Коррупция и международное сотрудничество в борьбе с ней

Широкая трактовка коррупции  присутствует и в зарубежной литературе. Наиболее авторитетный американский юридический словарь Генри Блэка понимает под коррупцией «деяние, совершаемое с намерением предоставить некоторое преимущество, несовместимое с официальными обязанностями должностного лица и правами других лиц», а также «деяние должностного лица, которое незаконно и неправомерно использует свое положение или статус для извлечения  какого-либо преимущества для себя или другого лица в целях, противоположных обязанностям и правам других лиц»⁹⁸.

На наш взгляд, широкое  понимание коррупции более правильно  как с теоретической, так и с практической (законотворческой и правоприменительной) точек зрения. Не затрагивая «этимологические» аргументы сторонников «узкой» трактовки коррупции, отметим, что исторически коррупция понималась как разложение власти. Наиболее метко и точно сравнение коррупции с ржавчиной, коррозией (в последнем случае имеется  и общий латинский корень). Так, яркую характеристику коррупции дает А.И. Кирпичников: «Коррупция-это коррозия власти. Как ржавчина разъедает металл, так коррупция разрушает нравственные устои общества. Уровень коррупции -  своеобразный термометр общества, показатель его нравственного состояния и способности государственного аппарата решать задачи не в собственных интересах, а в интересах общества. Подобно тому, как для металла коррозийная усталость означает понижение предела его выносливости, так для общества усталость от коррупции означает понижение его сопротивляемости»⁹⁹. Несомненно, что с историческим развитием, усложнением и совершенствованием форм общественной жизни и управления ею усложнялись и формы негативных социальных явлений, в том числе коррупции. Модель подкупа далеко не всегда охватывает типично коррупционные проявления¹⁰⁰. Несомненно прав В.В. Лунеев: «Коррупция не сводится к примитивному взяточничеству, особенно в условиях рыночной экономики, свободной торговли и демократии. Лоббизм, фаворитизм, протекционизм, взносы на политические цели, традиции перехода политических лидеров и государственных чиновников на должности почетных президентов корпораций и частных фирм, инвестирование коммерческих структур за счет госбюджета, перевод государственного имущества в акционерные общества, использование связей преступных сообществ и т.д. являются завуалированными формами коррупции»¹⁰¹. Любопытно, что Н.А. Лопашенко, приводя данную цитату В.В. Лунеева, делает принципиально иной вывод: «в любой из перечисленных форм коррупции отчетливо прослеживается ее дву- или много-сторонний характер, характер противоправной сделки».

Позволим себе не согласиться  с Н.А. Лопашенко: такой характер прослеживается далеко не всегда. Как раз должностное злоупотребление без признаков подкупа является более частой разновидностью тех действий, о которых говорит В.В. Лунеев. Тем более это относится к другим новым формам коррупции, выделяемым, в частности Б.В. Волженкиным. Ученый отмечает, что для российского управленческого аппарата, независимо от иерархического уровня, характерны такие проявления коррупции, как «совместительство в коммерческих структурах, подконтрольных государственному или муниципальному служащему или заинтересованных в сотрудничестве с ним; организация коммерческих структур должностными лицами, использовавшими при этом свой статус; участие в руководстве этими структурами, обеспечение им привилегированного положения; использование служебного положения в процессе приватизации государственных предприятий в целях приобретения их в частную собственность или завладения значительным числом акций самим чиновником, близкими ему лицами или иными частными лицами, в чьих интересах действует должностное лицо; незаконное инвестирование коммерческих структур за счет бюджета; незаконное поддержка и финансирование политических структур, проведения выборов; использование не предусмотренных правовыми актами преимуществ в получении кредитов, ссуд, приобретении ценных бумаг, недвижимости и иного имущества; использование в личных целях и незаконное предоставление конфиденциальной информации; использование в личных или групповых целях предоставленных для служебной деятельности помещений, средств транспорта и связи, электронно-вычислительной техники, денежных средств и другого государственного или муниципального имущества; получение за свою служебную деятельность или в связи с ней, за покровительство или попустительство по службе незаконного вознаграждения в виде денег, иных материальных ценностей и выгод, в том числе в завуалированной форме путем выплаты незаконных премий, комиссионных, явно завышенных гонораров, оплаты самому должностному лицу или членам его семьи якобы выполнявшейся работы, поездок за границу, обучения детей за рубежом, приобретения недвижимости и открытия счетов в иностранных банках и т. п.»¹⁰². Представляется, что в концепцию «подкупа-продажности» данные деяния также не вписываются.

