О специфике философского мировоззрения

Общество - более конкретная сфера действительности, сложная, высшая форма движения материи. И здесь мы имеем дело с совпадением объективной диалектики действительности с логикой истории познания. Это видно из того, что подлинная наука об обществе - марксистская социология - возникает позже наук, изучающих низшие формы движения. Вместе с тем и история социологии в общем и целом совпадает с законами логики; от отдельных, абстрактных моментов, элементов знания об обществе до всесторонней, конкретной марксистской науки об обществе - таков путь истории социологии. Как мы уже говорили, домарксистская социология была идеалистической. Главная причина того, что прошлые материалисты оказались идеалистами «вверху», не видели решающей роли общественной практики, материального производства в познании и преобразовании действительности состоит в сложности самой общественной жизни, а также в ее недостаточной, в их время, зрелости. Выводя сознание непосредственно из природы как таковой, они не видели внутренней, необходимой, закономерной связи как в развитии объективной действительности, так и в развитии познания, не видели источника активности сознания. Метафизичность и созерцательность были «ахиллесовой пятой» старого материализма, ослабляя его позиции в борьбе с идеализмом. Но, с другой стороны, его сильной стороной было материалистическое понимание природы. В то же время, хотя положительной стороной идеализма, в особенности гегелевского, была диалектика, его слабой стороной была мистификация как действительности, так и самого познания.

Итак, принцип взаимопревращения действительности и возможности вскрывает эволюцию материи, превращение неживой природы в живую, последней - в общество, далее, развитие общества в самом себе - от низшего к высшему, а также эволюцию соответствующих логических категорий, отражающих этот процесс. В этом поступательном движении каждая новая ступень богаче, выше своей предыдущей, поскольку результат содержит в себе свое начало, которое обогащается новыми приобретениями; каждая высшая ступень отрицает, снимает свою низшую, содержит в себе все ее богатство и отрицает, снимает себя в следующей, третьей ступени. Это отрицание отрицания одновременно является как синтетически и генетически развитым содержанием, так и тенденцией, направлением всего бесконечного процесса.

§ 1. Истина

Основным содержанием всех принципов диалектического материализма является вопрос об истине. В. И. Ленин писал: «...не психология, не феноменология духа, а логика - вопрос об истине»1. Подчеркивая совпадение логики, диалектики и теории познания в марксизме, он указывал: «Логика есть учение не о внешних формах мышления, а о законах развития «всех материальных, природных и духовных вещей», т. е. развития всего конкретного содержания мира и познания его, т. е. итог, сумма, вывод истории познания мира»2. Поскольку познание означает процесс воспроизведения в голове субъекта содержания объекта, возникает вопрос о совпадении идеального с материальным, субъекта с объектом. Категория истины и выражает отношение субъекта к объекту, тождество мышления и бытия. Те авторы, которые отрицают тождество бытия и мышления, сами себя, по существу, опровергают. Во-первых, они утверждают, что диалектический материализм есть наука о всеобщих законах развития природы, общества и мышления. Следовательно, бытие и мышление, подчиняясь одним и тем же законам, не могут не быть тождественными. Во-вторых, они, определяя истину как совпадение мысли с предметом, тем самым подчеркивают тождество мысли предмету, т. е. мышления и бытия. Без тождества бытия и мышления не было бы никакого познания. В-третьих, доказывая, что диалектика есть учение о тождестве противоположностей, эти авторы тем самым доказывают тождество мышления и бытия, ибо последние есть противоположности. Названные авторы неправильно ссылаются на ленинскую критику положения тождества: «общественное бытие и общественное сознание, в точном смысле этих слов, тождественны». Как известно, махист Богданов решил поправить Маркса, исходя из своего идеализма. Поскольку для него не существует объективной реальности независимо от ощущений - сознания вообще, а все есть ощущения и комплексы ощущений, то в его понимании и общество есть комплексы ощущений.'

