Считать зубы, должно быть, непросто. Так, например, существует реальная история про то, как начинающий ученый-антрополог получал разные результаты, когда пересчитывал зубы, находясь в разных эмоциональных состояниях. Это говорит о важности точных количественных исследований. Очевидно, однако, что гораздо проще считать конкретные физические признаки, чем комплексные, зачастую противоречивые переменные, связанные с содержанием символических образов.

       Очень интересны исследования Линды Гантт, проводимые ей на протяжении более десяти лет². Она собрала коллекцию рисунков, авторам которых давались одни и те же стандартные материалы и следующая инструкция: «Нарисуйте человека, срывающего яблоко с дерева».

       Было собрано более четырех тысяч таких рисунков, их авторы — взрослые и дети, клинически здоровые лица и пациенты разных групп.

       Перед учеными возник вопрос о том, как анализировать полученные рисунки и какие признаки должны интересовать их больше всего. Удалось сделать довольно интересные наблюдения. Например, отмечено, что целый ряд рисунков включает изображение человеческой фигуры темно-синего цвета. Несколько меньше было фигур, нарисованных зеленым цветом (как правило, на тех рисунках, которые целиком выполнены зеленым цветом). Авторы рисунков, на которых фигурируют человеческие персонажи темно-синего цвета, в подавляющем большинстве случаев являются психически больными. Есть категория рисунков (от 1 ло 2 %), на которых изображена лишь одна крупная рука, тянущаяся за большим яблоком. До конца не известно, с какой психологической переменной связаны эти изображения, поэтому необходимо продолжать исследования, так как арт-терапевт не может игнорировать, например, различия, обнаруженные между рисунками пациентов, страдающих эндогенной депрессией, и рисунками клинически здоровых лип. Рисунки этих двух групп испытуемых отличались наличием тех или иных деталей, общей организацией пространства изображения, цветовыми характеристиками и особенностями изображения самой человеческой фигуры. Эти различия довольно легко заметить и сделать предметом статистического анализа. По мере получения новых рисунков, удавалось сформировать новые группы изображений, характеризующихся сходными формальными признаками. Так, некоторое сходство с рисунками больных эндогенной депрессией имели рисунки больных с депрессивным синдромом, страдающих хроническими соматическими заболеваниями. В то же время их рисунки отличались от рисунков больных эндогенной депрессией менее четкими контурами и еще менее выразительным изображением человеческой фигуры, а также схемой нарисованного дерева. Рисунки больных с депрессивным синдромом, страдающих соматическими заболеваниями, напоминали рисунки больных с органическими психическими заболеваниями, такими, например, как болезнь Альцгеймера. Имея большое количество рисунков, выполненных другими пациентами, становится возможным определить, каким образом хроническое соматическое заболевание отражается на особенностях рисунков.

       Основной вывод заключается в том, что если существуют определенные различия между теми или иными категориями рисунков, следует проверить это наблюдение, в частности определить, достоверны ли эти различия. Если будет установлено, что результаты различных исследований совпадают и все они статистически достоверны, тогда можно говорить об определенных дифференциально-диагностических признаках. Лишь в этом, случае будет соблюден принцип объективности — кардинальный принцип науки. Поскольку все рисунки в рассматриваемом исследовании были получены с использованием одной и той же стандартной процедуры, можно заключить, что наблюдаемые формальные различия действительно характеризуют ту или иную группу пациентов. При этом никаким образом не затрагивается символического содержания образов, а оцениваются внешние признаки изображения, абстрагируясь от объяснений, даваемых изображению его автором.

