Автор: Пользователь скрыл имя, 28 Февраля 2012 в 20:05, курсовая работа
Целью настоящей дипломной работы является исследование художественных миров О. Бальзака и О. Уайльда, традиционно причисляемых исследователями к символизму в отдельных своих произведениях, как ведущему направлению в европейской литературе XIX века. Из совокупности этих миров складывается художественный мир символизма, самобытного национального проявления общеевропейской литературной традиции.
Рафаэль впервые убедился в могуществе шагреневой кожи, уверовал в нее: нотариус объявил ему о наследстве. Но исполнение рокового условия его ужаснуло: небольшой промежуток появился между кожей и очерченным на салфетке контуром. Драматическая напряженность ситуации углубляется тем, что непосредственно перед данным эпизодом Рафаэль рассказывал Эмилю Блонде свою историю. Перед ним прошло далекое и недавнее прошлое: ожили обиды, проснулись воспоминания, затрепетали подавленные чувства. Память Рафаэля запечатлела в драматических моментах лишения, унизительную борьбу с нуждою, отчаяние безнадежной страсти...
Какую блистательную возможность реванша дает Рафаэлю шагреневая кожа! А ему, устрашившемуся отдачи, виделось уже в тумане "механическое, без всяких желаний, существование какого-нибудь бретонского крестьянина": тот - обрабатывает поле, пьет сидр прямо из кувшина, верит в Богородицу и короля, причащается на пасху, не понимает проповедей приходского священника, пляшет по воскресеньям на зеленой лужайке... Человек, который желал изысканных наслаждений, сжигающих душу радостей, сейчас готов выбрать жизнь, еще более упрощенную, чем та, что ожидала его с Полиной. А интеллектуальные запросы, "кипящий поток существования", "любовь, которая и убивает и приводит в движение все человеческие способности"? Обостренный инстинкт самосохранения, эгоизм в одной из самых низменных форм заставил Рафаэля перечеркнуть все, что составляло для него высшую ценность. "Мир принадлежал ему; он мог все, но больше не желал ничего".
Мрачное великолепие "Шагреневой кожи" - романа огромной обличительной и художественной силы - позволяет поставить его на одно из первых мест среди произведений блестящих и глубокомысленных, входящих в состав "Человеческой комедии".
Бальзак создавал свой всеобъемлющий труд, в котором картины буржуазного бытия могли соперничать с дантовым адом. Но, убежденный, что "литература есть выражение общества", он видел и людей, противостоящих системе, при которой "нет ничего совершенного, кроме несчастия", видел "людей будущего". В гигантской символической фреске Бальзака - его "энциклопедическом исследовании человеческой жизни" - буржуазный прогресс, который представлялся просветителям XVIII века гармоническим восхождением к царству разума, обнаружил свои жестокие, неустранимые при данных социальных формах противоречия. "Человеческая комедия" неумолимо подводила к проблеме исторических перспектив буржуазного общества. "Восемнадцатое столетие все оставило под знаком вопроса, - писал Бальзак, - девятнадцатый век призван на все ответить; и он отвечает изображением действительности, живой действительности в ее движении... ". [Корсаков В. С. Особенности французских романов 19 в., М., Посткриптум, 2001., стр. 104.]
Сюжетная линия романа напоминает "Шагреневую кожу" Бальзака, оба романа философско-символические. Однако помимо сходства, есть существенные различия. Уайльд создавал не реалистический роман, хотя многие сцены вполне правдоподобны. "Это ведь чисто декоративный роман! "Портрет Дориана Грея" - золотая парча!"-доказывал сам автор. Уайльд не задавался целью создать многогранные характеры, каждый его герой-воплощение одной идеи: Дориан - это стремление к вечной юности, лорд Генри-культ философии наслаждения, Бэзил - преданность искусству. Главное внимание писатель уделяет не действию, не характеристикам, а тонкой игре ума, которую ведет лорд Генри, в чьих смелых парадоксах воплощены заветные мысли автора. В свою интеллектуальную игру Принц Парадокс вовлекает Дориана, поражая его воображение необычными и дерзкими речами. А слова для Уайльда гораздо важнее, чем факты, он, а с ним и его герои, полностью отдаются словесным поединкам.