Следовательно, Богданов отождествляет общественное бытие и общественное сознание как идеалист, проводя принцип формально-логического тождества. В таком тождестве нет противоположностей, нет объективного общественного бытия, последнее утратило себя полностью, и единственной реальностью являются ощущения.

В. И. Ленин весь огонь своей беспощадной критики направил против субъективизма Богданова (формально-логического) в отождествлении общественного бытия и общественного сознания. Поэтому Ленин разъяснял, что общественное бытие является объективным, существует независимо от сознания, а последнее является его отражением. Следовательно, у Богданова речь идет не о диалектическом тождестве - тождестве противоположностей, а о формально-логическом тождестве.

Первые представления об истине как о соответствии знания объекту познания восходят к философам античной эпохи. В понимании Фалеса, Гераклита, Демокрита и других материалистов истина является соответствием знания материальному объекту. Платон, напротив, считал истину вечным, неизменным свойством идеальных объектов, врожденными идеями или понятиями.

В понимании Аристотеля, стоявшего на материалистических позициях, истина есть совпадение знания с предметом. Прав тот, писал он, кто считает разделенное в действительности разделенным и соединенное - соединенным.

Следовательно, уже с зарождения философии представления об истине выражают борьбу материализма и идеализма.

В новое время материалисты в пылу борьбы с мистикой и идеализмом, доказывая неразрывную связь познания с материальным миром, нередко истину отождествляют с чувственностью. Но в то же время они разрабатывают метафизический взгляд на истину.

Однако, не видя решающей роли общественно-исторической практики как в познании, так и в преобразовании действительности, старый материализм, разумеется, не смог выработать научную теорию истины. Он, во-первых, хотя и признает объект познания материальным, а истину его отражением, существующим независимо от субъекта познания, но понимает этот объект абстрактно. Вещь в себе для него внутренне непротиворечива, не содержит в себе внутренне присущего источника самодвижения, этот источник домарксистский материализм видит вне вещи, а ее развитие понимает как количественные изменения, как убавление или прибавление, как повторение, без скачков, без перерыва постепенности, без противоречий.

Во-вторых, в понимании этого материализма не только объект, но и субъект познания есть абстракт. Действительную человеческую сущность он понимает не как совокупность общественных отношений, а как абстракт, присущий отдельному индивиду, как немую общность, связующую множество индивидов только природными узами.

В-третьих, он недостаточно исследовал субъект познания - само человеческое мышление, его формы, его предметность и деятельную, преобразующую через практику роль. Это объясняется отчасти его метафизичностью и созерцательностью, отчасти характером и формами его борьбы против идеализма. Если идеализм активность мышления непомерно раздувал, абсолютизировал, отрывал его от «чувственности», то метафизический материализм, наоборот, не видел активной роли мышления в процессе познания и преобразования действительности.

В-четвертых, он отрицал диалектический, противоречивый характер познания. Это выражалось в том, что он, с одной стороны, понимал мышление как простое продолжение ощущений, не видел в процессе познания скачка, решающего поворота от ощущений к -мышлению, нередко считая разум шестым чувством (Дидро). С другой стороны, он рассматривал познание вне движения и развития, догматически, каждое новое достижение в науке выдавал за абсолютную истину. Вот почему В. И. Ленин писал, что основная беда этого материализма есть неумение применить диалектику к теории отражения, к процессу и развитию познания.

В-пятых, он отрицал решающую роль общественно-производственной практики в познании. Это выражалось в том, что, с одной стороны, домарксистский материализм, понимая практику идеалистически, критерием правильности познания считал либо ощущения (сенсуализм), либо разум (рационализм), либо и ощущения и разум вместе, но только не практику в диалектико-материалистическом ее понимании. С другой стороны, основой мышления он считал природу как таковую, но не видел того, что природа сама по себе оставляет открытым вопрос об источнике мышления, что не природа, а изменение природы человеком (т. е. опять-таки общественно-производственная практика) является основой возникновения и развития мышления. Отрицая диалектический характер мышления и решающую роль практики в познании, метафизические материалисты не поняли преобразующей роли мышления, которое активно воздействует через практику на мир.

