Особенности политики военного коммунизма

    Важно отметить, что в это время в  экономической теории господствовала идея безусловного преимущества крупного хозяйства перед мелким как в  промышленности, так и в сельском хозяйстве. В результате возникали и теоретические предпосылки для создания соответствующей системы управления. Сложилась громадная пирамида управления сверху вниз, от наркома до последнего рабочего-крестьянина, через бесчисленные этажи власти .в виде главков, отделов и так далее. И все это основывалось на государственной собственности Сейчас можно осуждать, критиковать, указывая на неэффективность подобного принципа управления. Но тогда все это выглядело разумным и естественным.

    Здесь следует сделать небольшое отступление  теоретического характера. Для анализа механизма функционирования подобной системы управления в конкретных исторических условиях России нужно разделить понятие власти и политики. Власть неадекватна политике. Не претендуя на всеобъемлющее определение, власть можно рассматривать как оперативное вмешательство, которое в ряде случаев способно вступать в противоречие с объективными тенденциями и препятствовать их развитию. Политика же — это в первую очередь осуществление долговременной функции регулирования. Политика регулирует взаимоотношения, в том числе взаимоотношения индивида и производства. Успех той или иной политики заключается в умении урегулировать интересы различных социальных слоев за счет достижения взаимоприемлемого компромисса. В результате на определенном этапе исторического развития крупные производственные структуры отражают крупные государственные структуры.

    Подобные  крупные структуры могут играть роль компенсирующего фактора, но только за счет подавления индивида. Крупное производство приводит к специализации, дроблению операций труда, который утрачивает индивидуальный смысл и не может способствовать гармоничному развитию человека. Крупное производство требует создания многозвенной структуры управления. В результате производитель отделен от управленческих» решений. Управленческие структуры обособляются в отдельную социальную группу, чьи интересы подчас противоречат интересам других групп. Создается громоздкая система, в которой индивид не может играть главную роль, он обособляется и становится лишь винтиком громадного механизма. В итоге крупное машинное производство, рожденное индустриальным этапом развития, вне зависимости от типа общественно-политического уклада не может адекватно способствовать развитию индивида.

    Нельзя  забывать, что в России к 1917 году сложился именно такой технологический уровень производства, который подталкивал к подобному ходу развития. Россия отличалась большой концентрацией производства, и на больших заводах, кроме директора, были инженеры, технологи, мастера и так далее. Рабочий был отчужден не только от собственности, но и от функций управления. В этой связи с точки зрения привлечения рабочего к управлению национализация носила формальный характер. В силу технологических особенностей производства рабочий и на национализированном предприятии не мог ежечасно и ежеминутно участвовать в управлении. Он продолжал быть отчужденным от функций управления, которые оказывались в руках управленческой структуры.

    Необходимо  отметить, что в условиях индустриального этапа развития добиться социальной стабильности возможно двумя путями. Первый путь—это когда государство берёт на себя регулирование всех абсолютно процессов, объясняя подобное стремление необходимостью быстрее решить задачи ускоренного общественного развития

    Некоторые государства XX века начинали свою деятельность с объявления ускоренного развития в качестве главного приоритета, что обещало им занять в будущем лидирующее место в мире. В таком случае производственные структуры оказываются подчиненными государственным, а интересы индивида отодвигаются на последний план, а затем полностью игнорируются и приносятся в жертву главному приоритету, достижение которого берет на себя государство. Государство, оправдывая свои действия высокими мотивами (идея национального превосходства, форсированное построение невиданного ранее общества и т. д.), уже не регулирует взаимоотношения между другими элементами общества а вмешивается в них на каждом шагу. Для производственной деятельности создаются планы-директивы, сводятся до минимума или уничтожаются саморегулирующиеся механизмы в экономике (рыночные отношения). Как результат, политика теряет свою главную функцию регулирования и разработки стратегии развития, низводится до уровня осуществления оперативного вмешательства, которое, как указывалось выше, может действовать в противоречии с объективными тенденциями развития. На этом пути государство становится на путь тотального контроля. Общественные структуры не могут сбалансированно развиваться и, как следствие этого вместо форсированного развития происходит все большее отставание, растет социальная напряженность.