       На  основании такого опыта, можно сформировать некоторую модель арт-терапевтического исследования и показать, как, используя подобное исследование, можно определить те или иные клинические особенности. Линдой Гантт был разработан иллюстрированный протокол, включающий определенные оценочные критерии, а также метод регистрации двух типов переменных — общих формальных признаков изображения, с одной стороны (таких как трудоемкость работы, пространственные особенности изображения, преобладание тех или иных цветов и степень «объединености» композиции в целом), и его содержательных особенностей, с другой стороны (например, какой цвет использовался для изображения дерева или человека, что изображенный человек делает, то есть стоит ли он или сидит и т. д.). Этот метод, таким образом, основан на анализе изображений, характерных для разных групп. Чарльза Лайеля (1797-1875) считают отцом геологии, поскольку он сформулировал принцип, согласно которому более глубоко лежащие слои земной коры имеют более древний возраст. Сейчас эта идея представляется банальной, однако во времена Лайеля она была революционной. Исходя из этой идеи, в дальнейшем были сформулированы определенные принципы археологических исследований. По-видимому, и метод Л. Гантт сможем помочь арт-терапевтам увидеть работы пациентов в ином свете, используя, на первый взгляд, простые представления.

       Сохраняя предмет изображения неизменным, мы можно проверить, существуют ли различия между отдельными группами пациентов, комплектуемыми по признакам диагноза, возраста или культуры. Уже удалось получить важные результаты, касающиеся различий между группами пациентов с разными заболеваниями. В то же время, нельзя не заметить того, что среди множества рисунков нет даже двух одинаковых. Каждый день, можно получаем новые рисунки с новыми особенностями изображений. Поэтому, такие исследования сулят все новые сюрпризы.

       Интересно обратиться к определению изобразительного искусства, с точки зрения культуры. ³Когда кто-то заявляет, что он может судить о чем-то, наблюдая то или иное изображение, он фактически сравнивает новый изобразительный материал с ожидаемыми, хотя и редко формулируемыми культурными представлениями. Эти представления довольно пластичны и позволяют воспринимать новый изобразительный материал, однако всякий материал, выходящий за рамки культурных норм, воспринимается с большим трудом. Обычно мы обращаем внимание на явные, а не скрытые особенности экспрессии. Явные особенности являются такими формами вербальной экспрессии и поведения, которые носят произвольный характер. Скрытые же особенности являются невербальными и непроизвольными компонентами вербальной экспрессии и поведения. Поскольку, на последние обращают мало внимания, мы иногда выдаем себя и предоставляем другим важную информацию о себе. Когда пациентов, не имеющих художественного опыта, просят что-либо нарисовать, они обращают прежде всего внимание на то, что они рисуют, не думая о том, как они это делают. Они не осознают стилевых и технических особенностей изображения, поскольку, в отличие от художников-профессионалов, не имеют о них практически никакого представления. Они, например, не придают значения тому, какое место занимает изображжение, или тому, закрашено ли все пространство рисунка или он состоит лишь из линий. И это создает большие возможности для арт-терапевтических исследований.