Новый гедонизм лорда Генри в чем-то близок учению Ницше. Оба они облагораживают культ эгоизма мечтой о прекрасном, совершенном человеке. "Цель жизни - самовыражение. Проявить во всей полноте свою сущность - вот для чего мы живем... Если бы каждый человек мог жить полной жизнью, давая волю каждому чувству и каждой мысли, осуществляя каждую свою мечту, - мир ощутил бы вновь такой мощный порыв к радости, что забыты были бы все болезни средневековья, и мы бы вернулись к идеалам эллинизма, а может быть, и к чему-либо еще более ценному и прекрасному". Спорить с лордом Генри трудно, в частностях он бывает прав, но эти частичные истины не скрывают ошибочность его исходной позиции. Никто, кроме Бэзила, и не пытается опровергнуть его. В мире, где он вращается, в большой моде подобное кокетство ума. "Вы прелесть, но настоящий демон-искуситель. Непременно приезжайте к нам обедать", - восклицает почтенная герцогиня.
Проповедуя свободу инстинктов, лорд Генри всей душой восстает против самоограничения. "Единственный способ отделаться от искушения - уступить ему... Согрешив, человек избавляется от влечения к греху, ибо осуществление - это путь к очищению". Лорду Генри льстило внимание юного Дориана, который, словно редкостная скрипка, отзывался на каждое прикосновение, ему нравилось умственно развращать его, слышать в его горячих речах отзвуки собственных мыслей. Превратив юношу в объект бесстрастного наблюдения, он ставит эксперимент над его душой, полностью подчиняя ее себе. Тот же охотно и бессознательно пьет сладкий яд, заключенный в парадоксах учителя.
Любовь Дориана к Сибилле Вэйн ярче всего свидетельствует о несознательности философии лорда Генри. Дориан оказывается неспособен на простое человеческое чувство. Он влюбляется не в девушку, а в искусство, которому она безраздельно отдавалась до встречи с ним. Он любил в ней сегодня Розалинду, завтра-Имоджену. Он обожал в ней Джульетту, Офелию, Дездемону, но он никогда не любил обыкновенную девушку Сибиллу Вейн. И он безжалостно оттолкнул ее, разбив ее сердце, как только из великолепной актрисы она превратилась в живую любящую женщину. Она перестала занимать его воображение, а согласиться с нею в том, что любовь выше искусства, он не мог. Дориан исповедовал другую философию, согласно которой полное самоопределение человека возможно только в искусстве. Свою жизнь он пожелал превратить в величайшее искусство. Полюбив себя превыше всего, он не очень беспокоился о других. Сибилла, поступившая, по его мнению, эгоистично, причинив своею смертью ему минутное волнение, - первая жертва Дориана, за нею последуют другие. Дружба с ним оказывается губительной для молодых людей, он заражает их безумной жаждой наслаждений, они либо кончают жизнь самоубийством, либо скатываются на дно.
Жизнь Дориана превратилась бы в кошмар, если бы днем и ночью символические видения его преступлений напоминали ему о себе. Но он заставляет умолкнуть совесть: "Слишком коротка жизнь, чтобы брать на себя еще и бремя чужих ошибок. Каждый живет, как хочет, и расплачивается сам". Низости и преступления, совершаемые Дорианом, для него - лишь цепь удивительных переживаний, после которых с особым удовольствием он окунался в атмосферу искусства. Узнав о самоубийстве Сибиллы, он едет в оперу слушать "божественную Патти", убив Бэзила, с упоением отдается чтению стихов Готье. Зло было для него лишь одним из средств осуществления того, что он считал красотой жизни. "Самое страшное на свете - это скука. Вот - единственный грех, которому нет прощения". Дориан усвоил эту заповедь лорда Генри. Он преображает мир силой своей фантазии, создает свой мир, в котором все приняло свои формы и оделось яркими, светлыми красками". Он постоянно меняет свои увлечения. То это католичество, привлекавшее своей обрядностью, то мистицизм "с его дивным даром делать простое таинственным", то дарвинизм - "так заманчива была идея абсолютной зависимости духа от физических условий". Был в жизни Дориана период, когда он весь отдался музыке. То он изучал ароматические вещества, открыв, что "всякое душевное настроение связано с чувственным восприятием".
