Курс лекций по "Геополитике"

 Одна  из них может быть названа “пессимистической” (для атлантизма). Она наследует  традиционную для атлантизма линию  конфронтации с heartland'ом, которая считается не законченной и не снятой с повестки дня вместе с падением СССР, и предрекает образование новых евразийских блоков, основанных на цивилизационных традициях и устойчивых этнических архетипах. Этот вариант можно назвать “неоатлантизмом”, его сущность сводится, в конечном итоге, к продолжению рассмотрения геополитической картины мира в ракурсе основополагающего дуализма, что лишь нюансируется выделением дополнительных геополитических зон (кроме Евразии), которые также могут в дальнейшем стать очагами противостояния с Западом. Наиболее ярким представителем такого неоатлантистского подхода является Самуил Хантингтон.

 Вторая  схема, основанная на той же изначальной  геополитической картине, напротив, оптимистична (для атлантизма) в том смысле, что рассматривает ситуацию, сложившуюся в результате победы Запада в холодной войне, как окончательную и бесповоротную. На этом строится теория “мондиализма”, концепции Конца Истории и One World (Единого Мира), которая утвержда ет, что все формы геополитической дифференциации – культурные, национальные, религиозные, идеологические, государственные и т.д. – вот-вот будут окончательно преодолены, и наступит эра единой общечеловеческой цивилизации, основанной на принципах либеральной демократии. История закончится вместе с геополитическим противостоянием, дававшим изначально главный импульс истории. Этот геополитический проект ассоциируется с именем американского геополитика Фрэнсиса Фукуямы, написавшего программную статью с выразительным названием “Конец Истории”. Об этой мондиалистской теории речь пойдет в следующей главе.

 Разберем  основные положения концепции Хантингтона, которая является ультрасовременным  развитием традиционной для Запада атлантистской геополитики. Важно, что Хантингтон строит свою программную статью “Столкновение цивилизаций” (Clash of civilisation) как ответ на тезис Фукуямы о “Конце Истории”. Показательно, что на политическом уровне эта полемика соответствует двум ведущим политическим партиям США: Фукуяма выражает глобальную стратегическую позицию демократов, тогда как Хантингтон является рупором республиканцев. Это достаточно точно выражает сущность двух новейших геополитических проектов неоатлантизм следует консервативной линии, а “мондиализм” предпочитает совершенно новый подход, в котором все геополитические реальности подлежат полному пересмотру.

     Смысл теории Самуила П. Хантингтона, директора  Института Стратегических Исследований им. Джона Олина при Гарвардском  университете, сформулированный им в  статье “Столкновение цивилизаций”⁷ (которая появилась как резюме большого геополитического проекта “Изменения в глобальной безопасности и американские национальные интересы”), сводится к следующему:

     Видимая геополитическая победа атлантизма на всей планете – с падением СССР исчез последний оплот континентальных сил – на самом деле затрагивает лишь поверхностный срез действительности. Стратегический успех НАТО, сопровождающийся идеологическим оформлением, отказ от главной конкурентной коммунистической идеологии, не затрагивает глубинных цивилизационных пластов. Хантингтон вопреки Фукуяме утверждает, что стратегическая победа не есть цивилизационная победа; западная идеология либерал-демократия, рынок и т.д. – стали безальтернативными лишь временно, так как уже скоро у незападных народов начнут проступать цивилизационные и геополитические особенности, аналог “географического индивидуума”, о котором говорил Савицкий.

     Отказ от идеологии коммунизма и сдвиги в структуре традиционных государств распад одних образований, появление других и т.д. – не приведут к автоматическому равнению всего человечества на универсальную систему атлантистских ценностей, но, напротив, сделают вновь актуальными более глубокие культурные пласты, освобожденные от поверхностных идеологических клише.

     Хантингтон  цитирует Джорджа Вейгеля: “десекуляризация является одним из доминирующих социальных факторов в конце XX века”. А следовательно, вместо того, чтобы отбросить религиозную идентификацию в Едином Мире, о чем говорит Фукуяма, народы, напротив, будут ощущать религиозную принадлежность еще более живо.

     Хантингтон  утверждает, что наряду с западной (= атлантистской) цивилизацией, включающей в себя Северную Америку и Западную Европу, можно предвидеть геополитическую фиксацию еще семи потенциальных цивилизаций:

     1) славяно-православная,

     2) конфуцианская (китайская),

     3) японская,

     4) исламская,

     5) индуистская,

     6) латиноамериканская

     и возможно, 7) африканская⁸.  

     8 цивилизаций (по  Хантингтону)  

     Конечно, эти потенциальные цивилизации  отнюдь не равнозначны. Но все они  едины в том, что вектор их развития и становления будет ориентирован в направлении, отличном от траектории атлантизма и цивилизации Запада. Так Запад снова окажется в ситуации противостояния. Хантингтон считает, что это практически неизбежно и что уже сейчас, несмотря на эйфорию мондиалистских кругов надо принять за основу реалистиче скую формулу: “The West and The Rest” (“Запад и Все Остальные”).

     Геополитические выводы из такого подхода очевидны: Хантингтон считает, что атлантисты должны всемерно укреплять стратегические позиции своей собственной цивилизации, готовиться к противостоянию, консолидировать стратегические усилия, сдерживать антиатлантические тенденции в других геополитических образованиях, не допускать их соединения в опасный для Запада континентальный альянс.

