинам, будь то Gap или Niketown - все магазины сети одинаковы. Пространство общественного потребления становится нейтральным. 

Под влиянием организации труда оказываются и семейные отношения, отныне их девиз — «не привязывайтесь, мыслите краткосрочно». Установился огромный разрыв между работой и семьей — у работников зачастую просто не хватает времени на то и на другое — это ведет к тому, что взрослые отходят от участия в гражданской жизни. Итак, подытоживает автор, «когда меняются организационные, бюрократические формы общества, меняется также опыт времени, и пространства», опыт проживания времени совместно с другими и опыт пространственной ориентации в городе.

Критически заострена в духе социализма и марксизма статья Д. Харви. Данный исследователь начинает с того, что констатирует: «мы живем в расколотых городах». Он имеет в виду раскол в социальном отношении — прежде всего между финансовыми элитами и огромными массами низкооплачиваемых работников: «Миграционные потоки из разных стран; пребывающие в непрерывном движении деловые элиты; профессора и консультанты; связи диаспор через границы (нередко противозаконные); нелегалы и sans papiers; бездомные, спящие в подъездах и попрошайничающие на улицах посреди невероятного изобилия; этнические и религиозные столкновения; крайняя неразбериха и разного рода странности — все это неотъемлемая составляющая нашей запутанной городской сцены.. .». Такая ситуация в городах обусловлена, по мнению автора, тем, что экономические права - право на частную собственность и получение прибыли — ставятся выше всех остальных прав, в числе которых право на гарантированную работу, достойный уровень жизни, достойное обращение и пр. Свободный рынок, подкрепленный экономическими правами; ведет к росту социального неравенства и прозябанию значительного числа горожан в нищете, города становятся все более геттоизированными по мере того; как богатые все сильнее стремятся отгородить себя от всех остальных. Выход из сложившегося положения автор видит в мобилизации достаточной силы с помощью политической организации, выход на улицы городов с требованиями изменения сложившегося положения вещей. Жители города, по мнению автора, должны иметь возможность реализовать свое «право на город».

Анализу противонаправленных сил и тенденций городской жизни в . условиях «текучей современности» посвящена и работа 3. Баумана «Город страхов, город надежд». Как и Д. Харви; Бауман констатирует разрыв между жизненными мирами двух категорий городских жителей: с одной стороны, финансовой элиты, которая имеет доступ к глобальным коммуникациям и сетям обмена, с другой — прочим населением города, которое остается привязанным к локальным условиям жизни. Большинство людей начинает понимать, что они не в силах ничего изменить в глобальных масштабах. Глобальные экономические процессы не подчиняются средствам политического регулирования: по словам М. Кастельса, «все больше локальной политики в мире структурируется все более глобальными процессами». Тем не менее, глобальные и локальные процессы являются взаимодополнительными, они могут существовать только во взаимосвязи. Это сосуществование представляется войной, из которой никто не может выйти победителем, т.к. победитель не в состоянии существовать без побежденного.

Состояние раскола в городе порождает феномены миксофобии и миксофилии, т.е. страха перед смешением и одновременно тягой к нему. Миксофобия выражается в создании кондоминиумов, анклавов обеспеченных горожан и сегрегации тех, кто остается за их пределами (как это происходит, например, в бразильских мегаполисах - Сан-Паулу и Рио-де-Жанейро). Ее источник, по мнению 3.Баумана, заключается в чувстве неуверенности, возникающем у людей в текучей среде современного города, в боязни столкновения с неизвестным, чужим, т.е. с незнакомцами. Миксофилия — это противонаправленная тенденция. Она возникает как неотъемлемая склонность людей к разнообразию, к контактам с самыми различными людьми, встречающимися на улицах мегаполиса. С точки зрения Баумана, именно миксофилия притягивает в большие города жителей сельской местности и малых городов. Миксофилия и миксофобия сосуществуют не только в любом городском пространстве, но и в каждом отдельно взятом горожанине, и городские власти, занимающиеся планированием города, способны влиять на их соотношение и стараться если не устранить, то хотя бы снизить уровень миксофобии. Вывод Баумана умеренно оптимистичен: «Город - это свалка страхов и опасений, порождаемых глобально вызванной неуверенностью и неопределенностью; но город - это также учебная площадка, на которой могут быть опробованы и, в конечном итоге, освоены и применены средства ограничения и преодоления этой неуверенности и неопределенности. Именно в городе незнакомцы, которые в глобальном пространстве противостоят друг другу как враждебные государства, недружественные цивилизации или военные противники, встречаются как отдельные индивиды, наблюдают друг друга в кварталах, разговаривают друг с другом, учатся друг у друга, приходят к общим правилам жизни, налаживают сотрудничество и рано или поздно привыкают к присутствию друг друга и все чаще находят удовольствие в общей компании».