Важный вклад в разработку проблемы вносит немецкая классическая философия, в особенности - гегелевская. Кант, правда, первым пытается применять диалектику к теории познания. Однако безуспешно, ибо в силу обстоятельств он вслед за Юмом проводит линию агностицизма. В его понимании истина есть свойство субъекта, согласие мышления с его априорными формами. «Вещь в себе» принципиально не может «объективным образом входить в нас», не может быть познана. Исходным тезисом в логике Канта является метафизический отрыв явления от сущности как следствие отрыва познающего субъекта от объекта познания.

С одной стороны, Кант правильно считает, что познание начинается с ощущений, являющихся результатом воздействия «вещей в себе», что ощущения непосредственно имеют дело с чувственным и не отражают всеобщих существенных связей. Но, с другой стороны, он отрывает единичное от общего, явление от сущности путем абсолютизации чувственного познания, путем отрицания роли категорий как орудия познания. По его мнению, категории не связаны с «вещами в себе», не отражают их, вообще лишены всякого реального объективного содержания. являясь лишь пустыми априорными формами рассудка. Так как восприятия не обнаруживают никаких следов всеобщности, то в действительном мире нет объективных всеобщих связей - необходимости, причинности, закономерности и т. д. Последние присущи только субъекту, человеческому рассудку. Категории же не могут быть орудиями познания, а суть только логические функции и, как таковые, не составляют ни малейшего понятия об объекте самом по себе. Они не имеют никакого эмпирического содержания, а являются продуктом деятельности рассудка.

Отрывая категории от реального мира, Кант полностью их переносит в мышление субъекта, где мышление занято тем, что погружается само в себя, изучает свои границы, возможности, формы. Он утверждает, например, что достоверность математики зависит от пространства и времени. Но в его понимании пространство и время не объективные, а априорные формы сознания. Следовательно, математика как форма сознания изучает не объективные формы бытия, а априорные формы сознания, т. е. сама себя. Поскольку пространство и время (формы представления) и категории (формы мышления) являются априорными, то они происходят из самого субъекта. Но даже если допустить, что указанные формы субъект содержит в себе, то при этом нарушается объективность рассмотрения, так как они чужды, внешни для реальных вещей.

Но какую же роль выполняют в таком случае категории логики? Оказывается, они вносят порядок, закономерность в природу. Или, как он выражается, категории суть понятия apriori, предписывающие законы явлениям, стало быть, природе как совокупности всех явлений. Следовательно, категории есть пособия субъекта, не имеющие никакого объективного содержания, причинности, порядка и т. д., и так как в мире царит один хаос, то порядок может внести только рассудок, субъект. Следовательно, объект познания конструируется субъектом.

Отрывая друг от друга форму и содержание логики, он приходит к агностицизму, разгораживает, разделяет субъект и объект. По Канту, люди имеют дело с явлениями, но не с сущностями (ноуменами). Кроме того, что нам сообщают о «вещах в себе» формы чувственности, мы о них больше знать ничего не можем. Поэтому не только отдельные вещи, но и весь мир принципиально непознаваем. Ибо принципиально невозможно установить, соответствует ли нечто реальное, вне нас существующее («вещь в себе») нашим представлениям и понятиям, ибо мы об этом реальном знаем только то, каким оно станавитая в результате его преломления в нашем сознании через органы восприятия и рассудка. Чтобы удостовериться в истинности познания объективной «вещи в себе», мы должны сопоставить вещь, какой мы ее познали, какой она существует в нашем сознании, с «вещью в себе», существующей объективно, вне сознания, т. е. сопоставить свое представление о «вещи в себе» с самой этой «вещью в себе». Но это принципиально невозможно, так как прежде чем сопоставить представление о «вещи в себе» с ней самой, нужно последнюю также превратить в представление. Таким образам, речь может идти о сопоставлении представления с представлением, но не с самой вещью в себе. Поэтому мы принципиально никогда не можем знать, какова «вещь в себе» в объективном мире.

