Экономическое поведение

Таким образом, выгоняя рационального "экономического человека" в дверь, Маршалл вынужден впустить его через  окно в виде обдуманных действий и  рациональных привычек, иначе его  теоретические выводы теряют свое антропологическое  основание.

В целом концепция экономического субъекта у Маршалла представляет собой  наиболее фундаментальную в истории  политической экономии попытку соединить  реалистическое описание экономического поведения с абстрактными законами, полученными с помощью упрощенной рационально-максимизационной модели человека. Однако, на наш взгляд, органического синтеза все же не получилось (линия законов и линия фактов почти не пересекаются). Впрочем, сама его возможность вызывает большие сомнения.

Психологическая и экономическая теории: первое столкновение и его последствия

Последние десятилетия XIX и  начало XX в. отмечены первым в истории  тесным соприкосно-вением (а вернее сказать, столкновением) экономической и психологической теорий. 
С одной стороны, маржиналистская революция свела важнейшую экономическую проблему - проблему ценности - к психологии потребительского выбора.

С другой стороны, в те же годы на Западе активно формировалась  самостоятельная, независимая от философии  психологическая наука.

Однако синтеза экономического и психологического знания не произошло.

Экономическая теория в ее маржиналистском варианте была готова воспринять отнюдь не любую психологию, а психологию строго определенного  вида. Целью маржиналистов было не желание точнее отразить реальные мотивы покупателя и продавца, а стремление создать строгую, логически непротиворечивую теорию гармоничного равновесного обмена. Отсюда необходимость такого субъекта, который "любит" и "умеет" максимизировать нелинейную функцию полезности. Выбор психологических оснований для теории предельной полезности был в значительной мере предопределен общей мировоззренческой установкой самой теории.

С другой стороны, современная  маржиналистам психология далеко отошла от представлений о человеке как о пассивном существе, управляемом внешними воздействиями через ощущения, преследующем единственную цель - получение наслаждений и рассчитывающем при этом каждый свой шаг. Напротив, новая психология подчеркивала изначальную активность личности, действие врожденных инстинктов (никак не сводимых к погоне за наслаждениями), влияние физиологических и биологических факторов. Психология "рационального гедониста" представля-лась в этом контексте безнадежно устаревшей.

В то же время эксперименты новых психологов, посвященные прежде всего исследованию наиболее примитивных форм поведения, не могли вызвать энтузиазма у экономистов, не говоря уже о том, что результаты этих экспериментов не поддавались формализации.

Однако критика психологами  гедонистических свойств "маржиналистского человека" все же принесла свои плоды. Реакция экономической теории имела  три основных варианта.

Первый состоял в том, чтобы вытеснить не только гедонистическую, но и вообще всякую психологию за пределы  экономической науки. Второй сводился к "косметическому ремонту" психологических  предпосылок маржиналистской теории без сколько-нибудь значительного  пересмотра самой теории. Наконец, третий вариант заключался в попытках сформулировать новую социально-экономическую теорию, согласующуюся с выводами "новой  психологии".

Первое, "объективистское" направление, в свою очередь, имело  несколько вариантов. Такие экономисты, как И. Фишер и Г. Дэвенпорт, просто решили изгнать проблему стоимости (ценности) за пределы экономической науки и ограничиться рассмотрением цен, кривых спроса и предложения. Другие, как В. Парето, продолжали оперировать понятием полезности, но отвергали возможность установить единственную причину ценности и измерить ее абсолютную величину.

Главным новшеством "объективистов" явился переход к ординалистской версии теории предельной полезности, а главным техническим приемом - построение кривых безразличия, которые, по крайней мере на первый взгляд никак не связаны с той или иной концепцией человеческой природы.

В частности, в теории Хикса основные положения маржинализма, выводимые ранее из гедонистической природы человека, были представлены как аксиоматически заданные свойства кривых безразличия: гладкость, непрерывность, выпуклость. Хикс не опроверг гедонистическую концепцию человека, он просто утверждал, что теорию цены можно сформулировать без ее участия. Продолжателем традиции Парето-Хикса был создатель теории выявленных предпочтений П. Самуэльсон. Потребитель у Самуэльсона не обязан максимизировать полезность с помощью рациональных вычислений. Он просто делает последовательный непротиворечивый выбор, предпочитая один вариант другому. Но Самуэльсон доказал, что соблюдение условий непротиворечивости выбора эквивалентно максимизации некоторой функции. При этом не имеет значения, что именно максимизируется: деньги, богатство, полезность своя (или чужая).

