Другая особенность принципа
народности заключается в его
динамичности. «Народность — пишет
Уваров, — не состоит в том,
чтобы идти назад или останавливаться;
она не требует неподвижности
в идеях». «Народность» такое
же древнее понятие, как православие
и самодержавие, но, в отличие от последних,
она на протяжении столетий претерпевала
значительные изменения, сохраняя старые
и приобретая новые черты, поэтому «относительно
народности все затруднение заключается
в соглашении древних и новых понятий».
Россия развивалась и будет развиваться
благодаря своей народности, опираясь
на православную веру и монархию, без возврата
к прошлому, но и без решительного разрушения
«существующего порядка вещей». Уваров
уверен, что между «обветшалыми предрассудками»
(идеи ХVIII в.) и «новейшими предрассудками»
(революционные идеи Запада) «находится
обширное поле, на котором здание нашего
благосостояния укрепиться может». А для
того чтобы построить это здание, нам надо,
считал Уваров, не только сохранить «святилище
наших народных понятий» в неприкосновенности,
но и положить их в основу всей государственной
политики, и в первую очередь политики
в области народного просвещения38.
Надо признать, что во взглядах
самого Уварова понятие «народность»
не было статичным. С годами
оно расширялось, обогащалось новыми
гранями. По прошествии пяти лет со дня
назначения на пост министра в юбилейном
отчете императору Уваров дал такое определение
народности: «Дух русский, здравый, высокий
в простоте своей, смиренный в доблести,
неколебимый в покорности закону, обожатель
царей, готовый все положить за любезное
Отечество, искони возвышал нравственные
силы его»39.
Под термином «дух русский»
Уваров подразумевал национальный
дух русского народа, составным
элементом которого является
национальный характер. Поэтому
характеристика этого понятия сводится
у Уварова к перечислению черт характера
русского народа, таких как законопослушность,
монархизм, патриотизм. Развитие национального
духа позволяет судить о степени зрелости
всей нации, об уровне развития национальной
культуры, национального самосознания.
Об этом пишет и Уваров: «Слово «народность»
возбуждало в недоброжелателях чувство
неприязненное за смелое утверждение,
что министерство считало Россию возмужалою
и достойною идти не позади, а по, крайней
мере, рядом с прочими европейскими национальностями»40.
Следует отметить, что важное
место отводится Уваровым русскому
языку, который выступает в
его теоретических построениях
как «великий двигатель русской
народности»41. Эта мысль подтверждается
выводами современных этнографов
и языковедов, которые видят
в языке один из важнейших факторов зрелости
нации, становления ее самосознания.
Н. И. Казаков сделал верный
вывод о том, что Уваров понимал
под народностью «национальную
культуру и национальный дух
русского народа»42. С нашей точки
зрения, данное определение имеет
довольно узкий характер, поскольку уваровское
понимание народности этим не ограничивается.
И национальный дух и национальная культура
выступают у Уварова составными частями
принципа народности.
И. Х. Виттекер, характеризуя
принцип народности, пришла к заключению,
что Уваров выдвинул идею народности с
целью объединить усилия государства,
народа и образованного слоя для решения
стоящих перед Россией проблем. В отличие
от определения Казакова, это слишком
широкое понимание термина «народность»,
поскольку свою доктрину Уваров провозгласил
с намерением консолидировать силы государственного
аппарата, интеллектуальной элиты и народа
для деятельности, направленной на формирование
национального самосознания.
Во всех работах Уваров
характеризует народность как категорию
моральную, нравственную. Так, в докладе
от 19 ноября 1833 г. Уваров, обращаясь к императору,
писал: «Посреди всеобщего падения религиозных
и гражданских учреждений Европы, невзирая
на повсеместное распространение разрушительных
начал, Россия, к счастью, сохранила доселе
теплую веру к некоторым религиозным,
моральным и политическим понятиям, ей
исключительно принадлежащим»43. Несомненно,
что здесь под «религиозными понятиями»
подразумевается Уваровым православие,
под политическими — самодержавие, а под
моральными — народность.
Разбирая понятие народности
в теории Уварова, можно встретить
мысль, что народность связывает
церковь и трон. В чем же
выражается эта связь? Во-первых,
в ХIХ в. и православная церковь,
и самодержавие являлись государственными
институтами, причем церковь, входившая
составной частью в государственный аппарат,
подчинялась самодержавной власти. Во-вторых,
церковь и власть издавна шли рука об руку.
В России власть советовалась с церковью,
церковь освящала деяния власти, с ХVI в.