Мы согласны с А. Г. Корчагиным и  А. М. Ивановым в том, что «механизм коррупции в принципе может предусматривать два варианта коррумпированного поведения: в одном случае имеет место взаимодействие двух субъектов, каждый из которых при помощи коррупционной связи стремится удовлетворить свой интерес, в другом – коррупционная деятельность сводится к действиям лишь одного лица (коррупционера), которое самостоятельно (без взаимодействия с иным субъектом) удовлетворяет свой личный интерес или интерес иного лица (лиц) при помощи предоставленной ему власти»¹⁰³.

Должностное злоупотребление  и взяточничество соотносятся как целое и часть, как общее и специальное деяния. Несомненно, взяточничество является «ядром» коррупции, наиболее опасным ее проявлением, в том числе и ввиду присутствия «активной» стороны подкупа. Тем не менее, считать иные корыстные злоупотребления чем-то сопутствующим коррупции, но ею не являющимся, по меньшей мере, нелогично. Корыстные служебные злоупотребления без признаков подкупа имеют сходную со взяточничеством социальную природу, последствия и мотивацию. На наш взгляд, ключевым признаком при выделении группы коррупционных преступлений является объект посягательства (нормальное функционирование органов власти и управления), а не способ (подкуп).

По нашему мнению, неудачным  является употребление Н.А. Лопашенко  и некоторыми другими авторами понятия «сделка» применительно к коррупционным отношениям. Сделка, согласно ст. 153 ГК РФ, - действия граждан и юридических лиц, направленные на установление, изменение или прекращение гражданских прав и обязанностей. Сделками, согласно гражданско-правовой доктрине, признаются только правомерные действия. В данном же случае использование гражданско-правового термина применительно к преступлениям необоснованно. Кроме теоретико-правовой некорректности использования термина «сделка», нам представляется, что его использование применительно к коррупции дает основания приписывать коррупции определенные экономико-регулирующие функции, как любой сделке. Несостоятельность подобного рода воззрений нами была обоснована ранее.

Ряд криминологов полагают, что неотъемлемым признаком коррупции является ее связь с организованной преступностью. Такое положение было отмечено еще в 1988 году А.Н. Волобуевым, который полагал, что, если при взяточничестве должностное лицо, совершая преступление, остается членом конкретной государственной системы, где оно занимает определенное положение, то при коррумпировании, регулярно получая определенные материальные вознаграждения от преступников, должностное лицо включается в систему организованной преступности, не позволяющей ему односторонне отказаться от принятой на себя роли¹⁰⁴. И.И. Карпец считал, что неотъемлемым признаком коррупции является ее связь с общеуголовной преступностью, чаще всего с организованной ее частью¹⁰⁵. Схожий подход наблюдается и в посвященной коррупции работе уфимских авторов¹⁰⁶. Этой позиции также придерживались Г.М. Миньковский,¹⁰⁷ А.И. Гуров,¹⁰⁸ В.С. Овчинский,¹⁰⁹ А.Н. Волобуев,¹¹⁰ М.Н. Зацепин.¹¹¹ Данный взгляд на проблему коррупции поддерживают и ряд зарубежных ученых, в том числе президент Международной ассоциации уголовного права, профессор Университета Де-Пол (штат Иллинойс, США) Ш. Бассиони.¹¹² Как часть организованной преступности рассматривает коррупцию и проф. Л. Шелли¹¹³. Представляется, что именно такое понимание коррупции получило свое закрепление в УК Республики Кыргызстан (ст. 303)¹¹⁴.

Признавая, что коррупция  является важным, часто необходимым  условием существования организованной преступности, полагаем, что выделение данного признака коррупции именно как основного, необоснованно. Коррупционные деяния могут совершаться и вне связи с организованной преступной деятельностью. Не может, по нашему мнению, служить неотъемлемым признаком коррупции и «устойчивость» связи коррупционера с корруптером (подкупающим). Однозначное же «закрепление» такой связи в понятии коррупции исключает из рассмотрения иные коррупционные проявления, лишенные этого признака, до предела сужая понятие коррупции, исключая из данного понятия не только не связанные с подкупом корыстные служебные злоупотребления, но и взяточничество, лишенное организованного характера.

