Коррупция и международное сотрудничество в борьбе с ней

Наиболее развернутое  изложение теории институциональной  коррупции присутствует в монографии Л.М. Тимофеева. Уже в предисловии  автор провозглашает: «…во многих случаях  коррупция будет рассматриваться как явление положительное, разумное, как проявление здравого смысла в экономическом поведении человека. Оказывается, что именно так она становится видна, если обратиться к исторической ретроспективе. Время смывает с исторических явлений копоть юридических предрассудков и идеологических мифов и позволяет разглядеть глубинный мотив общественного поведения человека - его рациональный экономический интерес, который объясняет, а иногда и оправдывает преступление юридического закона»⁶⁵. Действительно, никакой «копоти юридических предрассудков» в его монографии не встречается. Коррупция, в изложении Л.М. Тимофеева, – инструмент рынка, компенсирующий препятствия, создаваемые явно демонизированным автором государством «здравому смыслу экономического интереса». Система коррупционных сделок формирует «теневой рынок», которому автор дает следующее определение: «сложная полиинституциональная система частных правовых решений, неизбежно возникающая за рамками юридических законов, регулирующих отношения собственности»⁶⁶. Данная, с трудом поддающаяся осмыслению формулировка, думается, означает: рынок оправдывает все – не устраивает хозяйствующих субъектов действующее право, на этот случай у них есть своя «система частных правовых решений». Далее Л.М. Тимофеев фактически оправдывает существование такого, по В.М. Баранову, «теневого права»: «Сеть общественных институтов, составляющих теневой порядок призвана сократить транзакционные издержки на обустройство рыночных обменов в тех случаях, когда государственное вмешательство имеет характер отрицательного внешнего эффекта⁶⁷…». Л.М. Тимофеев не одинок в своей роли «адвоката» коррупции. Так, исследователи из фонда «ИНДЕМ» Г. Сатаров и М. Левин полагают, что коррупция как «смазочное средство» может компенсировать недостатки государственного управления, являться инструментом внедрения рыночных отношений⁶⁸, очищать рынок или содействовать процессам модификации⁶⁹.

С подобного рода воззрениями  согласиться нельзя ни по теоретическим, ни по практическим соображениям. Исходя из, в целом правильных, посылок (коррупция всегда использует недостатки системы управления, последние являются в свою очередь ее условием, любое социальное явление, в том числе негативное, имеет в социальном организме свои функции) делаются совершенно неверные выводы о «полезных функциях» коррупции, она объявляется чуть ли не двигателем общественного прогресса.

При очищении трудов «функционалистов»  от наукообразной шелухи, нельзя не заметить,  что все их доводы сводятся к пресловутой экономической  «смазке», а также к тому, что, дескать, бытовая коррупция помогает реализации прав граждан, снимает ненужные барьеры, устраняет действие социально не обусловленных правовых норм. Между тем, и в этих случаях негативные издержки коррупции превышают и так более чем сомнительную «пользу». Вопреки утверждениям о том, что коррупция подготавливает общественные изменения, она, напротив, фиксирует  негативную практику, как бы замораживая существующий порядок. Кроме того, коррупционное «ускорение» реализации прав одних лиц не может осуществляться без нарушения прав других, попрания не только правовых, но и многовековых нравственных принципов справедливости и равенства граждан перед законом.

Не находит подтверждения  и тезис об «экономической целесообразности» коррупции. С. Роуз-Аккерман, на основе анализа множества развивающихся  экономик, справедливо отмечает, что «даже если коррупция и экономический рост мирно уживаются, взятки стимулируют новые издержки и приводят к искажению экономических целей»⁷⁰. И. Шихата пишет: «Коррупция, несмотря на некоторые дивиденды для бенефициариев, тормозит всестороннее развитие общества. Исторически она снижалась с развитием цивилизации и росла с ее деградацией. Уровень цивилизации и темп роста, таким образом, в обратной зависимости влияют на степень развития коррупции»⁷¹. Исследования, проведенные Всемирным банком и другими организациями, показывают, что подкуп и взяточничество вместо того, чтобы способствовать развитию деловой активности, на деле ведут к появлению неимоверного числа новых фактически ненужных правил, применение которых отдано на усмотрение чиновников. Другими словами, взяточничество порождает новых взяточников, наращивая все новые слои бюрократии, стремящиеся к наживе⁷². Л.В. Гевелинг в своей обширной и чрезвычайно содержательной монографии, посвященной коррупции и клептократии в африканских странах, отмечает: «экономико-политические механизмы использования «позитивного потенциала» коррупции (существование которых даже в их теоретическом виде представляется достаточно спорным) практически не действуют в реальной жизни Нигерии, Ганы и многих других стран Африки. Большинство исследователей политической коррупции, как и следовало ожидать, подчеркивают значимость отнюдь не положительного, но отрицательного воздействия этого явления на все стороны социального бытия»⁷³.