     Он  дает такие рекомендации:

     “Западу следует

     – обеспечивать более тесное сотрудничество и единение в рамках собственной  цивилизации, особенно между ее европейской  и североамериканской частями;

     – интегрировать в Западную цивилизацию  те общества в Восточной Европе и Латинской Америке, чьи культуры близки к западной;

     – обеспечить более тесные взаимоотношения  с Японией и Россией;

     – предотвратить перерастание локальных  конфликтов между цивилизациями  в глобальные войны;

     – ограничить военную экспансию конфуцианских и исламских государств;

     – приостановить свертывание западной военной мощи и обеспечить военное  превосходство на Дальнем Востоке  и в Юго-Западной Азии;

     – использовать трудности и конфликты  во взаимоотноше ниях исламских и  конфуцианских стран;

     – поддерживать группы, ориентирующиеся на западные ценности и интересы в других цивилизациях;

     – усилить международные институты, отражающие западные интересы и ценности и узаконивающие их, и обеспечить вовлечение незападных государств в  эти институты”¹⁰.

     Это является краткой и емкой формулировкой  доктрины неоатлантизма.

     С точки зрения чистой геополитики, это  означает точное следование принципам  Мэхэна и Спикмена, причем акцент, который  Хантингтон ставит на культуре и цивилизационных различиях как важнейших геополитических факторах указывает на его причастность к классической школе геополитики, восходящей к “органицистской” философии, для которой изначально было свойственно рассматривать социальные структуры и государства не как механические или чисто идеологические образования, но как “формы жизни”.

     В качестве наиболее вероятных противников  Запада Хантингтон указывает Китай  и исламские государства (Иран, Ирак, Ливия и т.д.). В этом сказывается прямое влияние доктрин Мэйнига и Кирка, считавших, что ориентация стран “береговых зон”, rimland – а “конфуцианская” и исламская цивилизации геополитически принадлежат преимущественно именно к rimland – важнее, чем позиция heartland'а. Поэтому в отличие от других представителей неоатлантизма – в частности, Пола Вольфовица – Хантингтон видит главную угрозу отнюдь не в геополитическом возрождении России-Евразии, heartland'а или какого-то нового евразийского континентального образования.

     В докладе же американца Пола Вольфовица (советника по делам безопасности) правительству США в марте 1992 года говорится о “необходимости не допустить возникновения на европейском и азиатском континентах стратегической силы, способной противостоять США”¹¹, и далее поясняется, что самой вероятной силой, которая имеется здесь в виду, является России, и что против нее следует создать “санитарный кордон” на основе стран Прибалтики. В данном случае американский стратег Вольфовиц оказывается ближе к Макиндеру, чем к Спикмену, что отличает его взгляды от теории Хантингтона.

     Во  всех случаях, независимо от определения  конкретного потенциального противника, позиция всех неоатлантистов остается сущностно единой: победа в холодной войне не отменяет угрозы Западу, исходящей из иных геополитических образований (настоящих или будущих). Следовательно, говорить о “Едином Мире” преждевременно, и планетарный дуализм талассократии (укрепленной аэрократией и эфирократией) и теллурократии остается главной геополитической схемой и для XXI века.

     Новой же и более общей формулой такого дуализма становится тезис Хантингтона - The West and The Rest. 

     Концепция мондиализма

 Концепция “мондиализма” возникла задолго  до окончательной победы Запада в холодной войне.

 Смысл мондиализма сводится к постулированию неизбежности полной планетарной интеграции, перехода от множественности государств, народов, наций и культур к  униформному миру – One World.

 Истоки  этой идеи можно разглядеть в некоторых утопических и хилиастических движениях, восходящих к Средневековью и, далее, к глубокой древности. В ее основе лежит представление, что в какой-то кульминационный момент истории произойдет собирание всех народов земли в едином Царстве, которое не будет более знать противоречий, трагедий, конфликтов и проблем, свойственных обычной земной истории. Помимо чисто мистической версии мондиалистской утопии существовали и ее рационалистические версии, одной из которых можно считать учение о “Третьей Эре” позитивиста Огюста Конта или гуманистическую эсхатологию Лессинга.

 Мондиалистские  идеи были свойственны чаще всего  умеренным европейским и особенно английским социалистам (некоторые  из них были объединены в “Фабианское  общество”). О едином Мировом Государстве  говорили и коммунисты. С другой стороны, аналогичные мондиалистские организации создавались начиная с конца XIX века и крупными фигурами в мировом бизнесе например, сэром Сэсилом Роудсом, организовавшим группу “Круглый Стол”, члены которой должны были “способствовать установлению системы беспрепятственной торговли во всем мире и созданию единого Мирового Правительства.” Часто социалистические мотивы переплетались с либерал-капиталистическими, и коммунисты соседствовали в этих организациях с представителями крупнейшего финансового капитала. Всех объединяла вера в утопическую идею объединения планеты.

 Показательно, что такие известные организации  как Лига Наций, позже ООН и  ЮНЕСКО были продолжением именно таких  мондиалистских кругов, имевших большое  влияние на мировую политику.

 В течение XX века эти мондиалистские организации, избегавшие излишней рекламы, и часто  даже носившие “секретный” характер, переменяли много названий. Существовало “Универсальное движение за мировую  конфедерацию” Гарри Дэвиса, “Федеральный Союз” и даже “Крестовый поход за Мировое Правительство” (организованный английским парламентарием Генри Асборном в 1946 году).

 По  мере сосредоточения всей концептуальной и стратегической власти над Западом  в США, именно это государство  стало главным штабом мондиализма, представители которого образовали параллельную власти структуру, состоящую из советников, аналитиков, центров стратегических исследований.