Международные права человека

Не бесспорно  мнение, согласно которому общепризнанные принципы и нормы международного права являются частью федерального права России и функционируют  именно в этом качестве. Только с  оговорками можно принимать распространенное мнение, будто международные договоры являются частью федерального законодательства России (кто заключил, ратифицированы ли они, опубликованы ли и т.д.). Конституция РФ включает общепризнанные принципы и нормы международного права и международные договоры Российской Федерации в правовую систему Российской Федерации. Не в систему права и не в право. Правовая система, как установлено в теории права и государства, включает в себя и систему правоотношений, и правоприменение, и органы, обеспечивающие действие права. Часто употребляемый для характеристики соотношения внутреннего и международного права термин "имплементация" как раз говорит о соответствующей реализации принципов и норм международного права (implement - осуществлять, обеспечивать выполнение).

Анализ любого международно-правового документа предполагает, прежде всего, установление характера положений, которые в нем содержатся: являются ли они декларациями, рекомендациями (пожеланиями), принципами или обязательными общепризнанными принципами и нормами. Если это решение по конкретному делу, то всегда актуален вопрос его соответствия принципам и нормам международного права. Не предосудительно использовать положения международных документов в национальном законодательстве при любом характере содержащихся в них положений. Но юридическое и регулирующее их значение зависит, прежде всего, от факта и формы признания соответствующих положений национальными государствами.

В России высшая юридическая сила признается за правилами, содержащимися в международном  договоре. Только применительно к нему Конституция РФ подчеркивает верховенство по отношению к закону. Кстати, было бы неправильно употреблять термин "общепризнанные" по отношению и к принципам, и к нормам, и к договорам. Последние по определению не могут быть общепризнанными, если не иметь в виду условно договоры, участниками которых является подавляющее число государств. Вообще "общепризнанными" по большому счету могут быть только принципы международного права, поскольку на этих общих положениях сходится большинство государств. Нормы же могут быть, а могут и не быть общепризнанными. И даже региональная норма международного права может быть общепризнанной, если она является воплощением общепризнанного принципа международного права.

Положения Конституции  РФ о месте и юридической силе международных норм по-разному раскрываются в отраслевом российском законодательстве. Разные кодексы по-разному вводят общепризнанные принципы и нормы международного права и нормы международных договоров в отраслевые правопорядки. Наиболее распространенной является формулировка, воспроизводящая положения Федерального закона от 15 июля 1995 г. N 101-ФЗ "О международных договорах Российской Федерации" о примате международного договора над законодательством Российской Федерации. Такая формулировка содержится в Налоговом, Воздушном, Семейном кодексах РФ и в КоАП РФ. В Гражданском, Таможенном, Трудовом, Бюджетном, Водном, Лесном кодексах РФ дополнительно указывается о включении общепризнанных принципов и норм международного права и международных договоров Российской Федерации в соответствии с Конституцией в правовую систему Российской Федерации. В них отмечается непосредственное применение международных договоров, кроме случаев, когда из международного договора следует, что для его применения требуется издание внутригосударственного акта. В Земельном кодексе РФ специально отмечается, что международный договор должен быть ратифицирован в установленном порядке.

Иные формулировки можно увидеть в УИК РФ, в  ст. 3 которого указывается, что уголовно-исполнительное законодательство РФ учитывает международные договоры Российской Федерации, относящиеся к исполнению наказаний и обращению с осужденными в соответствии с экономическими и социальными возможностями. Но все-таки устанавливается примат международных договоров. Рекомендации (декларации) международных организаций по вопросам исполнения наказаний и обращения с осужденными реализуются в уголовно-исполнительном законодательстве Российской Федерации при наличии необходимых экономических и социальных возможностей.

Принципы и  нормы международного права в  национальной правовой системе не теряют своей международно-правовой специфики. Они согласовываются с национальным правом на основе общих принципов, свойственных данной системе, на основе национальной конституции и конституционных норм. Более того, как представляется, и общие принципы соответствующей отрасли национального права обусловливают имплементацию принципов и норм международного права в соответствующей сфере общественных отношений. Так, в конституционном праве общепризнанные принципы и нормы международного права о правах человека включаются в правовую систему даже в том случае, если они не указаны ни в Конституции, ни в ином законе. В пункте 2 ст. 7 ГК РФ говорится, что международные договоры Российской Федерации применяются непосредственно, кроме случаев, когда из международного договора следует, что для его применения требуется издание внутригосударственного акта. Напротив, в УК РФ сказано: "Преступность деяния, а также его наказуемость и иные уголовно-правовые последствия определяются только настоящим Кодексом" (ч. 1 ст. 3). Уголовный кодекс РФ (ч. 2 ст. 1) основывается только на общепризнанных принципах и нормах международного права, а на договорах нет, тогда как ряд последующих статей УК РФ прямо ссылается на договоры. Иными словами, даже ратифицированный и вступивший в силу для РФ договор не может применяться непосредственно. Для этого необходимо внесение соответствующих поправок в УК РФ. Налоговый кодекс РФ, напротив, говорит лишь о договорах. Большое своеобразие (неоправданное, с нашей точки зрения) свойственно УПК РФ, в ч. 1 ст. 1 которой указывается, что порядок уголовного судопроизводства устанавливается настоящим Кодексом, основанным на Конституции Российской Федерации, а в ч. 3 той же статьи общепризнанные принципы и нормы международного права (на наш взгляд, вопреки Конституции РФ) объявляются составной частью законодательства Российской Федерации, регулирующего уголовное судопроизводство. Другими словами, они включены в УПК РФ. Нередко законы похожим образом включают положение о нормах международного права в статью о законодательстве в соответствующей сфере (см., например, ст. 2 Федерального закона от 21 июля 1997 г. N 119-ФЗ "Об исполнительном производстве", ст. 3 АПК РФ и др).

