Теория правового государства: истоки учения

В политико-правовой идеологии Западной Европы XVII в., по существу, была сформирована и теоретически обоснована модель гражданского общества (и опять Локк!), практическое осуществление которой заняло несколько веков и в масштабах человечества далеко не завершено.

В конце XVII в. был  сформулирован и обоснован перечень естественных прав и свобод человека, ставший классическим для последующих  эпох. Тогда же были теоретически обозначены основные пути реализации этих прав и свобод в гражданском обществе. Разработка проблемы защиты человека от государственной власти вела к идее правового и демократического государства, постановка вопроса о материальных гарантиях прав и свобод, защиты человека от голода и нищеты порождала мысль о социальном государстве.

В XVII-XVIII вв. в  монархических государствах Европы был последовательно проведен принцип  абсолютной власти. Это было связано  с тем, что в то время происходил процесс формирования государств-наций. Государство является высшим выражением единства нации и единственным условием выживания в кругу агрессивных и сильных соседей. Специфику монолитных и мощных абсолютистских государств чутко уловил Гоббс. Однако вместе с расцветом абсолютистских государств, обусловленным ослаблением прочности средневекового сословного общества (первое сословие теряет свою независимость и образует слой служилого дворянства), созревают и предпосылки его упадка. В XVIII в. на арену политического действа постепенно выдвинулось третье сословие, которое заявило о себе со всей решительностью в Великой французской революции 1789 г. Французская буржуазия выступила во главе третьего сословия, к которому принадлежали тогда все непривилегированные слои населения. Широкое участие трудящихся масс в революционном движении обеспечило ему небывалый размах, подталкивало буржуазию к проведению радикальных общественных преобразований Сложилась совершенно новая расстановка социальных сил, при которой разрушается иерархическая субординация сословного общества и все члены и слои общества оказываются способны отстаивать свои интересы, претендуют на представительство своих интересов в системе государственной власти.

Лозунги «свободы, равенства и братства», которые  поднялись на знаменах парижских баррикад, были подготовлены всей идеологией французского Просвещения. Идеи Монтескье (отождествление политической свободы с личной безопасностью; независимость индивида от произвола властей, гражданские права; разделение властей в государстве на законодательную, исполнительную и судебную власти; принцип независимости судей), исследовавшего возможности развития законности в обществе и ограничения всевластия государства, Руссо, разрабатывавшего концепцию естественных прав личности, общей воли как основы законодательства и модель народного суверенитета, Вольтера (он пропагандировал: передовые английские учения, а также либеральные порядки и государственное устройство Англии; естественные права: право на личную неприкосновенность, право частной собственности, свободу печати, свободу совести и др.; идеи законности и либеральных методов осуществления власти.) и Дидро, много сделавших для развития чувства свободы и независимости у своих сограждан, явились прелюдией к обоснованию принципов, определивших содержание «Декларации о правах гражданина и человека» (была принята 26 августа 1789 г. Учредительным собранием. В ней торжественно провозглашалось: «Люди рождаются и остаются свободными и равными в правах». Декларация закрепляла естественные и неотъемлемые права человека на свободу, собственность, безопасность и сопротивление угнетению, равенство граждан перед законом, а также принцип разделения властей. В ст.16 Декларации 1789 г. провозглашалось: «Общество, в котором не обеспечено пользование правами и не проведено разделение властей, не имеет конституции». Также стоит упомянуть ст.5 указанного документа: «Закон вправе запрещать лишь деяния, вредные для общества. Все, что не запрещено законом, то дозволено, и никто не может быть принужден делать то, что не предписано законом». Это первое официальное закрепление данного правового принципа.) и французской конституции 1793 г. И хотя этим идеям (главной и общей идеей Просвещения было низвержение сословно-феодального строя и учреждение общества, основанного на равенстве людей, их правах и свободах) не суждено было реализоваться в революционной практике якобинцев, их движение, подхваченное американскими просветителями – отцами Конституции (1787г.) и Декларации независимости США (1776г.) Пейна и Джефферсона, Мэдисона и Гамильтона, политически воплотившими идеи правового государства, идеал свободы и неотъемлемых прав личности в государстве, немецкими философами (Кант, Фихте, Гегель), поднявшими на небывалую высоту идею верховенства права и его понимание как «осуществления свободы», свидетельствовало о начале нового исторического процесса.

