Серге́й Семёнович Ува́ров

Михаил Петрович Погодин (1800—1875) был выходцем из семьи крепостных. Его отец сумел получить вольную, а сам Михаил Петрович сделал блестящую научную карьеру. В 1818 г.

он закончил в Москве гимназию и  поступил в Московский университет. Вскоре после окончания его  Погодин защитил магистерскую диссертацию «О происхождении Руси». С 1826 г он начал преподавать всеобщую историю студентам первого курса университета. Погодин вел активную полемику с профессором Каченовским, отрицавшим подлинность большей части русских летописей и других исторических источников. В ходе этой полемики Михаил Петрович сумел подтвердить достоверность отечественной летописной традиции и в конечном итоге приобрел авторитет крупнейшего знатока древнерусского летописания. Профессорская деятельность Погодина продолжалась вплоть до 1844 г. С 1841 г. он стал членом Академии наук. Издавал журналы «Московский вестник» (1827-1830) и «Москвитянин» (1841-1856).

Опираясь на выводы французской  исторической школы (Гизо, Тьерри, Тьер) Погодин доказывал, что исторический путь России и Западной Европы имеет существенные различия. На Западе государственность сложилась в результате завоевания, в России же возникла мирным путем. Поэтому в ней отсутствуют классовые противоречия, которые в Европе являются продолжением противоборства завоевателей и завоеванных народов. Погодин идеализировал русскую действительность, считая, что у нас не было ни рабства, ни пролетариев, ни феодального угнетения. Крепостничество рассматривалось им как институт обеспечивающий «патриархальную», органическую связь между землевла-делЬцами и крепостными. Несмотря на известную идеализацию, историософская основа концепции Погодина вполне соответствовала уровню развития исторической науки первой половины XIX в. и достаточно органично сочеталась с выводами французской исторической школы.

Близким другом и соратником М.П.Погодина был профессор русской словесности  Степан Петрович Шевырев (1806-1864). В молодости  он был убежденным шелленгианцем, и  впоследствии активно использовал  свои философские знания для обоснования уваровской триады. В своих статьях Шевырев противопоставлял Россию и «гниющий» Запад. Он считал современную Европу порождением с одной стороны католичества, с другой — протестантизма, доказывал ложность и бесперспективность обоих этих направлений христианства. Запад с его точки зрения теряет религиозные основы своего просвещения, и отрекаясь от Бога попадает в лапы дьявола. Во Франции царит «разврат личной свободы», «...который всему государству угрожает совершенной дезорганизацией; материальные интересы поглощают там вес чувства человеческие.» В свою очередь «...невидимый недуг Германии» — это «разврат мысли». Ярким его проявлением Шевырев считал «гегелизм». Он призывал русское общество не поддаваться его «тлетворному влиянию», так же как и «политическому разврату» идущему из Франции. Для этого необходимо было выработать самобытное «истинно-русское» мировоззрение, основанное на положениях уваровской триады.

Необходимо отметить, что не только министр на-<«Петербург- рОДНОГО  просвещения России занимался разработ-ская группа» ^ 0фициальной правительственной доктрины, в официаль- П1 отделения А.Х.Бенкендорф также стре-

нои идеологии Ш|Л(.Я воздействовать на общественное сознание и располагал для этого соответствующими возможностями. Пропаганду доктрины «православия, самодержавия, народности» он осуществлял устами целого ряда петербургских литераторов, которым активно покровительствовал. К таковым относились Ф.В.Булгарин, Н.И.Греч и др.

Фаддей Венедиктович Булгарин (1789-1859) был достаточно одиозной фигурой в русской журналистике. Поляк по происхождению, он окончил кадетский корпус и затем служил в гвардии. Участвовал в заграничных походах русской армии 1805-1807 гг. После возвращения в Россию бежал в Варшаву. Вступил в польский легион, воевавший в составе наполеоновской армии. Участвовал в Итальянском и Испанском походах Наполеона 1809-1811 гг. В 1812-1814 гг. он воевал против русской армии. Попал в плен и вновь оказался в Варшаве. В 1820 г. Булгарин приехал в Петербург, где быстро приобрел известность благодаря своим фельетонам. Был тесно связан с декабристскими кругами. В начале 20-х гг. издавал журналы «Литературные листки» и «Северный архив». С 1825 г. деятельность Булгарина проходила под «патронажем» III отделения. Совместно с Н.И.Гречем он издавал газету «Северная пчела». Статьи Булгарина отличались крайне официозным духом, часто писались по прямому заказу III отделения. Особенную неприязнь в литературных кругах Петербурга и Москвы вызывали постоянные (как открытые, так и тайные) доносы Булгарина на своих собратьев по «литературному цеху». Причем он не был убежденным, идейным консерватором. Даже близкие ему по своей ориентации литераторы признавали, что побудительными мотивами деятельности Булгарина были тщеславие и алчность. Многие публикации, принадлежащие перу ведущего публициста «Северной пчелы» содержали в себе плохо скрываемые русофобские ноты. Не случайно А.С.Пушкин отмечал, что Булгарину «Простительно... не любить ни русских, ни Россию, ни историю, ни славу ее. Но не похвально ему за русскую ласку плевать русский характер...».

