Серге́й Семёнович Ува́ров

Исключительную роль в данной системе, по Карамзину, играла Православная Церковь. Она являлась "совестью" самодержавной  системы, задающей нравственные координаты для монарха и народа в стабильные времена, и, в особенности, когда происходили их "случайные уклонения от добродетели". Карамзин подчеркивал, что власть духовная действовала в тесном союзе с властью гражданской и давала ей религиозное оправдание. Оправдание самодержавной власти мистическими мотивами было несвойственно для Карамзина, вероятно, в силу того, что он прошел солидную школу рационального мышления, и апеллировал в своих теоретических построениях, при объяснении роли и значения православия и Православной Церкви, к таким категориям как "нравственность", "нравственное оправдание" и т.д.

Самодержавная система политической власти, по Карамзину, зиждилась также  на общепризнанных народом традициях, обычаях и привычках, того, что  он обозначал как "древние навыки" и, шире, "дух народный", "привязанность к нашему особенному".

Карамзин категорически отказывался  отождествлять "истинное самодержавие" с деспотизмом, тиранией и произволом. Он считал, что подобные отклонения от норм самодержавия было обусловлено делом случая и быстро ликвидировалось инерцией традиции "мудрого" и "добродетельного" монархического правления. Эта традиция была столь мощной и эффективной, что даже в случаях резкого ослабления или даже полного отсутствия верховной государственной и церковной власти (во время Смуты), приводила в течение короткого исторического срока к восстановлению самодержавия.

В силу всего вышеперечисленного, самодержавие явилось "палладиумом  России", главной причиной ее могущества и процветания. С точки зрения Карамзина основные принципы монархического правления должны были сохраняться и впредь, лишь дополняясь должной политикой в области просвещения и законодательства, которые вели бы не к подрыву самодержавия, а к его максимальному усилению. При таком понимании самодержавия всякая попытка его ограничения являлась бы преступлением перед русской историей и русским народом.

В наиболее концентрированной и  отчетливой степени взгляды на такие  составляющие консервативной идеологии  как православие и самодержавие, были развиты М.Л. Магницким. 7 ноября 1823 г. Магницкий отправил Александру "записку о народном воспитании", которое является с нашей точки зрения одной из этапных вех в истории русского консерватизма александровской эпохи. Начиналось это "собственноручное всеподданнейшее письмо" в характерной для Магницкого манере: "сей плод моего усердия к Церкви и Царю, в обыкновенном служебном порядке не вмещающийся, куда понесу. Государь, ежели не к ногам Вашим?"6

В этой записке Магницкий предлагал  царю проект создания целостной системы "народного воспитания", которой, по его словам, покуда еще нет ни в одном из существующих христианских государств: "самоважнейшая часть управления как бы брошена везде на произвол исполнителей и ежели получила некоторое устройство, то как бы случайно и от обстоятельств". Напротив же, "люди злонамеренные" (в их число Магницкий относил Талейрана, Наполеона и Вейсгаупта), целенаправленно "занялись составлением полной системы народного воспитания". Это привело к тому, что "большая часть лучших учителей", которые должны учить наследника престола "заражены опаснейшими началами неверия идей возмутительных". Мало того: "Нет книги, по которой бы безопасно можно было учить его истории всеобщей и Российской. Нет курса прав, который можно было преподать царевичу Российскому в истинном его смысле. Нет истории систем философских, которая бы не развратила мыслей".

Созданная антихристианская система  народного воспитания является плодом реализации "правильного, обширного  и давно втайне укоренившегося плана  и заговора". Судя по некоторым деталям, Магницкий имеет в виду, прежде всего масонство, но прямо не говорит об этом, предпочитая возлагать ответственность за происходящее в мире зло прежде всего на "князя тьмы века сего".

В записке содержится религиозно-философская трактовка Магницким тех процессов, которые происходят в мире и таких характерных явлений нового времени как "общественное мнение", "свобода книгопечатания", "конституции". В его изображении всё вышеперечисленное есть ни что иное, как порождение дьявольских сил: "Князь тьмы века сего производит большую часть влияний своих на мир и миродержителей гражданских чрез общее мнение, которое есть как бы труба, коею он, как в древности оракулы, произносит свои заключения, суды и приговоры, сеет лжи и клеветы, распространяет нелепые предсказания и нечестивые понятия. У большей части народов, и в том числе у нас, гул сей, совершенно вопреки истине, почитается гласом Божиим (глас народа - глас Божий). В конституциях, сем неистовом порождении бунта народного, главным их основанием положена свобода книгопечатания, или, что одно и то же, беспрепятственное волнение и необузданность мнения общественного, т.е. труба для глаголов князя тьмы, как можно более широкая, громкая и всегда отверзтая; а как он знает, что доброе воспитание народное, улучшая сердце и образ мыслей падшего человека, составить может и общее мнение доброе, т.е. из трубы, для него нужной, может сделать проток благодати не только на поколение настоящее, но и на будущие; то он, отвлекая всеми способами внимание правительств и людей благонамеренных от сего важного предмета, указывает его одним своим чадам и последователям, как рычаг, которым можно потрясти весь мир гражданский ".