Важной вехой  в развитии идей правовой государственности  стала их философская разработка в трудах Канта и Гегеля. При  этом Кант выступил с философским  обоснованием либеральной теории правового государства. Он сформулировал основные идеи и принципы современных учений о правовом государстве (хотя сам не употреблял этого термина). Сам этот термин появился позже, а идея основанного на правах и свободах режима, которому должно быть подчинено и государство, возникла задолго до Канта. Но никто, как Кант, не построил логическую цепь: нравственная свобода, составляющая сущность человека, требует внешних условий ее реализации, которые создаются равным для всех правом, обеспечивающим всеобщую свободу; из необходимости права следует существование государства, не имеющего иной цели, кроме поддержания и охраны свободы и равенства людей. Из всех этих логических построений явственно следует, что если уж людьми надо управлять, ограничивая их свободу, то пусть это делает не государство, а равное для всех право, которому должно быть подчинено и само государство. Согласно дефиниции в «Метафизике нравов», государство – это соединение множества людей, подчиненных Правовым законам. В качестве важнейшего признака государства здесь было названо верховенство закона. Кант при этом подчеркивал, что рассматривает не государства, существующие в действительности, а «государство в идее, такое, каким оно должно быть в соответствии с чистыми принципами права».¹¹

Если у Канта правовые законы и правовое государство – это долженствование, то у Гегеля они – действительность, т.е. практическая реализованность разума в определенных формах наличного бытия людей.

В XX веке многие либеральные авторы выступили против гегелевской философии права и государства как одного из теоретических оснований идеологии и практики фашизма, национал-социализма и вообще всех разновидностей современного деспотизма и тоталитаризма. Однако подлинное содержание гегелевской концепции правового государства свидетельствует об ошибочности и несостоятельности подобных обвинений.

Человек, по Гегелю, свободен как духовное существо. Право, по нему, – это действительность свободы (или, иначе говоря, идея свободы), «наличное бытие свободной воли». Государство, согласно Гегелю, – это тоже право, а именно конкретное право, т.е. по диалектической трактовке наиболее развитое и содержательно богатое право, вся система права, включающая в себя признание всех остальных, более абстрактных прав – прав личности, семьи и общества.¹²

В этой диалектической иерархии прав государство как наиболее конкретное право стоит на вершине правовой пирамиды. С этим связано гегелевское  возвышение государства над индивидами и обществом, восхваление государства и чуть ли не его обожествление как «шествия Бога в мире». Все это подтверждает, что Гегель – этатист (государственник). Но Гегель – правовой этатист, он обосновывает, восхваляет и обожествляет именно правовое государство, он подчиняет (не отрицая их!) права индивидов и общества государству не как аппарату насилия, а как более высокому праву – всей системе права. А «система права есть царство осуществленной свободы». Иными словами, Гегель философски восхваляет государство как наиболее развитую действительность свободы и права. Надлежащее разделение властей в государстве Гегель считал «гарантией публичной свободы». С этих позиций он резко критиковал деспотизм – «состояние беззакония, в котором особенная воля как таковая, будь то воля монарха или народа, имеет силу закона или, вернее, действует вместо закона».

В целом вся гегелевская конструкция  правового государства прямо  и однозначно направлена против произвола, бесправия и вообще всех внеправовых  форм применения силы со стороны частных лиц и государственных властей. Гегелевский этатизм радикально отличается от тоталитаризма всякого толка, который видит в организованном государстве и правопорядке своих прямых врагов и стремится вообще подменить правовой закон – произвольно-приказным законодательством, а государственность – своим особым властно-политическим механизмом. И в гегелевском этатизме правомерно видеть не идеологическую подготовку тоталитаризма, а авторитетное философское предупреждение о его опасностях. Ведь тоталитаризм XX в., рассмотренный с позиций гегелевской философии государства и права, – это антиправовая и антигосударственная форма организации политической власти, рецидив механизма насилия деспотического толка, правда, в исторически новых условиях и с новыми возможностями, целями и средствами.¹³

Важнейшим признаком процесса развития правового государства стало  становление гражданского общества, т.е. автономной сферы социальных и  политических отношений, свободных  от вмешательства государства извне. Конечно, автономность этих сфер жизни, не входящих, используя слова Гоббса, в «тело» государства, завоевывалась жестокой политической борьбой с абсолютизмом, одним из выражений которой были бесконечные революции XIX в. Однако гораздо большее значение, чем политическая борьба, имело развитие института частной собственности и капиталистических рыночных отношений. Обеспечив достаточную защиту и безопасность основы своей свободы и влияния – собственности, третье сословие наметило границу, через которую государство не должно было переступать и которая обозначила неустранимую линию между государством и гражданским обществом.