Затем появилась новая страсть-символ: драгоценности, гобелены и старинные вышивки. Все эти сокровища помогали ему спастись от страха, который он испытывал перед глубиной собственного падения. Он убедился в том, что в его жизни культура и разврат сопутствовали друг другу. И это понятно: Дориан изгнал из культуры все человеческое, искусство воспринимал как нечто нейтральное, не влияющее на деятельность человека. Когда-то он опьянялся мыслью, что "вечная молодость, неутомимая страсть, наслаждения утонченные и запретные, безумие счастья и еще более исступленное безумие греха - все будет ему дано".
Уайльд хотел прославить героя, принесшего душу в жертву красоте и искусству, но художественная правда оказалась сильнее этого замысла. Он показал, что Дориан загрязнил себя, что красота, лишенная вечности, становится уродством. В словах лорда Генри, обращенных к Дориану в конце "романа, прозвучала горькая ирония, которой сам он не почувствовал: "Ах, Дориан, какой вы счастливец! Как прекрасна ваша жизнь!..... Все вы в ней воспринимали как музыку, поэтому она вас не испортила.... Я очень рад, что вы не изваяли никакой статуи, не написали картины, вообще не создали ничего вне себя. Вашим искусством была жизнь". И это говорится в тот момент, когда Дориан понял, что изуродовал свою душу, загубил жизнь, вкусив яд подобных обольстительных речей. В момент осознания всей несостоятельности эгоцентризма и гедонизма особенно нелепо звучат идолопоклоннические слова: "Мир стал иным, потому, что в него пришли вы, созданный из слоновой кости и золота. Изгиб ваших губ переделает заново историю мира". Дориан стал жертвой своей максималистской страсти - любви к самому. Думая исключительно о своей личности, он ее и разрешил. "Пытаясь убить свою совесть - Дориан Грей убивает себя", - так сформулировал мораль романа сам автор. Уайльд спорит с Уайльдом и своими руками разрушает возведенное с таким изяществом и легкостью здание своей ложной философии. Однако Уайльд далеко не последователен в ее осуждении: Дориан вызывает в нем больше сочувствия и сострадания, чем жертвы его страстей. В его судьбе Уайльд раскрыл трагедию реального противоречия: наслаждение, ставшее самоцелью, порождает не радость, а муки.
Уайльд считал, что в жизни его было "два великих поворотных пункта" - Оксфорд и тюрьма. Утонченный эстет, жрец культа наслаждения, Оскар Уайльд в последние годы отрекся от прежней жизни и ее идеалов и признал страдание единственной истиной, высшей реальностью. Причины этого нравственного переворота не только в душевных и физических муках, пережитых самим писателем, но и в том, что он, прежде обращающийся в бегство при виде уродств жизни, теперь смотрел в лицо страдающим людям и признавал, что даже в этих ужасных условиях они сохраняют доброту, жизнерадостность и человеческое достоинство. В исповеди, которой он дал латинское название "Из бездны" (написана в тюрьме), Уайльд заявил, что система и законы, жертвой которых он явился, лживы и несправедливы. Мысль об общественной несправедливости родилась у писателя не в тюрьме, а значительно раньше. В 1891 г. он написал трактат "Душа человека при социализме", в котором утверждал, что "человек создан для лучшего назначения, чем копание в грязи". Он мечтал о том времени, когда "не станет более людей, живущих в зловонных притонах, одетых в вонючие рубища... Когда сотни тысяч безработных доведенных до самой возмутительной нищеты, не будут топтаться по улицам,... когда каждый член общества будет участником общего довольства и благополучия"...
Список использованной литературы:
Информация о работе Символические средства в романах "Шагреневая кожа" и "Портрет Дориана Грея"