       2.2. Что люди рисуют

       Этот  аспект исследований труднее, чем исследования способов рисования. Мы часто сталкиваемся с тем, что имеет место большее или меньшее расхождение между тем, что человек хотел нарисовать, и тем. что он фактически рисует. Наши намерения — сложная переменная. Характер выражения зависит от того, воспринимаем ли мы его серьезно, либо саркастично, либо используя непрямое цитирование, поэтому в процессе коммуникации мы обращаем внимание на такие паралингвистические особенности, как интонация, мимика и т. д. — то есть признаки, имеющие экспрессивную, а не семантическую природу. Один из рисунков исследования Л. Гантт может являться иллюстрацией того, насколько сложна эта проблема. Рисунок был создан 13-летней девочкой в соответствии со стандартной инструкцией. Ствол дерева розовый, что статистически встречается весьма редко. Кроме того, его вершина закруглена, и отсутствуют ветви, которые обычно делают изображение дерева целостным. В выборке, подавляющее большинство деревьев — типичные яблони. В приведенном же случае дерево трудно назвать яблоней. Если она сама не видела скрытого смысла в своем рисунке, то что это означает? Каким образом нам следует построить исследование для того, чтобы анализировать подобного рода рисунки, которые несут в себе скрытый смысл? И кто засвидетельствует существование скрытого смысла рисунка, если сам автор его не осознает? Нельзя сказать, что нужно игнорировать рисунки, имеющие множество разных смыслов, но определенно, что такие рисунки изучать очень сложно. В выборке подобные изображения деревьев, напоминающих нечто иное, относительно редки. Такие необычные рисунки настораживают. Одним из факторов, влияющих на изображение, является, например, время, разделяющее момент насилия и момент создания рисунка. Приведенный же пример может быть своеобразным «отблеском» относительно недавно совершенного насилия. С другой стороны, можно предположить, что подобный материал может проявиться лишь спустя несколько месяцев или даже лет после полученной психической травмы. Если существует необходимость изучать символические изображения, следует ответить на вопрос, каково их происхождение. Например, вряд ли можно предполагать, что изображения черепашек-нинзя из популярного мультсериала будут широко встречаться в тех регионах, куда не проникла массовая американская культура, хотя сходные персонажи могут появляться в рисунках. Изображения ангелов — причуда массовой культуры последнего времени — появляются в рисунках детей сейчас чаше, чем, двадцать лет назад. Эти «отблески» массовой культуры, по-видимому, «погаснут» через некоторое время и на рисунках  их сменят другие персонажи. Те из арт-терапевтов, которые живут в этой стране достаточно долго, хорошо помнят разные двух и трехмерные изображения сов, грибов и единорогов в массовом искусстве. Все они часто встречаются в работах. Они заимствуются ими из окружающей культурной среды и вряд ли могут рассматриваться как продукт самостоятельною творчества клиентов, каким-либо образом характеризующий их психические процессы. Если проводить соответствующие культурологические и антропологические исследования подобных символов, можно прийти к выводу, что они скорее характеризуют популяцию в целом, нежели определенную клиническую группу.

       3.3. Почему люди рисуют

       Ответ на этот вопрос еще сложнее, чем ответы на два предыдущих. При этом он связан не с глубинным мотивом творчества, а с тем. как сами люди объясняют то, почему они создали тот или иной рисунок. Необходимо принимать во внимание различные тонкие и зачастую неосознаваемые влияния. Например, один художник, посещающий атртерапевтическую группу, создал скульптуру женщины со склоненной головой и сжимающей виски, словно она плачет или чем-то очень удручена. Другой художник из этой же группы вылепил фигуру задумчиво сидящего человека, охватившего руками свои колени. Можно ли сказать, что второй автор был пол впечатлением первой работы? Однако намного раньше он самостоятельно создал другую скульптуру, которая имела с упомянутыми работами определенное сходство. Когда один художник влияет на другого, является ли это имитацией или исследованием некой обшей идеи, отражением сходных состояний, переживаемых авторами, или чего-то иного? Все эти вопросы так или иначе освещаются в арт-терапевтических исследованиях.

       Как рисунок или скульптура влияют на состояние их автора?

       При ответе на этот вопрос вполне приемлемы развернутые клинические описания. Можно также использовать модели, применяемые в бихевиоральных исследованиях и медицине, хотя специфические требования к подобным исследованиям могут смутить большинство арт-терапевтов. Исследования, связанные с наблюдением более чем одного случая, требуют исключения всех переменных, способных повлиять на результат, таких как система вознаграждения или поощрения, медикаментозное лечение или иные лечебные процедуры, давление со стороны группы или авторитетных лиц либо желание испытуемого соответствовать образу «хорошего человека». Часто невозможно либо морально недопустимо ограничить те или иные вмешательства в клиническую популяцию в процессе исследования эффектов использования арт-терапии. В дополнение ко всему, если человек работает не в изоляции, следует принимать во внимание такие факторы, как характер отношений между ним и арт-терапевтом. личностные особенности клиента, а также своеобразие используемых арт-терапевтических техник.⁴

       Среди упомянутых выше четырех типов вопросов в настоящее время у исследователей вызывают наибольший интерес те из них, которые связаны с оценкой воздействия художественного творчества на человека. Необходимо подчеркнуть важность исследований, основанных на изучении образов. Клинические наблюдения должны направлять такие исследования. Мы рассматриваем работу в прикладной области, где определенные клинические решения могут определять судьбу больного. Без серьезных исследований решения терапевтов будут безответственными. Имея дело с материалом, значимость которого может быть высока, нужно подвергнуть его всесторонней проверке. Если мы в изобразительной продукции сопровождаются улучшениями в состоянии пациента, эти изменения должны быть подвергнуты детальному анализу. Рекомендации перевести пациента на следующую ступень лечебной программы или, скажем, строго наблюдать за ним в связи с предполагаемой опасностью суицида, исходя из анализа его рисунков. Поэтому нужно осознать и исследовать те особенности его рисунков, которые обусловливают те или иные рекомендации.