Важно то, что акт предпочтения, выбора можно (в принципе) наблюдать  в отличие от метафизической полезности, и таким образом данная теория претендует на то, чтобы удовлетворить  строгим критериям научности, предъявляемым  логическим позитивизмом.

Таким образом, первый, получивший наибольшее распространение способ преодоления гедонизма в экономической теории заключался в переходе от причинно-следственного анализа сущности цен - ценности к функциональному анализу самих цен; полном отказе от понятия полезности или замене ее кардиналистской трактовки на ординалистскую; окончательной «перелицовке» психологической модели человека в логическую. Сфера мотивации исчезает из предмета экономической науки и передается в ведение психологии. Сохраняются лишь правила рационального выбора, которые кажутся более реалистичными, чем предпосылки рациональной максимизации.

Основоположником второго  варианта следует, видимо, считать американского  экономиста Ф. Феттера, автора известной в свое время книги "Экономические принципы" (1915), который называл себя "основателем американской психологической школы". В согласии с новейшей психологией Феттер настаивал на том, что субъективное определение меновой стоимости происходит не путем кропотливого подсчета полезности, как предполагалось ранее, а импульсивным актом выбора, совершаемым на основании смутного, до конца не осознанного предпочтения. Предпочтение и выбор, по Феттеру, являются результирующей многих факторов, не только внешних (свойства предмета), но и внутренних (свойства самого человека).

Ценность товара, по Феттеру, выводится из самого акта выбора и определяется задним числом, а не предшествует выбору как в теории предельной полезности.

Таким образом, человек у  Феттера активен, его действия нельзя полностью объяснить рациональным расчетом и влиянием внешних раздражителей. Модель человека Феттера явно не совпадает с маржиналистской. Однако такая "революционная" переделка психологических основ теории не вызвала, как выясняется, никаких изменений в теории стоимости, цен, заработной платы и т.д.

Поскольку операциональная модель человека не испытала в теории Феттера никаких существенных перемен, его психология вызвала те же возражения у критиков, что и психология последнего: и без той, и без другой можно обойтись. Тот факт, что, казалось бы, диаметрально противоположные исходные поведенческие посылки оказались совместимыми с одной и той же, по сути, экономической теорией, свидетельствует о том, что дело не в личном представлении о человеке данного экономиста и добрых намерениях последнего (напомним, что Маршалл, например, был резко против всякого "абстрактного экономического человека"), а в рабочей модели человека, которая встроена в его теорию. У Феттера, как и у Маршалла, между "философской" и "рабочей" моделями существовал заметный разрыв.

Гораздо большую последовательность проявил в критике маржиналистской  и неоклассической модели человека виднейший представитель третьего направления, основополож-ник институционализма Т. Веблен. Из экономистов своего времени Веблен был, несомненно, лучше всех знаком с современной психологией и прежде всего с трудами У. Джеймса и 
У. Макдугалла, а также с эволюционной теорий Ч. Дарвина. Поэтому неудивительно, что в его концепции человеческой природы важную роль играют инстинкты. "Цивилизованные народы Запада", с точки зрения Веблена, подвержены влиянию следующих основных "инстинктивных склонностей": 1) инстинкта мастерства; 2) праздного любопытства; 3) родительского инстинкта; 
4) склонности к приобретательству; 5) "набора эгоистических склонностей"; 6) инстинкта привычки.

Эти инстинкты не существуют изолировано, они образуют коалиции, подчиняют себе друг друга. В результате мы имеем "поиск эффективных жизненных' средств", ведущий к "росту технологического мастерства". Такое поведение  Веблен называл "промышленным" и явно одобрял в отличие от так называемого денежного соперничества, которое имеет место тогда, когда добродетельный союз мастерства, любопытства и привычки попадает под власть эгоистических, приобретательских инстинктов.

Так из своей концепции  человека Веблен выводит внутреннюю противоречивость капитализма, сочетающую рациональную организацию производства с иррациональными общественными формами.

