Ли Да Чжао и его политическая роль в истории Китая

Призывы к наступлению и к борьбе с конфуцианской идеологией и феодальной моралью, безусловно, являлись положительными моментами в «Обращении к молодежи». Однако следует заметить, что Чэнь Ду-сю, увлеченный борьбой с реакционными традициями, не замечал и не видел ничего хорошего в китайской культуре и допускал мысль, что Китай может достигнуть обновления только путем полного отказа от своей старой культуры и приобщения к западной.

Чэнь Ду-сю считал важнейшей задачей пробуждение и развитие политического сознания парода для осуществления западных принципов демократии, свободы и равенства. Новая идеология непримирима со старой, конституционный-республиканский строй — с феодально-патриархальным — так думали Чэнь Ду-сю и другие представители прогрессивной китайской интеллигенции и неоднократно подчеркивали, что в Китае наступил период «великих, ожесточенных боев между старой и новой идеологией» и что китайскому народу необходимо начать широкую сознательную борьбу против феодальной идеологии в области политики, этики, науки.

Позиции журнала «Синь циннянь» в вопросе об отношении к традиционным принципам китайской культуры резко осуждались консерваторами, которые были убеждены в том, что отказ от конфуцианских норм поведет к утрате национального своеобразия, к разрушению моральных и политических устоев китайского общества. Консерваторы нападали на республиканскую форму государства, защищали монархический строй, основанный на конфуцианских началах. Они утверждали при этом, что сохранение старых порядков нисколько не помешает Китаю идти по пути прогресса и перенимать материальную культуру Запада.

Споря с сомневающимися о возможности установления в Китае республики, Чэнь Ду-сю в ряде статей доказывал, что конфуцианство защищало систему привилегированных классов и неравенства личности в обществе, поэтому не могло поддерживать республику. «Если мы построим государство н общество на основе конфуцианских принципов,— писал он,— то не нужны будут ни республиканская конституция, ни реформы, ни новая политика, ни новый образ жизни. Страна возвратится к старому режиму».

В этот период Чэнь Ду-сю стоял на позиции идеализма. Различие в уровне прогресса, степени социально-экономического развития разных стран он объяснял исходя не из материальных факторов, а из особенностей национальной культуры, духа, морали. Поэтому основным условием преобразования и модернизации китайского общества он считал отказ от старой идеологии и восприятие новой.

Чэнь Ду-сю считал необходимым заменить устаревшую феодальную идеологию и порядки более прогрессивными буржуазно-демократическими и ошибочно полагал, что смена общественных систем—это не историческая закономерность, а результат стремлений различных народов, которые отличаются друг от друга расовыми особенностями. Он указывал на непримиримость и противоположность морали и цивилизации Востока и Запада, па различия в идеологии, на стремление к борьбе у западных народов, к покою — у восточных. «Конфуцианство защищало излишние церемонии и проповедовало мораль покорности и уступчивости,— писал он,— осуждало борьбу и конкуренцию. Это сделало китайцев слишком слабыми и пассивными для современной жизни».

С таких же позиций выступал и Ли Да-чжао, который подчеркивал, что восточная цивилизация носит пассивный характер, а западная — активный, что тогдашняя китайская культура не соответствовала потребностям дня.

В статье «Молодость», опубликованной в «Синь циннянь», Ли Да-чжао призывал китайскую молодежь подняться на революционную борьбу, освободиться от рабства, полностью пробудиться и объявить войну феодализму. Он считал, что в Китае наступил исторически переломный момент, благоприятный для возрождения, и что нельзя мириться с положением жалкого существования, необходимо преобразовать это существование. Критикуя теологическое объяснение происхождения мира, Ли Да-чжао в последующих статьях, также напечатанных в «Синь циннянь», отстаивал и пропагандировал материалистическую диалектику. В статье «Сегодня» он писал: «Вселенная движется и течет ежеминутно и ежесекундно, ее движение никогда не прекращается, не останавливается»

Глубину и последовательность взглядов Ли Да-чжао признают и китайские историки. Так, в частности, Го Чжань-по отмечал, что Ли Да-чжао «нападал на конфуцианскую идеологию с позиций диалектического материализма». Это, конечно, не совсем так. В ту пору Ли Да-чжао еще только осваивал основы марксистского мировоззрения. И в целом его статьи отличались страстной непримиримостью к старому.

В какой-то степени статьи Ли Да-чжао были созвучны статьям Юнь Дай-ииа — одного из авторов журнала, хорошо знавшего историю западноевропейской философии и разбиравшегося в ее основных проблемах. Выступая против религии и слепой веры, Юнь Дай-ин в статье «О веровании» утверждал, что вера и религия в наше время идет к закату и «тот, кто стремится слепо верить, препятствует прогрессу и просвещению народа и приносит вред обществу».