Николай Иванович Греч (1787-1867) не был  столь одиозной личностью, хотя хорошие  гонорары, получаемые им в булгаринс-ких  изданиях частенько заставляли его  закрывать глаза на неблаговидные  поступки своего компаньона. В конце 50-х гг. Греч все же не выдержал и порвал с Булгариным. В своих воспоминаниях он весьма негативно отзывался о нем.

Немец по национальности, Греч был  крупным специалистом в области  русской филологии. Он окончил Петербургский  педагогический институт, преподавал в ряде учебных заведений, издал несколько книг и учебников по русской грамматике и словесности. В 10-х — начале 20-х гг. Греч был близок к либеральным кругам, способствовал распространению «ланкастерских» школ взаимного обучения, состоял в масонской ложе «Избранного Михаила». С 1812 г. он становится редактором журнала «Сын Отечества». А с 1825 г. соредактором Булгарина по газете «Северная пчела». Статьи Греча были более корректны чем булгаринские, однако в сознании современников его имя оказалось теснейшим образом связано с последним.

Необходимо отметить, что позиции  сторонников «теории официальной  народности» в Москве и Петербурге достаточно существенно расходились. С одной стороны это было обусловлено  неприязненными отношениями между  Бенкендорфом и Уваровым. С другой, — наличием определенных идейных расхождений между петербургскими литераторами и московской профессурой. Петербургская группа сторонников «теории официальной народности» пропагандировала официозные, сугубо правительственные взгляды. Профессора Московского университета, стоявших на консервативных позициях, в отстаивании доктрины Уварова допускали определенную самостоятельность суждений и стремились к более творческой трактовке официальной идеологии.

В 30 — 50-е гг. XIX в. консервативная идеология имела влияние на общественное сознание. В сочетании с жесткими правительственными мерами по подавлению инакомыслия она явилась достаточно эффективной преградой против распространения в России либеральных и революционных идей. Она, однако, не могла помешать развитию общественной мысли в России, которое наблюдалось с конца 20-х гг. XIX в.

Идеология "православие, самодержавие, народность" С. С. Уварова

Среди русских государственных  деятелей консервативной ориентации второй четверти XIX в. выделяется фигура министра народного просвещения Сергея Семеновича Уварова (1786—1855), который известен не только своей деятельностью на ниве народного образования, но и как создатель знаменитой триады: «православие, самодержавие, народность». За этой доктриной, сыгравшей важную роль в истории русской общественной мысли, оказавшей определенное влияние на развитие русской культуры 30—40-х гг. ХIХ в. и ставшей своеобразным символом русского консерватизма, в историографии прочно закрепился термин «теория официальной народности»1, введенный в научный оборот А. Н. Пыпиным.

 Истоки и генезис этой  доктрины пока не стали предметом  всестороннего обобщающего исследования. Исследователи, затрагивавшие в  своих трудах эту тему, писали  о европейских корнях уваровской  идеологии2. В последнее время появилась обстоятельная статья А. Л. Зорина, посвященная идейному влиянию на Уварова политического учения немецких романтиков, которое автор статьи считает решающим в процессе формирования мировоззрения Уварова3.

 Работ, анализирующих саму доктрину, немного. Наиболее значительной из них является статья А. Л. Зорина «Идеология «православие — самодержавие — народность»: опыт реконструкции»4. В ней А. Л. Зорин попытался проанализировать знаменитую формулу, опираясь на документ, вышедший из-под пера Уварова и ранее историками не использовавшийся. Этот документ — письмо Уварова к Николаю I (март 1832 г.) с изложением основных принципов, которые должны лечь в основу будущей государственной идеологии5. Среди других работ, посвященных данному вопросу, следует отметить статьи Н. И. Казакова и М. М. Шевченко6. Оба автора, разбирая смежные вопросы, лишь кратко характеризуют доктрину Уварова.

 Вопрос о времени появления  уваровской триады остается открытым  до сих пор. Ранее считалось,  что впервые Уваров сформулировал ее в отчете о ревизии Московского университета, представленном Николаю I 14 декабря 1832 г. Однако Зорин, ссылаясь на обнаруженный им в личном фонде Уварова меморандум к императору, переносит дату появления формулы на март 1832 г.7 Вполне возможно, что некий «зародыш» теории появился и раньше, поскольку еще в 1818 г. Уваров в речи, произнесенной на торжественном собрании Главного педагогического института, говорил о любви к отечеству, вере и государю, которую необходимо воспламенять в молодом поколении8.