все русские цари (позднее императоры)
венчались на царство. Современный русский
философ, историк и публицист А. В. Гулыга
считает, что «самодержавие вытекает из
православия», царь, чья власть освящена
церковью, выступает в роли носителя высшей
благодати44. Следовательно, сотрудничество
церкви и власти было явлением постоянным
и плодотворным. Нельзя сбрасывать со
счетов и православно-монархическое мировоззрение
русского народа, позволявшее самодержавию
в течение веков удерживать власть.
Народность Уваров рассматривает
в тесной связи с православием и самодержавием.
Он отмечает, что религиозные, моральные,
политические понятия, принадлежащие
России, есть не что иное, как «священные
останки ее народности», в которых «находится
и весь залог будущего ее жребия»45.
Думается, что взаимовлияние
всех трех охранительных принципов
в доктрине Уварова прослеживается
весьма четко. Действительно,
трудно отрицать консолидирующее
влияние религии на формирование
нации, что налагает определенный
отпечаток на характер и историческую
судьбу народа. С другой стороны, религия,
претендующая на роль национальной, как
правило, распространяется в этнокультурной
среде, которая уже находится на определенной
стадии своего развития и соответственно
оказывает некоторое влияние на эту религию.
Еще более интересен вопрос
о связи между самодержавием
и собственно народностью. С
одной стороны, Уваров признает,
что эти принципы не всегда
мирно уживались друг с другом,
но «каковы бы ни были столкновения,
которые им довелось пережить,
оба они живут общей жизнью и могут еще
вступить в союз и победить вместе»46. С
другой стороны, несмотря на все противоречия,
оба принципа тесно друг с другом связаны
— «и тот и другой проистекают из одного
источника и связуются на каждой странице
истории русского народа»47. Таким образом,
несмотря на все противоречия, возникавшие
между самодержавием и народностью в прошлом,
оба родственных по происхождению принципа
еще можно объединить, и только в этом
залог будущего процветания.
Уваров в своих работах
неоднократно подчеркивал важность
и сложность деятельности в области народного
просвещения. Он убеждал императора в
том, что основная цель деятельности министерства
«поставлена так высоко и отдаленно»,
что добиться ее выполнения в течение
нескольких лет невозможно. Для этого
потребуется планомерная и методичная
работа нескольких поколений администраторов
от образования, результаты которой проявятся
только в далеком будущем. Остальным, по
Уварову, остается лишь ждать и надеяться
на лучшее. «Два или три поколения быстро
исчезнут с лица земли, но государства
долговечны, пока в них сохраняется священная
искра Веры, Любви и Надежды»48. В деле народного
образования недопустимы поспешные и
неосмотрительные шаги, поскольку особенность
деятельности на ниве народного просвещения
состоит в том, что здесь «все начинания
и действия созревают медленно и требуют
терпеливости неизменной»49. Преобразования,
по мысли Уварова, необходимо проводить
на основе приобретенного опыта, не разрушая
ранее созданного и «сообразуя прошедшее
с будущим».
Уваров четко и недвусмысленно
высказал свою позицию по данному
вопросу в юбилейном отчете: «Чем
позднее достигаются последние
и окончательные результаты, тем
необходимее беспристрастным исследованием
приобретенных выгод, равно как
и встреченных неудач, убеждаться
в правильности избранного пути и подкреплять
надежды на приближение к мете далекой,
почти невидимой»50. Такая программа свидетельствует
об основательности намерений ее создателя,
не приемлющего поспешности и непродуманности
действий на поприще народного воспитания.
Однако медлительность Уварова и явное
стремление к затягиванию преобразований
неизбежно вызывают вопрос: а не выступает
ли министр вообще против реформ? Ответ
на этот вопрос можно найти в работах самого
Уварова. В докладе, характеризуя русских
либералов и радикалов, чьи неумеренные
реформаторские устремления были хорошо
известны, Уваров писал: «Страсть к нововведениям
расстраивает естественные сношения всех
членов Государства между собою и препятствует
мирному, постепенному развитию его сил»
51.
Несомненно, что Уваров выступал
за реформы, но реформы умеренные,
не нарушающие существующего
порядка. Понимая, что перемены
неизбежны, Уваров призывал отказаться
от крутых резких мер, способных
нанести ощутимый вред стране.
Причем роль реформатора, считал он,
состоит не в мощном влиянии на происходящее,
не в бесцеремонном вторжении в существующую
систему, а в помощи, которую оказывает
опытный администратор, направляя в нужное
русло естественные процессы, происходящие
в государстве. Тогда государство, изменяясь
без сильных общественных потрясений,
сохранит внутренний порядок и стабильность.