Подобным образом думал и высказывался не только Ли Да-чжао. Его взгляды разделяли многие прогрессивные деятели того времени, среди которых был и Лу Синь, принимавший активное участие в издании журнала «Синь циннянь».

В своих «Заметках под впечатлением» и многих рассказах Лу Синь решительно нападал на конфуцианство, проповедовавшее мораль, которая причиняла людям бессмысленные страдания. В рассказе «Дневник сумасшедшего», опубликованном в «Синь циннянь», Лу Синь изобразил старый строй в Китае как общество людоедов, а всех тех, кто старался продлить жизнь этого строя,— как проповедников «людоедской» морали.

Эпитет «людоедская» мораль по отношению к конфуцианскому моральному кодексу употреблял также и известный публицист У Юй, который позднее, в 1919 г., опубликовал в «Синь циннянь» статью под названием «Людоедство и вое» питание в духе конфуцианской морали».

В этой статье У Юй писал: «Самое замечательное, что мы китайцы, с одной стороны, можем быть людоедами, а с другой стороны, можем предлагать воспитание в духе конфуцианской морали. Людоедство и воспитание в духе конфуцианской морали — несовместимы, однако в свое время они признаны существующими параллельно и не выступающими против друг друга — это действительно невероятно».

У Юй всеми силами старался убедить в необходимости борьбы со старой моралью, с традиционной идеологией. «Те перь каждый должен понять, что людоеды — это те, кто проповедует нравоучения, проповедники — те же людоеды», — доказывал он.

Нападая на конфуцианство, основное внимание У Юй сосредоточивал на критике существующих институтов, обычаев, обрядов. Его статьи отличались резкостью суждений н криль ческой направленностью, изобиловали нелестными эпитетами по адресу последователей Конфуция. Своими высказывания» ми он неоднократно напоминал читателям журнала, что «зло от конфуцианского учения, бедствия от абсолютизма дошли до крайности». Однако понятие «зло» У Юй не соединял с какими-либо бедствиями социально-экономического характера, а видел лишь в нищете, невежестве, отсталости китайского народа.

Весьма интересна в этом отношении статья «Послесловие к книге Сюнь-цзы». Эта статья была посвящена проблеме проникновения конфуцианства в китайское общество и последующим результатам этого проникновения. Основной мыслью автора являлось то, что конфуцианство принесло большую беду китайскому народу, что главная идея этого учения заключалась в возвеличивании правителя, унижении подданных и одурачивании народа. Правитель является одновременно и правителем, и наставником, и родоначальником всего народа, и в его лице, таким образом, переплетаются клановые отношения с монархическим строем. Сторонники конфуцианства возвышали монархов, ставя их превыше всего. Поэтому правители разных времен опирались на конфуцианство и использовали его в своих целях.

Утверждая, что конфуцианство являлось оплотом монархии, У Юй ставил вопрос: можно ли добиться подлинно республиканского строя, если не устранить клановую систему? Однако, говоря о необходимости искоренения феодальной идеологии, автор в то же время не предлагал для этого каких-либо радикальных способов.

В другой статье, под названием «Патриархальная система как основа деспотизма», У Юй, оперируя многими примерами, критиковал конфуцианство не только как абстрактную философскую и этическую систему, но и выступал против его законов, институтов, обычаев, оценки исторических событий. Основной аргументацией ему служило то, что это учение поддерживало традиционную систему семьи, что оно защищало принцип покорности и сыновней почтительности, ставший основой принципа преданности монарху. У Юй неоднократно ссылался на использование понятия «сыновняя почтительность» китайскими императорами. «Наставление о преданности и сыновней почтительности, которое преподавало конфуцианство,— писал он,— имело цель превратить Китай в огромную фабрику верноподданных».

У Юй осуждал не только патриархальную систему, он так же резко критиковал конфуцианство, защищавшее привилегированные классы и социальное неравенство, и доказывал, что это — учение феодалов и аристократов, противоречащее идее равенства и свободы, духу демократизма.

О системе кланов высказывался и Ли Да-чжао, который писал, что «так называемое постоянство, почитание имен, мораль, этикет — разве все это не направлено на самоуничижение младшего перед старшим, разве не приносит подчиненного в жертву господину, разве не прививает почтение младшего к старшему в семье? Политическая философия Конфуция призвана воспитывать личность таким образом, чтобы удобно было наводить порядок в семье, государстве, в Поднебесной». Ли Да-чжао считал, что идеологическое и освободительное движение в современном Китае преследует цель ликвидировать клановую систему и уничтожить влияние конфу-I цианства. «Обреченность системы большой семьи определяет и участь конфуцианства»,— заявлял он.