Усиление влияния гражданского общества на государственную власть составило суть процесса становления  гражданского общества. Важнейшие вехи этого процесса – формирование представительных органов государственной власти, носивших первоначально подчиненный характер и не выходящих за рамки законодательных функций, учреждение и расширение избирательного права, направляющего процесс демократизации общества, а также формирование политических партий – посредников между гражданским обществом и государством.

Ко второй половине XIX в. идея правового  государства, получившая основательную  разработку в немецком идеализме, превратилась в реальный политический идеал, который  стал определять политические платформы целых политических партий и движений, занял важное место в концепциях ученых-правоведов. В политической сфере идея правового государства составила центр противостояния течений либерализма и этатизма, либерализма и консерватизма. Либеральное движение (А.Смит, А.де Токвиль, Б.Констан, Дж.С.Милль, Т.X.Грин, Л.Хобхауз, Б.Бозанкети и др.), опиравшееся на самостоятельную инициативную буржуазию, с самого начала отстаивало программные тезисы равенства всех перед законами, верховенства прав и свобод личности, терпимости, конституционного ограничения политической власти, разделения властей, невмешательства государства в частную сферу, развитие частной собственности и свободной конкуренции. С этой точки зрения роль государства сводилась к минимальному вмешательству в общественную жизнь. Задача государства – не регулирование общественной жизни, а защита прав и свобод как отдельного человека, так и общества. Либерализм, как правило, выступал против революции, за власть закона и постепенность эволюций. Именно он послужил в XIX в. двигателем прогрессивной демократической культуры, преодолевшей сопротивление консерватизма культуры традиционной. Преимущественно из среды либералов вышли интеллектуалы, обеспечившие культурную и теоретическую поддержку процессу становления правового государства, да и в политической сфере наиболее последовательно к началу XX в. были обеспечены цели именно этого, а не какого-либо другого политического движения.

Именно в либеральной традиции правовой мысли получила дальнейшую разработку идея правового государства. Свое, быть может, наиболее полное выражение она обрела в теории самоограничения государства правом немецкого правоведа Г.Еллинека, согласно которой государство внутри предоставляет гражданам индивидуальные права против самого себя, а вовне – обязуется соблюдать международное право. Государство, отмечал французский правовед Л.Дюги, «есть не что иное, как сила, отданная на служение праву». К сторонникам идеи правового государства следует отнести еще одного известного немецкого правоведа XIX в. Р.Иеринга. Необходимость признания государственной властью издаваемых ею норм и для самой себя он определил понятием «правовое состояние». Близкая этой точка зрения отстаивается в социологической школе права, где право рассматривается как самостоятельное общественное явление, существующее вне прямой зависимости от жизни государства. Наконец, и в основе исторической школы права, настаивающей на происхождении права из культуры и обычаев народа, лежит все та же идея верховенства и естественности права перед обусловленным ими возникающим лишь на его основе государством. Она составляет суть концепции правового государства.

При освещении истории учений о  правовой государственности необходимо остановиться и на таком теоретически и практически влиятельном направлении в подходе к этой теме, как юридико-позитивистские концепции правового государства. Это направление в XIX-XX вв. представлено различными течениями и вариантами юридического позитивизма. К его известным приверженцам относятся, в частности, К.Гербер, А.Дайси, Г.Еллинек, Р.Иеринг, Н.И.Коркунов, Г.Кельзен и др. Суть их концепций правового государства состоит в попытке создать ту или иную конструкцию самоограничения государства им же самим созданным правом. При этом отрицается различение права и закона, и право сводится к установлениям государства.