Все сказанное  распространяется и на действие Конвенции о защите прав человека и основных свобод. Следовательно, при осуществлении конституционного, гражданского, административного и уголовного судопроизводства российские суды будут по-разному вводить решения ЕСПЧ, интерпретирующие Конвенцию, в отраслевой правопорядок.

Как уже отмечалось, существуют международные органы, которые  выносят решения, собственно, на основе норм международного права, создают, таким  образом, прецеденты, а также толкуют  нормы международного права. В любом  случае возникают вопросы: в какой степени обязательны эти прецеденты и акты толкования для национальной правовой системы? Какое место они занимают? Входят ли они в правовую систему?

По отношению  к каждому органу могут быть высказаны  свои выводы. Для России наиболее показательным может быть исследование места и роли решений ЕСПЧ, поскольку прямых ответов мы не находим. Во-первых, в российском законодательстве нигде прямо не обозначено место решений ЕСПЧ, не прописана форма их обязательности и степень обязательности, если они вынесены не в отношении России. Во-вторых, нет прямого указания на их юридическую силу в части соотношения с конституционными нормами (нормами Конституции РФ и нормами конституционных законов). В-третьих, в российском законодательстве нигде прямо не признается прецедент как источник права. В-четвертых, нигде не говорится о прецеденте толкования, не определена система актов толкования, их роль и даже о субъектах толкования законов можно лишь дискутировать.

Теоретически  существует возможность возникновения конфликтов между положениями Конвенции и нормами внутреннего права. Проблема препятствия Конвенции государствам в предоставлении дополнительных прав, не предусмотренных Конвенцией, может возникнуть в тех областях, где сталкиваются права разных сторон таким образом, что расширение прав одной из них влечет ограничение прав другой, либо в том случае, если это противоречит нормам национальной конституции.

По мнению Председателя Конституционного Суда РФ⁶⁷, российская Конституция заключает в себе механизм, позволяющий вводить в отечественную правовую систему новые принципы и нормы, равно как и международные договоры, а также обновлять существующие по мере их развития. Посредством этого механизма в правовую систему России инкорпорирована Конвенция о защите прав человека и основных свобод. Это означает, что права и свободы, закрепленные в Конвенции, поскольку она является международным договором, и решения Европейского суда по правам человека в той степени, в какой они выражают общепризнанные принципы и нормы международного права, являются составной частью российской правовой системы. Согласно Конституции РФ (ч. 4 ст. 15) Конвенция включена в российскую правовую систему в качестве международного договора и пользуется приоритетом по отношению к федеральному закону. В то же время можно утверждать, что Конвенция, в силу ст. 15 и 17 Конституции РФ, действует как конституционный инструмент признания и защиты прав и свобод человека и гражданина. Из официального признания Россией юрисдикции ЕСПЧ обязательной по вопросам толкования и применения Конвенции и Протоколов к ней следует, что российским судам необходимо учитывать в своей деятельности прецедентную практику ЕСПЧ. В своей практике Конституционный Суд РФ неоднократно ссылался на решения ЕСПЧ, которые, как и Конвенция о защите прав человека и основных свобод, оцениваются им фактически как источник права.

Конституционный Суд РФ внимательно относится  также к практике конституционных  судов других государств, изучает  наработанные ими правовые позиции  по всем вопросам, которые оказываются в поле зрения судебного конституционного контроля. Конституционный Суд РФ обращается и к опыту правового диалога между Европейским судом и другими европейскими конституционными судами, в частности, ФКС ФРГ. Председатель Конституционного Суда РФ сообщил, что в КС РФ внимательно анализируется ситуация, сложившаяся после принятия ряда решений (ноябрь 2004 г.) ФКС ФРГ относительно некоторых решений ЕСПЧ. В.Д. Зорькин считает, что в процессе интеграции европейского конституционного пространства Конвенция в силу конституционного развития России на основе Конституции 1993 г. становится, по сути, частью Конституции. Именно из этого исходит Конституционный Суд РФ в своих решениях и правовых позициях. Именно на основе объединенных суверенитетов "наращивается интеграция европейского конституционного пространства"⁶⁸.