С серией резких протестующих статей журнал «Синь циннянь» выступил против предложения в августе 1916 г. внести в проект китайской Конституции статью «Нравственное совершенствование соответственно учению Конфуция составляет основу национального просвещения», что на деле означало признание конфуцианства государственной религией.

В 1914—1915 гг. Кан Ю-вэй опубликовал ряд статей, пропагандирующих конфуцианское учение. В 1916 г. он обратился с письмом к президенту и премьеру, настаивая на восстановлении конфуцианства в качестве государственной религии. Кан Ю-вэн возмущался тем, что парламент китайской республики отменил обряд коленопреклонения и молитвы перед изображением Конфуция. Считая это святотатством, он требовал внести в Конституцию пункт о признании конфуцианства «великой государственной религией» и учредить в каждом округе и уезде специальную должность «чиновника по охране храмов Конфуция», а также передать храмам земельные угодья, доход с которых направлялся бы на оплату ритуальных обрядов.

Подобную позицию занял теперь и Лян Ци-чао. Если в начале XX в. он подвергал критике конфуцианское учение и утверждал, что старая мораль эгоистична и противоречит идее свободы и равенства, то теперь, после Синьхайской революции, он всячески восхвалял это учение и писал: «Наша страна сумела сохранить целостность и поддержать свое существование в течение двух тысяч лет. Этим мы обязаны тому, что конфуцианское учение служило невидимым стержнем общества. Необходимо поэтому использовать конфуцианство как ядро общественного воспитания в будущем».

И чем решительней звучала критика конфуцианства со стороны демократически настроенной интеллигенции, тем яростней защищали его Лян Ци-чао и его последователи, объявляя Конфуция великим философом всех времен и всех народов.

Ли Да-чжао, Чэнь Ду-сю н многие другие представители прогрессивной интеллигенции в своих статьях осуждали абсурдные идеи Кан Ю-вэя и всех ревностных сторонников возврата к прошлому, доказывая, что конфуцианская идеология и этика не являются чем-то вечным н незыблемым и не отражают национальных особенностей китайского общества.

Чэнь Ду-сю в ответ Кап Ю-вэю писал, что «конфуцианство— это не религия для всех, и даже если бы была ею, то принятие таковой будет противоречить принципам свободы религиозных верований, которые приняты в проекте конституции».

Чэнь Ду-сю полагал, что конфуцианство и монархия неразрывно связаны, и если Кан Ю-вэй выступает за восстановление конфуцианства, тем самым он за восстановление монархии.

Полемизируя со сторонниками возврата к прошлому, Ли Да-чжао в статье «Конфуций и конституция» писал: «Конфуций и конституция — понятия совершенно несовместимые. Конфуций — высохший труп тысячелетней давности. Конституция — живой дух современных наций . Конфуций — апологет монархического деспотизма. Конституция — гарантия свободы современных наций . Конфуций — святыня для части нации, относящей себя к числу его последователей. Конституция — заповедь для процветания всех народностей Китайской республики независимо от вероисповедания (буддизм или христианство), национальной и расовой принадлежности».

Вызывает интерес статья Чэнь Ду-сю «Конфуцианство и современная жизнь». Автор писал, как он в молодости испытывал трепет перед именем Кан Ю-вэя. Начиная свою статью ссылкой на Кан Ю-вэя, Чэнь Ду-сю надеялся опровергнуть его доводы о необходимости восстановления конфу- , цианства как государственной религии. По мнению автора, в Европе и Америке разум людей не мог длительное время следовать древним учениям, подобным учению Аристотеля, или даже следовать учениям недавних мыслителей, подобных Канту, так как условия жизни постоянно изменялись. В статье подчеркивалось, что в 1916 г. китайцев уже не удовлетворяют идеи Кан Ю-вэя. В этом мире дух и материя всегда изменяются, и, следовательно, конфуцианство также должно рассматриваться в свете его пригодности для современных условий жизни.

В статьях «Конституция и конфуцианство», «Еще раз к вопросу о конфуцианстве», «О старой идеологии и государственном строе», опубликованных в «Синь циннянь», Чэнь Ду-сю выступал еще решительнее. «Если члены парламента настаивают на введении в конституцию конфуцианства,— писал он,— не лучше бы прямо обсудить вопрос, может ли существовать в Китае республиканский строй. Если, с одной стороны, признавать республиканский строй, а с другой — стремиться сохранить конфуцианство, то сама идея уже непригодна и на деле не приведет ни к чему».