Такой тип понимания права и  государства и связей между ними восходит во многом к Т.Гоббсу, идеологу «государства-Левиафана», который утверждал, что «правовая сила закона состоит  только в том, что он является приказанием суверена». Это же буквально повторяют и представители разных течений позитивизма: «всякое право есть команда, приказ»(Д.Остин); «всякая норма права – приказ»(Г.Ф.Шершеневич) и т.д. Государство – та сила и тот первоисточник, который своим приказом порождает право, создавая при помощи своих актов из неправа право. Для приверженцев этого подхода все, что приказывает власть, есть право. И только это есть право. Эта позиция, по существу, игнорирует реальное различие между правом и произволом, свободой и насилием: очевидный произвол, насилие и зло, санкционируемые властями в той или иной форме (закона, указа, постановления, инструкции, и т.п.), автоматически становятся правом.

Права и свободы личности, общественных союзов и общества в целом с позиций такого подхода лишаются объективного и самостоятельного смысла и оказываются дарованными сверху «благами» – по прихоти и усмотрению властвующих; так же произвольно эти «блага» могут отбираться обратно.

Внутренняя противоречивость и  несостоятельность различных юридико-позитивистских конструкций правового государства очевидны. С одной стороны, государство в виде силы, произвольно творящей право, возвышают над правом, а с другой стороны, в самом этом произвольном праве усматривают средство для ограничения, обуздания и «связывания» произвольной силы его собственного творца (т.е. государства), причем реализация этого благопожелания зависит опять-таки от прихоти самой власти, ее «самоограничения». Возможность нового произвола со стороны государства, следовательно, пытаются предотвратить его «связанностью» со своим старым произволом. Кроме того, уверяют, что произвол действий властей можно удержать в границах произвола их нормативных установлений. Одни формы произвола должны по этой легистской логике пресечь другие его проявления. Гарантии против произвола, таким образом, в самом произволе!

Позитивистские концепции правовой государственности вращаются в  порочном кругу тавтологии произвола, где сила определяет, что есть право, и вместе с тем сама определяется и ограничивается правом, т.е. тем, что зависит от ее собственного произвола.¹⁴

В концепциях представителей позитивизма  речь, по существу, идет не о правовом государстве, а, скорее, о «государстве законов» или «государстве законности». Причем этим законам и законности, как и соответствующему государству, не хватает как раз главного – объективного критерия их правомерности и правового характера, их отличия от форм произвола и несвободы.¹⁵

Вклад российских ученых в развитие идеи правового государства имеет самостоятельное научное значение. В конце XIX в. необходимость строительства правового государства стала особенно остро ощущаться в российском обществе, что вызвало к жизни творчество множества правоведов-юристов и философов, таких как Б.Н.Чичерин, П.И.Новгородцев, В.М.Гессен, Б.А.Кистяковский, И.В.Михайловский, Л.И.Петражицкий, B.C.Соловьев, Е.Н.Трубецкой, С.А.Муромцев, Н.М.Коркунов, Г.Ф.Шершеневич и др. В их трудах речь шла о подходе к праву на основе общечеловеческих ценностей, выработанных цивилизацией, базируясь на которых возможно создание действенного социального идеала. Российским правоведам наиболее свойственно было представление об этической природе права: «Требуется, – писал Новгородцев, – именно возрождение естественного права с его априорной методой, с идеальными стремлениями, с признанием самостоятельного значения за нравственным началом и нормативным рассмотрением». Эта позиция находила выражение в самых различных методических подходах: понимания права как общественного идеала (Трубецкой), как социальной защиты (Муромцев, социологическая школа), как обобщение социального опыта и институционального разграничения интересов (Коркунов, позитивизм), как институциональное оформление нравственного сознания общества (Петражицкий, психологическая школа), как порядок социальных отношений (Кистяковский) и т.д. «Всякий новоиздающийся закон в современном конституционном государстве, – писал Кистяковский, – является компромиссом, выработанным различными партиями, выражающими требование тех групп, представителями которых они являются. Само современное государство основано на компромиссе, а конституция каждого отдельного государства есть компромисс, примеряющий различные стремления наиболее влиятельных социальных групп в данном государстве». Правовое государство есть функция от определенной расстановки социальных сил в государстве, именно такой расстановки, где невелико социальное расслоение и наиболее могуществен «средний класс», состоящий из мелкой буржуазии, интеллигенции и квалифицированных рабочих.¹⁶