В целом поддерживает позицию В.Д. Зорькина судья Конституционного Суда РФ Г.А. Гаджиев⁶⁹, но полагает, что проблема имплементации решений ЕСПЧ в практику конституционных судов до сих пор остается дискуссионной. Статьи авторов из других государств подтверждают, что современное европейское понятие "имплементация решений Европейского суда" основывается на том, что решения носят не просто рекомендательный характер, являясь формой так называемой soft law.

По мнению судьи  Конституционного Суда РФ в отставке Н.В. Витрука⁷⁰, позиция относительно характеристики решений ЕСПЧ как составной части российской правовой системы до конца неясна и нуждается в некоторых оговорках. Прежде всего, непонятно, почему решения ЕСПЧ поставлены в один ряд с Конвенцией. Он считает, что четко не обозначена их субординация, неясно, что представляет собой степень выражения общепризнанных принципов и норм международного права в решениях ЕСПЧ и кто определяет эту степень. Не определены юридические последствия такой квалификации решений Европейского суда по правам человека. Н.В. Витрук полагает, что заявления о прецедентном праве, в частности, о решениях ЕСПЧ как источнике российского права, без каких-либо оговорок и уточнений являются недостаточно аргументированными. Он, однако, признает роль Европейского суда как толкователя смысла и содержания прав и свобод человека и гражданина, закрепленных в Конвенции, и органом правосудия, устанавливающим факты их нарушения государствами-ответчиками, не отвергает включение в правовую систему РФ Конвенции, в том числе в правовой интерпретации ЕСПЧ. При этом имеются в виду не решения Суда как правоприменительные акты, констатирующие факт нарушения Конвенции и определяющие санкции в виде компенсации жертве - потерпевшему от нарушения Конвенции, а содержащиеся в них правовые позиции ЕСПЧ, на основе которых были вынесены соответствующие решения. И только в этом смысле можно говорить о решениях Европейского суда как об источнике национального российского права. Но и в этом случае национальные органы законодательной, исполнительной и судебной власти не лишены известного усмотрения и права выбора правовых позиций, содержащихся в этих решениях.

Господствующая  точка зрения отечественных юристов  признает обязательность принципов и норм международного права лишь в случае их имплементации (легитимации в той или иной форме) в национальном праве. При таком подходе юридическая сила принципов и норм международного права будет зависеть, в том числе, от юридической силы акта, в котором официально признается их обязательность: например, в Конституции РФ, в федеральном конституционном законе РФ, в федеральном законе, в законе субъекта РФ, в указе Президента РФ, в постановлении Правительства РФ, в ведомственном акте.

В нашей стране имеется орган, в чьи функции  входит изучение правовых последствий  решений Европейской комиссии по правам человека и Европейского суда, подготовка с учетом "прецедентного  права Совета Европы" рекомендаций по совершенствованию законодательства РФ и правоприменительной практики, обеспечение взаимодействия федеральных органов государственной власти, органов исполнительной власти субъектов РФ и органов местного самоуправления при исполнении решений Комитета министров Совета Европы и Европейского суда в связи с исками о нарушении РФ своих обязательств по Конвенции, включая восстановление нарушенных прав и выплату денежной компенсации. Таковым является Уполномоченный РФ при Европейском суде по правам человека⁷¹. Однако Уполномоченный не решает вопросов права.

Как отметил  правительственный агент Италии г-н Гидо Раймонди ⁷², "страсбургская система" в противовес классическому международному праву интересуется, прежде всего, тем, что происходит внутри самих государств⁷³. Но и сами государства, на наш взгляд, не должны быть безучастными к тому, что в каждом конкретном случае происходит в этой системе. Механизм ЕСПЧ порой является источником проблем, если идея международной юстиции не оговаривается признанием возможностей защиты фундаментальных прав и свобод национальными средствами.

Значение и  место прецедентной практики ЕСПЧ предопределено статусом Конвенции. На основании ст. 32 Конвенции ЕСПЧ имеет право  решать все вопросы, касающиеся толкования и применения положений Конвенции  и Протоколов к ней. Поэтому правовые позиции Европейского суда, излагаемые им в решениях при толковании положений Конвенции и Протоколов к ней, и сами прецеденты Европейского суда, как указывает Председатель Конституционного Суда РФ, признаются Российской Федерацией как имеющие обязательный характер⁷⁴. Надо полагать, это должно относиться и к другим участникам Конвенции. Следовательно, в случае признания факта нарушения Конвенции, соответствующие акты должны отменяться или официально истолковываться с позиций решения ЕСПЧ; положение, существовавшее до признанного нарушения Конвенции, должно по возможности восстанавливаться; нарушение, являющееся длящимся, - прекращаться.