    Второй  путь—это создание государства, которое регулирует отношения в обществе, но не вмешивается в них и не берет на себя функций тотального контроля. Кроме того, индивид получает возможность достичь определенной степени свободы. Одним из официальных приоритетов общества становится не только производство, но и развитие социальных гарантий для существования человека. Государственные структуры не подавляют производственную сферу, а взаимодействуют с ней на паритетных началах. Это не означает, что такое государство является искомым идеалом. Крупные структуры сохраняются и в производственной и государственной сфере, что ограничивает гибкость общественного развития, а также не позволяет полностью преодолеть отчуждения работника от функций управления. Однако подобная модель развития создает предпосылки для дальнейшей эволюции при вступлении общества на новый технологический уровень.

    В России к 1917 году технологический уровень предполагал противоречия, которые нельзя было разрешить в тогдашних условиях. Голод, гражданская война, стремление к экономическому равенству усугубляли эти противоречия и неизбежно, вне зависимости от воли и желания большевиков, толкали в сторону иерархического принципа управления в обществе. Пирамида управления разрослась до предела. Казалось, рядом искомый результат — теперь все контролируется, все управляется, а следовательно, неизбежно будут проведены социалистические преобразования.

    Но  чем больше пирамида управления, тем  больше в ней этажей власти, тем  больше времени требуется для  прохождения импульса команды. В  подобной системе сигнал, прошедший  через все этажи власти, не говоря уже о неповоротливости, неоперативности, подвергается увеличивающемуся искажению. Эффективность системы падает. Нарастает неразбериха. И чем старательнее пытались в эпоху «военного коммунизма» действовать через иерархическую структуру, тем меньше было порядка и реального контроля за ситуацией, тем меньше можно было говорить о какой-то системе в работе и достижении целей в социалистических преобразованиях. Имеются поразительные примеры попыток довести иерархическую систему управления до абсолюта. В государственную собственность были переданы даже крохотные ремесленные мастерские, а крестьян заставляли сеять в соответствии с обязательными правилами. Логика подобных действий все та же — проконтролировать все до мельчайших элементов, используя возможность воздействовать через государственную собственность. Обоснованием служили тяготы гражданской войны, которые было необходимо преодолеть. Общество в своем большинстве воспринимало это как условие для победы в гражданской войне. Но с окончанием войны прекращал свое существование главный аргумент для тотального государственного вмешательства—не стало суровой необходимости и широкие массы не хотели далее мириться с подобным положением.

    Таким образом, политика «военного коммунизма»  была вызвана логикой чрезвычайной экономической и политической ситуации. Не случайно, что элементы «военного коммунизма» начинали использоваться еще царским правительством (например, продразверстка), аналогичные мероприятия проводились и в других странах  в годы войны. Но к этому подталкивал и технологический уровень общества, для которого наиболее естественным было введение иерархической системы управления. Для большевиков подобные обстоятельства подкреплялись идеей доминирующей роли государства в проведении социалистических преобразований.

    Государственная собственность позволяла довести  иерархическую структуру управления до общегосударственных масштабов. Но это не приближало заветную цель. Рабочий продолжал оставаться отчужденным от функций управления, а иерархическая структура, все менее эффективная, становилась базой для установления власти бюрократических слоев. Государственная собственность являлась материальной основой для выражения интересов разросшегося управленческого аппарата, который все больше претерпевал бюрократическое вырождение:

    К 1920 г. произошло осознание невозможности продолжать форсировать подобное развитие дальше. Произошел поворот в экономике, когда среди других рычагов развития стала использоваться децентрализация управления. Внутренняя логика развития политики «военного коммунизма» дошла до абсурда, и эпоха нэпа появилась как результат диалектического отрицания предшествующего развития. Маятник соотношения иерархического управления и децентрализации, государственного вмешательства и самоуправления качнулся в другую сторону. Теория учла горький опыт развития, это позволило найти успешный выход из тупика. 