Представляется необходимым  проанализировать определения понятия  коррупции, содержащиеся в находившихся на рассмотрении Государственной Думы РФ антикоррупционных законопроектах. Так, первый из них, под названием  «О противодействии коррупции», принятый в первом чтении Думой предыдущего созыва в ноябре 2002 г., трактует понятие коррупции следующим образом: «Коррупция (коррупционные отношения) - поиск, установление и поддержание противоправных отношений между специально указанными субъектами коррупции и иными лицами (физическими и юридическими лицами) с целью достижения каждой из сторон своих личных, групповых, корпоративных и корыстных целей¹¹⁵». В данном случае трудно дать оценку этому определению с позиций «широкое-узкое». На наш взгляд, такого рода определение вообще не отражает какую-либо специфику коррупции как социального и правового явления, его введение в законодательство бессмысленно. Кроме того, определение содержит внутреннее противоречие: широко определяя цели коррупции и ее субъектов, авторы законопроекта отождествляют коррупцию с коррупционным отношением, что делает обязательным присутствие другого субъекта, что опять превращает коррупцию во взяточничество и серьезно ограничивает спектр коррупционных деяний, что не только ошибочно теоретически, но и не соответствует подходу, выработанному международными документами.

В другом законопроекте, под названием «Основы законодательства об антикоррупционной политике», выполненном  на более высоком уровне законодательной  техники, что было неоднократно подтверждено на научно-практических конференциях, парламентских слушаниях, в ходе многочисленных экспертиз, в том числе зарубежных¹¹⁶, содержится следующее определение коррупции: «коррупция – подкуп (получение или дача взятки), любое незаконное использование лицом своего публичного статуса, сопряженное с получением выгоды (имущества, услуг или льгот и/или преимуществ, в том числе неимущественного характера) как для себя, так и для своих близких вопреки законным интересам общества и государства, либо незаконное предоставление такой выгоды указанному лицу¹¹⁷». Данное определение, по нашему мнению, вполне отражает специфику коррупции как социального явления и соответствует международному подходу. Единственный недостаток определения, на наш взгляд, состоит в том, что  в нем «нет места» для коррупции частных управленцев, хотя злоупотребления в негосударственной, «коммерческой» сфере являются важным подвидом коррупции. Да и в самом проекте «Основ» служба в коммерческих организациях и в некоммерческих организациях, не являющихся государственными органами, органами местного самоуправления или их учреждениями относятся к «приоритетным сферам правового регулирования антикоррупционной политики» (ст. 5 проекта).

В проекте «Основ»  также предлагается развернутая классификация коррупционных правонарушений, в частности, преступлений. Коррупционные преступления делятся на две группы (ст. 8 проекта).

К «коррупционным преступлениям  в форме подкупа» проект относит  виновно совершенные общественно  опасные деяния, запрещенные под угрозой наказания следующими статьями УК РФ: 141, пункты "а" и "б" части второй (в случае совершения соответствующего деяния путем подкупа); 183 (в случае совершения соответствующего деяния путем подкупа); 184; 204; 210 (при наличии цели совершения любого из тяжких или особо тяжких коррупционных преступлений, перечисленных в части пятой статьи 8 настоящего Федерального закона); 290; 291; 304 и 309 (в случае совершения соответствующего деяния путем подкупа).

 К «иным коррупционным  преступлениям» при наличии всех признаков коррупции, предусмотренных в приведенном в проекте определении, относятся виновно совершенные общественно опасные деяния, запрещенные под угрозой наказания следующими статьями Уголовного кодекса Российской Федерации: 145; 159, пункт "в" части второй; 160, пункт "в" части второй; 164 (в случаях совершения соответствующего деяния лицом путем мошенничества, присвоения или растраты с использованием своего служебного положения); 170; 188, пункт "б" части третьей (при наличии корыстной или иной личной заинтересованности); 201; 202 (совершенное в целях извлечения выгод и преимуществ для себя или других лиц); 210 (при наличии цели совершения любого из тяжких или особо тяжких коррупционных преступлений, перечисленных в части шестой статьи 8 настоящего Федерального закона); 221, пункт "в" части второй статьи; 226, пункт "в" части второй; 229, пункт "в" части второй; 285; 286 (при наличии у виновного корыстной или иной личной заинтересованности); 288 (при наличии у виновного корыстной или иной личной заинтересованности); 289 и 292. Таким, образом, под «иными коррупционными преступлениями» в проекте понимаются корыстные служебные преступления, хищения, совершаемые с использованием служебного положения, и организация преступного сообщества с целью совершения коррупционных преступлений.

Данный перечень, по существу, не вызывает возражений. Полагаем правильным отраженный в нем широкий подход к коррупции как к корыстному служебному злоупотреблению, не сводимой к взяточничеству и иным формам подкупа. Что касается выделения отдельной группы «коррупционных преступлений, связанных с подкупом», то такое «обособление» не представляется необходимым, по крайней мере, в антикоррупционном законе. Как было отмечено ранее, понятие «корыстное служебное  злоупотребление», очевидно понимаемое под коррупцией в настоящем проекте, является общим для всех его разновидностей, в том числе для подкупа.