       3. Качественные исследования

       Хотя некоторые арт-терапевты отдают предпочтение тем или иным моделям исследований, нельзя не признать, что два основных подхода к исследованиям — количественный и качественный — дополняют друг друга. Качественный подход может породить новые идеи, применимые в области количественных исследований. Например, дебаты вокруг причин «пограничного личностного расстройства» могли бы привести к более скорому конструктивному результату, если бы мы перешли от излишне детализированных клинических описаний, выполняемых лечащими врачами, уделяющими основное внимание истории заболевания, к исследованию взаимосвязи между характером пограничного личностного расстройства и фактами психической травматизации и запущенности, имевшими место в их жизни. Каждый из нас боится покинуть «капсулу» своих взглядов, однако возможные контакты между специалистами, занимающими разные позиции, может сгладить этот недостаток Общность субъективного опыта способна объединять людей. Каким бы уникальным ни был тот или иной специфический опыт, он почти всегда становится общим достоянием хотя бы небольшой группы людей, поэтому, проводя качественные исследования, следует всегда проверять, насколько наблюдения, касающиеся одного или нескольких случаев, справедливы для более широкого круга лиц.

       Качественные исследования не должны умножать способы интерпретации. Если бы это было так., нам никогда не удалось бы перейти к количественным исследованиям, и мы не смогли бы сформулировать обших принципов исследований на материале. превышающем одно наблюдение. Некоторые ученые обращаются к проблеме измерения психологических содержаний и показывают, что это возможно. Они констатируют наличие так называемых аффективных универсалий, которые могут быть обнаружены в невербальном, в равной степени как и в вербальном материале, используя процедуру семантического различия. Этот подход может быть многообещающим для арт-терапевтов, занимающихся проблемой «прочтения» образов, в частности, с целью выявления общезначимого содержания. Существует исследование с целью определения, имеют ли изображения раскручивающейся спирали иное содержание, чем изображения закручивающейся спирали. ⁵В этом исследовании проверяется верность некоторых суждений, в частности о том, что спираль, изображаемая депрессивным пациентом, может указывать на дальнейшее ухудшение в его состоянии в том случае, если спираль закручивается к центру. Семантическое различие представляет собой совокупность биполярных шкал, расположенных вдоль «нулевой» точки. Шкалы состоят из противоположных определений вроде: «хороший — плохой», «счастливый — печальный», «грубый —деликатный», «горячее — холодное» и т. д. Оказывется, что когда пациентов просили оценить концентрические изображения колец и спиралей с использованием семантического различия, они характеризовали эти символы как высоко динамичные, однако направление движения к центру или от центра не имело существенного значения. Было выявлено нечто более интересное. Испытуемыми были, как правило, арт-терапевты или студенты, изучающие арт-терапию, а также небольшая группа лиц, не имеющих никакого отношения к арт-терапии. Как оказалось, арт-терапевты, в отличие от последних, были менее критичны даже к простым образам, заявляя, что эти образы ни красивые, ни безобразные, ни хорошие, ни плохие, но всегда содержательные. На мой взгляд, есть большая разница между подобной «некритичностью» и склонностью воспринимать образы безразлично. Действительно ли, арт-терапевты, воспринимают образы не так, кок другие люди? Исследуя то, как арт-терапевты воспринимают различные произведения искусства, можно, наверное, сделать очень интересные наблюдения, позволяющие, в частности, судить о влиянии арт-терапевтического образования на восприятие.