    СВЕРТЫВАНИЕ ПОЛИТИКИ «ВОЕННОГО  КОММУНИЗМА» И  НАЧАЛО ПОВОРОТА К  НЭПУ В ЭКОНОМИЧЕСКОЙ  ПОЛИТИКЕ ПАРТИИ

    «Военный  коммунизм», как стали называть после  поворота к нэпу экономическую политику периода гражданской войны, был лишь частью всей той экономической политики, которую намечалось менять.

    Характеризуя, «в каком положении оказалась  наша революция при решении своих  социалистических задач в области  хозяйственного строительства», Ленин  выделил два периода: с одной стороны, период приблизительно с начала 1918 г. до весны 1821 г., с другой— тот период, в котором страна находилась с весны 1921 года. И в подтверждение Ленин вспоминает о заявлениях своих и партии с конца 1917 г.

    Урок, извлеченный партией из слишком  поспешного «штурма» капитализма мелкотоварного производства в первые годы после  Октября, привел к повороту к нэпу. И суть этого поворота, наряду с  заменой разверстки налогом, заключалась в том, о чем Ленин написал в начале 1922 г. в «Проекте тезисов о роли «задачах профсоюзов в условиях новой экономической политики», а именно: «В частности, теперь допущены и развиваются свободная торговля и капитализм, которые подлежат государственному регулированию, а, с другой стороны, государственные предприятия переводятся на так называемый хозяйственный расчет, то есть но сути в значительной степени на коммерческие и капиталистические начала».²⁰

    В значительной мере этому аспекту  нэпа были посвящены весной 1923 г. подробный доклад Троцкого «О промышленности» на XII съезде РКП (б) и принятая в соответствии с докладом резолюция. Однако претворить ее в жизнь не позволила продолжавшая укрепляться административно-командная система, «правосознание» которой, в частности применительно и к хозрасчету, не преодолел еще и Ленин. Например, в его письме наркомфину Г. Сокольникову от 1 февраля 1922 г. читаем: «Я думаю, что тресты и предприятия на хозяйственном расчете основаны именно для того, чтобы они сами отвечали и притом всецело отвечали за безубыточность своих предприятий. Если это оказывается ими не достигнуто, то, по-моему, они должны быть привлекаемы к суду и караться в составе всех членов правления длительным лишением свободы, конфискацией всего имущества и т. д.

    Если  мы, создав тресты и предприятия  на хозяйственном расчете, не сумеем деловым, купцовским способом обеспечить полностыо свои интересы, то мы окажемся круглыми дураками».²¹

    В наиболее утвердившихся в советской  литературе определениях сути и задач  нэпа задача использования коммерческих методов в госпромышленности не отражена, хотя вне этих методов невозможна здоровая экономика, включающая и прочную смычку промышленности с сельским хозяйством, о чем как о сущности нэпа говорил на XI съезде РКП (б) Ленин. Но несколькими месяцами позже Ленин писал (и это было опубликовано «еще» в начале 1926 г.): «Действительная сущность новой экономической политики состоит в том, что пролетарское государство, во-первых, разрешило свободу торговли для мелких производителей, и, во-вторых, в том, что к средствам производства для крупного капитала пролетарское государство применяет целый ряд принципов того, что в капиталистической экономике называлось «государственным капитализмом».

    Не  касаясь неясностей и плюрализма мнений относительно трактовки Лениным  понятия «госкапитализм» в советских  условиях, бесспорно, что свобода  торговли только для мелких производителей — ведь именно так и было во время нэпа — не соответствует действительному, коммерческому хозрасчету в государственных предприятиях, «купцовскому способу» ведения дел в них.

    Замена  распределения торговлей в государственной  промышленности не была предложена и  в упомянутом докладе Троцкого на XII съезде, хотя он по сути вплотную подошел к этой задаче и четко в общем виде сформулировал «нэп есть использование рабочим государством методов, приемов и учреждений капиталистического общества для построения или для подхода к построению социалистического хозяйства». Семантика формулировки «использование методов и учреждений капитализма» предполагает экономику в целом, включая и госпредприятия, а утвердившаяся в литературе сталинская формулировка на XIV съезде «допущение капитализма» уже и относится лишь к мелкому, отчасти среднему, производству, к торговле и сфере услуг.