Такая точка зрения, безусловно, объясняется монополистически финансовым бумом конца XIX в., заставившим практически  всех серьезных исследователей задуматься о "паразитическом" характере  капитализма того времени. Не случайно особое внимание Веблен уделяет поведению крупных предпринимателей-монополистов. Эти "капитаны промышленности" обычно имеют дальнюю стратегию - приобрести часть "промышленной системы". Интересы монополистов в принципе противоречат интересам бесперебойного и гладкого функционирования всей "промышленной системы": их основные доходы связаны с искусственными нарушениями, блокированием процесса общественного производства. Понятно, что модель "гедониста-оптимизатора", не обоснованная никакой научной антропологией, и представления о предпринимателе как координаторе промышленных процессов, стремящемся повысить экономичность производства и увеличить общественную полезность (serviceability), которые господствовали в традиционной экономической теории, казались Веблену удручающе примитивными и фальшивыми. В его работах содержится, пожалуй, самая безжалостная критика маржиналистской модели человека.

Однако собственные позитивные разработки Веблена и последующих институционалистов рассматривались большинством экономистов как внесистемные, растворяющие экономическую теорию в "культурной антропологии, социальной философии и социологии", и поэтому были обречены на пребывание на периферии экономической науки.

Неопределенность  и ожидания

Еще в начале 1930-х годов  экономическая теория, в которой  не так давно победила маржиналистская  революция, видела экономику как  гармоничную, упорядоченную систему, в которой оптимальным, наиболее рациональным образом решается проблема редкости благ и производственных ресурсов. Соответственно наиболее адекватным способом описания такой системы был равновесный  статический анализ с «вмонтированной» в него предпосылкой рационального  максимизатора.

Совсем иначе стала  выглядеть наша наука к концу  данного десятилетия. Вместе c дыханием Великого кризиса в нее ворвался вихрь неопределенности, нестабильности, анархии, которые со всей силой проявились в экономической системе капитализма и потребовали от экономистов перехода на более конкретный, динамический уровень анализа, допускающий существование всех этих неравновесных явлений.

Формирующейся "по горячим  следам" Великого кризиса идеологии  активного государственного вмешательства  в экономику было изначально свойственно  неверие в бесперебойное саморегулирование  капиталистической системы. Следовательно, отпадала необходимость и в безупречном "рациональном максимизаторе", обладающем совершенным предвидением и полной информацией.

Новое поколение экономистов  стало уделять особое внимание феномену неопределенности. Можно сказать, что  отдаленным предшественником этой новой  волны был К. Менгер, придавший большое значение проблеме, доступной экономическому субъекту информации. Более непосредственным предтечей можно считать Ф. Найта, рассмотревшего проблемы неопределенности и риска в специальной работе, которой мы будем касаться в одной из следующих глав в связи с теориями предпринимательства.

Но главными достижениями в области исследования неопределенности и неразрывно связанных с ней  ожиданий были труды шведской школы (в первую очередь Г. Мюрдаля) и "Общая теория занятости" Дж. М. Кейнса.

Характерно, что в сфере  внимания этих обеих теорий присутствует феномен денег - особого товара, выполняющего роль всеобщего эквивалента. В маржиналистской парадигме деньги были всего лишь вуалью, скрывающей по сути дела бартерный обмен благ, и не имели самостоятельной ценности, которая заключалась бы в их ликвидности.

Общей для Мюрдаля и Кейнса была проблема равенства / неравенства инвестиций и сбережений. Мюрдаль решал эту проблему так: все стоимостные показатели, такие как доход, прибыль, издержки, сбережения, инвестиции, относящиеся к определенному временному интервалу, могут оцениваться в начальный момент этого интервала (ех ante) и в конечный (ех post). Причем если оценка ех post делается по бухгалтерским балансам, то оценка ех ante основывается лишь на ожиданиях экономических субъектов, которые в условиях неопределенности естественно не обязаны быть "точными". Но именно оценка прибыли и издержек ех ante является решающей при выборе инвестиционных планов. Поэтому инвестиции по Мюрдалю всегда равны сбережениям ех post, то не равны ех ante.

Тенденция к конкретизации  модели человека, и прежде всего  рост значения неопределенности и связанных  с ней ожиданий, ярко проявилась в трудах наиболее известного экономиста данной эпохи Дж. М. Кейнса.