В качестве доказательства своего агностицизма Кант выдвигает антиномии чистого разума. При всякой попытке осмыслить мир наш ум дает противоречивые ответы о нем: мир конечен и бесконечен, в мире все просто, неделимо и все сложно, делимо; существуют и необходимость, и свобода, мир имеет первопричину и не имеет. Однако антиномии «чистого разума» вовсе не доказывают невозможность познания мира, а указывают лишь на объективную противоречивость внешнего мира, следовательно, и на противоречивость его отражения в нашем мышлении.

Таким образом, агностицизм помешал Канту решить проблему истины. Более полно и всесторонне эту проблему разрабатывает Гегель. Прежде всего он вскрывает научную несостоятельность агностицизма Канта. Доказывая содержательность категории, Гегель обосновывает объективность рассмотрения, познание объекта таким, как он есть. Несуразно истинное познание, пишет он, возражая Канту, не познающее предмета, как он есть в себе, а вещи в себе Канта есть не что иное, как не имеющие истинности, пустые абстракции.

Кантовская философия исходит из ложной позиции, будто разум не способен познать никакого истинного содержания и в отношении абсолютной истины следует отсылать к вере. Она служит подушкой для лености мысли, успокаивающейся на том, что все уже доказано и порешено. Гегель особенно резко возражает против утверждения Канта о непознаваемости бога. Это ничтожное учение, мнимое познание даже дерзнуло присвоить себе название философии, возмущается он. Истинное мышление, пишет Гегель, мыслит так, что его содержание вместе с тем не субъективно, а объективно.

У Канта «Я» является трансцендентальным субъектом мыслей и имеет то неудобство, что для какого-либо суждения о нем мы постоянно должны уже пользоваться им. Кант просто следовал юмовой скептической манере, а именно твердо стоял на том, каким является Я в самосознании, отбрасывая из него, - так как надлежало познать его, как сущность, как вещь в себе, - все эмпирическое; таким образам, не оставалось ничего, кроме этого явления - Я мыслю, - которое сопровождает все представления и о котором мы не имеем ни малейшего понятия.

Несомненно, следует согласиться с тем, что ни о «Я», ни о чем бы то ни было, даже о понятии, мы не имеем ни малейшего понятия, до тех пор, пока мы не постигаем истину в понятии, а останавливаемся на простом, неподвижном представлении и названии. Но останавливаться на явлениях и на том, что в обыденном сознании оказывается просто представлением, значит отказываться от понятия и философии. Объекту приписывается некоторое неведомое свойство быть вещью в себе за пределами познания, и последняя, а вместе с тем и истина, рассматривается как нечто абсолютно потустороннее для познания. Определения мысли вообще, категории, определения рефлексии, равно как формальное понятие и его моменты, получают в этом понимании положение не таких определений, которые конечны сами по себе, а конечны в том смысле, что они суть нечто субъективное по сравнению с упомянутым пустым свойством быть вещью в себе: принятие этого неистинного отношения познания за истинное есть заблуждение.

Истина у Гегеля перестает быть собранием готовых догматических положений, а заключается в самом процессе познания, в длительном историческом развитии науки, поднимающейся с низших ступеней знания на все более и более высокие, и так - до бесконечности. Истина есть тождество понятия и объективности. Первоначально под истиной понимают то, что я знаю, как нечто существует. Это однако истина лишь по отношению к сознанию или формальная истина, - только правильность. Истина же в более глубоком смысле состоит в том, что объективность тождественна с понятием. Она - отношение для себя сущей субъективности простого понятия и его отличной от нее объективности. Она есть процесс, направленный к разделению себя на индивидуальность и на ее природу, процесс погружения ума в природу ради подчинения ее власти субъекта. Человек не должен представлять себе истину в виде мертвого покоя, в виде простой картины, образа - бледного, тусклого, без стремления, без движения.