Уваров понимал, что созданная
им новая идеология неизбежно
встретит неприятие в определенных
кругах. Противников идеологии он
видел в приверженцах «либеральных
и мистических идей». Либералов, вполне
справедливо полагал Уваров, в формуле
не устроит принцип самодержавия, провозглашая
который министерство «заявило твердое
намерение возвращаться прямым путем
к русскому монархическому началу во всем
его объеме», поставив, таким образом,
крест на мыслях о введении в России европейских
политических институтов и представительского
правления52. Уваров не уставал обращать
внимание на пагубность для России либеральных
политических идей. Такие либеральные
принципы, как ограничение монархии, парламентаризм,
введение конституционализм, равенство
сословий, для Уварова прежде всего «разрушительные
понятия». Попытка реализации их в Российском
государстве, считал он, приведет к гибели
империи: «колосс не протянет и двух недель,
более того, он рухнет прежде, чем эти ложные
преобразования будут завершены»53. Поэтому
только самодержавие, по мнению Уварова,
способно выступить гарантом сохранения
политической стабильности общества.
Если с либералами все
более или менее ясно, то с носителями
мистических идей дело обстоит куда сложнее.
Еще Г. Шпет отмечал широту толкования
термина «мистицизм» в русском образованном
обществе в первой половине ХIX в.54 Вероятно,
Уваров подразумевал под этим собирательным
термином масонов и представителей различных
сект, процветавших в то время в России.
У мистиков, полагал Уваров, вызовет неприятие
первый символ доктрины. Обращение к православию
связано со «стремлением министерства
ко всему положительному в отношениях
к предметам христианского верования
и удаление от всех мечтательных призраков»55.
Забота о чистоте учения православной
церкви, о развитии религиозных чувств
у подрастающего поколения и поддержании
веры в народе свидетельствовала о взятом
Уваровым курсе на сохранение и развитие
духовных традиций русской нации и отрицание
новомодных псевдорелигиозных течений,
претендовавших на гегемонию в духовной
сфере.
Принимая портфель министра
Уваров прекрасно понимал сложность
тех задач, которые он сам
себе поставил. Тем не менее
ни в одном из основополагающих
документов, написанных им, мы не найдем
каких-то практических рекомендаций —
одни теоретические установки. Вероятно,
Уваров стремился создать теоретический
фундамент и только после его завершения
возводить здание народного просвещения.
Здания, строительство которого требовало
многих лет напряженного труда. Недаром,
определяя свою будущую деятельность
на посту министра просвещения, Уваров
говорил, что «не тому, кто посеет семена,
определено промыслом пожинать плоды
оных». Уваров собирался создать такую
систему образования, которая, будучи
основана на совмещении «европейского
духа» и национальных основ, позволила
бы воспитывать европейски образованных
и одновременно патриотически настроенных
граждан России. Этим надеждам не суждено
было сбыться.
1 Пыпин А. Н. История русской
этнографии. СПб., 1890. Т. 1. С. 380.
2 См., например: Доклады министра
народного просвещения С. С.
Уварова императору Николаю I
// Река времен. М., 1995. Кн. 1. С. 67; Шпет
Г. Г. Очерк развития русской
философии // Сочинения. М., 1996. С.
105—126.
3 См.: Зорин А. Л. Идеология
«православие — самодержавие
— народность» и ее немецкие
источники // В раздумьях о России.
М., 1996. С. 105—126. (далее — Немецкие
источники...).
4 Зорин А. Л. Идеология «православие
— самодержаваие — народность»:
Опыт реконструкции // Новое литературное
обозрение. 1997. Т. 26. С. 71—104. (далее — Зорин
А. Л. Опыт реконструкции...).
5 Текст меморандума см.: Зорин
А. Л. Опыт реконструкции... С. 96—100.
6 Казаков Н. И. Об одной
идеологической формуле Николаевской
эпохи // Контекст. М., 1989. С. 5—37; Шевченко
М. М. Сергей Семенович Уваров // Российские
консерваторы. М., 1997. С. 95—136.
7 См.: Зорин А. Л. Немецкие источники...
С. 126; Его же. Опыт реконструкции...
С. 73.
8 См.: Уваров С. С. Речь президента
Академии наук, попечителя Санкт-Петербургского
учебного округа в торжественном собрании
Главного педагогического института 22
марта 1818 года. СПб., 1818. С. 53.
П. Троицкий. Самодержавие,
православие, народность
Самодержавие,
православие, народность
Существование
самодержавной власти требует
нескольких условий. Часто повторяя
одни и те же слова, мы
привыкаем к ним и перестаём
вникать в их смысл. Часто
вспоминаемые слова графа Уварова:
«православие, самодержавие, народность»,
- превратились в своеобразную поговорку,
а между тем соединение этих слов неслучайно.
Эти три понятия связаны воедино, и самодержавие
нельзя помыслить без православия и народности.
Если мы возьмём единоличную власть, то
увидим насколько она может быть разнообразна.
Если исключить из этой триады православие,
то мы не получим уже самодержавия. Почему?