Магницкий явно переходил за границы  дозволенного, когда утверждал, что  предлагаемые им планы можно осуществить лишь вопреки "духу времени", которым ранее руководствовался Александр I: " Духу времени сие не понравится, но если бы вы знали, кто этот дух времени, которому вы служите, то старались бы не делать ему угодного". Подобного рода напоминания о былых либеральных увлечениях не могли не вызвать у монарха сильное раздражение.

В обоснование вышеизложенного  Магницкий ссылается на революционные  события, которые прокатились по Европе в 1820-21 гг.: "Единомыслие разрушительных учений в Мадриде, Турине, Париже, Вене, Берлине и Петербурге не может быть случайным".

Исходя из своего видения общеевропейских  процессов, в которых главную  роль играют разрушительные силы, Магницкий  предлагал Александру воспользоваться "тактикой и указаниями врагов монархии и христианства, поскольку из них же можно, как кажется, почерпнуть и противуядие, как то делается в медицине, когда кровью бешеной собаки исцеляется ее укушение", то есть составить на определенных началах план "народного воспитания", который бы охватывал все учебные заведения Российской империи.

В качестве "основного начала" народного воспитания Магницкий  называл православие. На мистической  стороне православия Магницкий  не заостряет внимание. Оно интересует его главным образом с точки  зрения политической, как учение, освящающее царскую власть: "Верный сын Церкви Православной, единой истинной веры Христовой, знает, что всякая власть от Бога, и посему почитает он всех владык земных, Нерона и Калигулу; но истинным помазанником, Христом Божиим, не может признавать никого, кроме помазанного на царство Церковью Православною. Итак, мы одни, по слову Оригена, исповедуем обе религии: и первого и второго величества. У нас одних корона самодержавия лежит на алтаре Божием, неприкосновенна для рук черни, но приемлется в таинственном священнодействии, из рук Церкви. Над нею крест, над державою крест, над скиптром крест. Тут нет ничего человеческого. Нашего Государя мы открыто во всяком училище отечества нашего называем и должны называть помазанником Божиим, и все знают и веруют, что это правда. Пусть скажут сие училищах Пруссии, Нидерландов, Англии о их государях, там рассмеются".

Однако понимание православия  Магницкого отнюдь не было "казенным", в духе позднейшего С.С. Уварова  а, напротив, "оппозиционным". Его  высказывания на этот счет явно отражали позицию тех православных кругов, которые были недовольны "петровской революцией". Так, поминая недобрым словом "Лефортов и Биронов" он утверждал, что "дух времени" "более ста уже лет" нападает на православие: "Пусть заглянут в акты Синода и Тайной канцелярии от начала 18 столетия до конца его и между прочим в дела о Феофилакте, епископе Тверском, и члене синода Арсение". Однако, несмотря на то, что православие оказалось ослабленным борьбой с "духом века сего", оно остается единственной верой истинной, "в которой Слово Божие не только сохранено во сей чистоте непрерывной иерархиею Апостольскою; но и засвидетельствовано, подписано кровью мучеников всех веков прошедших и даже ежедневных" (Магницкий ссылался на то, что в Греции был напечатан мартиролог в котором перечислялись сотни современных мучеников за веру, погибших от рук турок).

Понимаемое таким образом православие  теснейшим образом связано с  самодержавием. Без первого невозможно второе. Более того, "самодержавие вне православия есть одно насилие", утверждал Магницкий. Православие и самодержавие, таким образом, "два священных столпа, на которых стоит империя". Говоря о том, что "православие и благоговение к помазаннику Божию должны быть основанием русского народного воспитания", Магницкий уже в 1823 г. приближался к триединой формуле, представленной впоследствии С.С. Уваровым.

Таким образом, в условиях явного кризиса  идеологии "просвещенного абсолютизма", то есть той идеологической доктрины, которой российская монархия придерживалась в течение весьма длительного времени, русские консерваторы фактически дали идеологическое обоснование и выражение консервативному повороту в политике самодержавия, причем с православно-патриотических, а не с господствующих в то время мистико-космополитических позиций. Однако их взгляды не разделялись в то время верховной властью.

Впоследствии, С.С. Уварову лишь оставалось придать теоретическим построениям  эпохи царствования Александра I характер чеканной формулы, явно противостоящей главному лозунгу противостоящего консерваторам лагеря: "Свобода, равенство, братство".