 В современной западной русистике  одним из наиболее значительных  исследований по данной проблематике  является книга Ц. Х. Виттекер, посвященная биографии Уварова9. Изучая жизнь и деятельность  Уварова, Виттекер, естественно,  не обошла стороной и вопрос об уваровской идеологии10. Одна из основных идей Виттекер состоит в том, что Уваров до конца своих дней оставался умеренным либералом, сохраняя верность тем политическим взглядам, которые он высказал в известной речи 1818 г. Справедливо замечая, что в 30—40-е гг. Уваров "не уставал повторять, что "закон поступательного движения" останется непременным условием развития цивилизации и залогом ее здоровья", Виттекер приходит к выводу о сохранении Уваровым либеральных воззрений и после революционных событий 20—30-х гг. Став министром, считает Виттекер, Уваров зачастую вынужден был скрывать свои истинные взгляды, подчиняясь общей линии правительства11. В этом вопросе она полностью солидаризируется с известным русским историком С. М. Соловьевым, который также считал Уварова либералом12. Отвергая версию о переходе Уварова с позиций умеренного либерализма к консерватизму, Виттекер тем не менее характеризует преобразовательскую политику в области народного просвещения во второй четверти ХIХ в как "консервативное обновление"13.

 Следует назвать причины,  которые способствовали переходу  Уварова с позиций умеренного  либерализма к консерватизму:  во-первых, огромное воздействие  революционных событий в Европе (революционные выступления 20—30-х  гг. ХIХ в.) и России (восстание декабристов); во-вторых, влияние представителей французской консервативной мысли, таких как Ф. Шатобриан и Ж. де Местр; в-третьих, общение с русскими консерваторами, в частности, с Н. М. Карамзиным, идейное влияние которого на Уварова неоспоримо.

 В конце 20-х — начале 30-х  гг. Уваров окончательно переходит  в лагерь консерваторов. Ярким  свидетельством этого являются  упоминавшееся выше письмо-меморандум  Николаю I и отчет о ревизии  Московского университета, представленный  царю 4 декабря 1832 г. В отчете, подводя итоги своей инспекционной поездки в Москву, Уваров убеждал Николая в том, что России необходимо «образование правильное, основательное, необходимое в нашем веке с глубоким убеждением и теплою верою в истинно русские охранительные начала православия, самодержавия и народности» 14. Между тем «дух и расположение умов молодых людей» готовы к восприятию правительственной идеологии, следовательно, задача министерства, которую выдвигает Уваров, состоит в том, чтобы создать систему образования, основанную на охранительных началах, составляющих «последний якорь нашего спасения и вернейший залог силы и величия нашего Отечества»15. Подобная система, основанная на прочном фундаменте, позволит уберечь студенчество от влияния европейских революционных идей и воспитать значительное количество достойных «полезных и усердных орудий правительства». Больше Уваров ничего разъяснять не стал, поскольку содержание основных принципов своей доктрины он раскрыл в письме- меморандуме. Видимо, свежих идей существенных дополнений к уже сказанному у Уварова не было.

 В циркулярном предложении  управляющего министерством народного  просвещения от 21 марта 1833 г. Уваров  снова выдвигает в качестве  основной задачи воспитание молодого  поколения в духе охранительной  идеологии. «Общая наша обязанность, — обращается Уваров к попечителям учебных округов, — состоит в том, чтобы народное образование совершалось в соединенном духе православия, самодержавия и народности16«. Определив основные направления своей политики в области просвещения, Уваров не стремился в данном случае что-либо разъяснять. Этот документ интересен тем, что в нем впервые в печати прозвучали главные составляющие уваровской доктрины. Помимо попечителей циркулярное предложение адресовалось также преподавателям учебных заведений, которые должны проникнуться, по словам Уварова, «чувством преданности трону и отечеству и употребить все силы, дабы сделаться достойным орудием правительства»17. Последняя фраза — сделанное в своеобразной форме указание педагогам на хозяина дома. Это не приглашение к сотрудничеству и не предложение, а директивная установка на подчинение своих идей «видам правительства», пропаганду угодных ему теорий.

 Стремление превратить и  студентов университетов, и их  наставников в «достойные орудия  правительства», т. е. в людей, чьи мысли и действия не расходятся с правительственными установками, весьма характерно для Уварова. Будучи твердо уверенным во всесилии государственного аппарата России, Уваров именно на него возлагал свои надежды как на единственную реальную силу, способную не только предотвратить революцию, но и обеспечить благоденствие русского народа. Поэтому и студенты, как будущие государственные чиновники, и преподаватели, как их наставники должны опираться в своей деятельности на государственную идеологию.

 Наиболее развернуто Уваров  изложил свои идеи в четырех  документах: в письме-меморандуме  императору датированном мартом 1832 г., в докладе «О некоторых  общих началах могущих служить  руководством при управлении  министерством народного просвещения», представленном царю 19 ноября 1833 г., и двух юбилейных отчетах о деятельности министерства народного просвещения в течение 5 и 10 лет («Обозрение действий правительства за истекшее пятилетие» и «Десятилетие министерства народного просвещения")18. Меморандум фактически представляет собой черновой вариант доклада. Это первый из известных на сегодня источников, вышедших из-под пера Уварова и содержащих основные положения его доктрины. По объему он больше, чем доклад, и отличается от последнего рядом нюансов. В «Обозрении...» Уваров мало места отвел обоснованию доктрины в целом, но зато попытался кратко охарактеризовать историческую роль в судьбе России каждого из принципов своей теории. В «Десятилетии...» он кратко повторяет основное содержание доклада, внося в текст существенные дополнения и изменения.