ПРИМЕЧАНИЯ

1 Зорин А.Л. Идеология "православия  - самодержавия - народности" и ее  немецкие источники // В раздумьях  о России (XIX веку) / Отв. ред. Е.Л.  Рудницкая. М., 1996. С. 105-128.

2 Шишков А.С. Рассуждение о  старом и новом слоге российского  языка. СПб., 1803.

ОФИЦИАЛЬНАЯ ИДЕОЛОГИЯ 

Изучение общественной жизни России второй четверти XIX в представляется совершенно невозможным без учета  того влияния которое оказывала  на нее официальная идеология. Необходимо учитывать тот факт, что в этот период она с одобрением воспринималась большей частью образованного дворянского общества и служила своего рода «фоном», с которым так или иначе соотносились все остальные идейные течения.

Главным творцом официальной идеологии  высту-и его теория ПИЛ В начале 30"х гг Х1Х в- министр народного , L просвещения России граф Сергей Семенович  Уваной народно- Р()В(178°-1855)- Его незаурядная  личность впол-сти » не заслУживает  отдельного рассмотрения. Уваров родился 25 августа 1786 г. в Петербурге в семье гвардейского офицера. Получил неплохое домашнее воспитание. В пятнадцать лет он поступает на дипломатическую службу. С 1806 по 1810 г. Уваров находится при русских посольствах, сначала в Вене, затем в Париже. Здесь он имеет возможность познакомиться со сливками европейского учено-литературного мира. И без того высокие способности молодого дипломата получают дальнейшее развитие. В 1810 г. Уваров пишет свою первую значительную работу «Проект азиатской академии», где выдвигает идею создания под покровительством русского монарха специального научного учреждения для изучения стран и народов Востока. Затем его увлекает античная филология и история. В 1816 г. за работу «Опыт об элев-синских таинствах» Уваров избирается почетным членом Института Франции. Его имя становится широко известно в европейских научных кругах. Не стоит на месте и административная карьера Сергея Семеновича. Еще в 1811 г. он был назначен попечителем петербургского учебного округа, а в 1818 г. возглавил Императорскую Академию Наук в Санкт-Петербурге.

В этот период времени Уварову не были чужды либеральные стремления. Они проявились в частности в  его речи 22 марта 1818 г. на торжественном  собрании Главного педагогического  института. Эта речь явилась своего рода откликом на варшавскую речь 1818 г. Александра I. В ней Уваров назвал политическую свободу «последним и прекраснейшим даром Бога» и призвал следовать ее наставлениям. Неприятие обскурантистской политики министра духовных дел и народного просвещения А.Н.Голицына привело к уходу в 1821 г. Уварова с поста попечителя петербургского учебного округа. Примерно в это же время у него завязываются хорошие личные отношения с будущим императором Николаем Павловичем.

Во второй половине 20-х — начале 30-х гг. мировоззрение Уварова претерпевает существенные изменения. Оно становится все более консервативным. Преданные, но при этом просвещенные, чиновники были крайне нужны Николаю I и Сергей Семенович быстро понял это. В 1834 г. Уваров становится министром народного просвещения России. Лозунгом своей доктрины он сделал «Православие, самодержавие, народность». Сущность этой доктри-ны состояла в том, что Россия есть особое государство, и особый мир, отличающийся от Западной Европы всеми чертами своего национального быта и общественного устройства. Православие, самодержавие и народность рассматривались Уваровым, как основы ее самобытного существования.

Православная вера наполняла содержанием  духовную жизнь русского народа. «Без любви к Вере предков, — отмечалось во всеподданнейшем докладе управляющего министерством народного просвещения от 19 ноября 1833 г., — народ, как и частный человек, должны погибнуть; ослабить в них Веру, то же самое, что лишить их крови и вырвать сердце. Это было бы готовить им низшую степень в моральном и политическом предназначении». Самодержавие, с точки зрения Уварова, являлось оптимальной, проверенной веками формой политического существования России. Любая попытка его ограничения с неизбежностью вела к ослаблению государственной мощи. «Русский колосс упирается на самодержавии, как на краеугольном камне; рука, прикоснувшаяся к подножию потрясает весь состав Государственный», — отмечал Уваров. Понятие «народности» в доктрине министра народного просвещения определялось наиболее расплывчато. По-видимому имелись в виду специфические черты русского народного характера. Выявить их призвана была русская наука.

_ В популяризации своей доктрины, получившей позже название теория  официальной народности.

сти», С.С Уваров опирался на ряд  активных сто-идеологии г сройников. Его позиции были особенно сильны среди так называемой «старой» профессуры Московского университета. Целый ряд влиятельных профессоров, такие как М.П.Погодин, С.П.Шевырев, И.И.Давыдов активно пропагандировали идеи Уварова.