Несостоятельность теории «позитивной коррупции» подтверждается многими криминологами. Известный  американский профессор Л. Шелли  отмечает, что «исследования известных  ученых позволяют сделать вывод, что коррупция сокращает экономический рост, и сводят на нет прежние утверждения о том, что коррупция является своего рода необходимой «смазкой» для делового механизма в экономиках, страдающих от последствий чрезмерного планирования»⁷⁴. Проф. В.А. Номоконов пишет: «Принято считать, что коррупция выполняет роль своеобразной смазки ржавых шестеренок государственного механизма («не подмажешь – не поедешь»). На самом деле истинная роль коррупции в том, что она ведет к еще большей коррозии, деформации государственных институтов, неотвратимо и необратимо разрушая основы общества и государства»⁷⁵.

Заметим, что криминологи  не впервые сталкиваются с подобного  рода «функциональными» теориями: «…преступность является одним из факторов общественного  здоровья, неотъемлемой частью здоровых обществ. Итак, преступность необходима: она прочно связана с основными условиями любой социальной жизни, и именно в силу этого полезна, поскольку те условия, частью которых она сама является, сами неотделимы от нормальной эволюции морали и права»⁷⁶. Вопрос о преступности как «нормальном явлении» всерьез обсуждается криминологами и публицистами и в сегодняшней России⁷⁷. Наблюдая сегодня, применительно к коррупции, очередную реанимацию дюркгеймовской концепции, уместно напомнить, что в криминологии данная теория многократно справедливо критиковалась за необоснованное смешение закономерности явления и его нормальности. То, что определенные факторы с неизбежностью порождают массовое нарушение уголовно-правового запрета, - это одно, но то, что такое положение можно считать нормальным, - это уже совсем другое. Совершенно справедливо недоумевает А.И. Долгова: «Нормально, с каких позиций? Если нормальное, то зачем бороться?»⁷⁸. Примечательно, что вопреки утверждениям об идеологической «зашоренности» советских криминологов, ими не отрицалась закономерность преступности при социализме: «будучи антагонизмом в советском обществе, преступность при социализме тем не менее не случайное, а неизбежное социальное явление»⁷⁹.

Столь подробная критика  «функциональной» теории обусловлена тем, что безобидное, на первый взгляд, теоретизирование, увы, часто является фундаментом под оправдание капитулянтской позиции государства, отказа от борьбы с коррупцией как части государственной политики. Так, газета «Известия» опубликовала на своей первой полосе редакционную статью под заголовком «Коррупция-это хорошо». Неназванные авторы пишут: «…..без нее, коррупции, развалилось бы государство российское: не смогла бы власть ни одно решение провести в жизнь, бизнес - ни одну сделку провернуть, а граждане - ни один бытовой вопрос решить. Надо наконец понять, что коррупция - это наше все. Что коррупция - это хорошо. Многие ученые из числа продвинутых тоже так считают: мол, коррупция - очень удобный, вполне рыночный способ решения проблем, цивилизованная форма "ведения конкурентной борьбы" без "стрелок", неизбежного "мочилова" и прочей "фени". Коррупция, говорят они, - это своего рода "закрытый тендер", который определяет, кто из претендентов на тот или иной лакомый кусочек располагает наиболее мощным ресурсом. Это уже не "у кого ружье, тот и прав", а "у кого руки длиннее, тот и молодец, тому и приз". Своего рода - рынок. Значит – прогресс»⁸⁰. Опуская вопрос о допустимости в федеральном, далеко не «желтом» издании криминального жаргона, отметим четкость высказанной позиции: бороться с прогрессивным явлением не следует. Несколько более завуалировано проводят эту концепцию ведущие российские «коррупциоведы». Так, Г.А. Сатаров в своих выступлениях постоянно утверждает, что, при необходимости бороться с коррупцией, нужно остерегаться «резких шагов», иначе «страна рухнет»⁸¹. В одном из своих интервью ученый следующим образом обозначил свою позицию: «То есть коррупция настолько проникла в систему социально-экономических, политических связей, что ее грубое уничтожение обрушит эту систему. Понятие «борьба» сопряжено с опасностью не для коррупции, а с опасностью для страны и общества в целом. Здесь скорее уместно слово «лечение». Поздно рассчитывать на хирургическое вмешательство. Операция уже невозможна, так как болезнь запущена настолько, что если вы попытаетесь удалить ее – организм погибнет. Это как рак, пустивший метастазы. Остается только лечить метастазы, а не резать»⁸². 

С размышлениями Г.А. Сатарова согласиться трудно. Используя применяемые автором «онкологические» аналогии, можно сказать, что именно отсутствие оперативного хирургического вмешательства позволяет метастазам коррупции проникать в общественный организм. Неоправданными представляются и опасения Г.А. Сатарова относительно «гибели» общества и страны вследствие решительных действий по борьбе с коррупцией. Гибель в этом случае угрожает коррумпированному политическому режиму, а отнюдь не обществу. Резюмируя критические замечания в отношении теории «позитивной коррупции» приведем слова Ю.В. Голика: «Коррупция ни при каких условиях не может быть нормой. Это всегда патология. Вопрос только в формах и объемах существования этих патологических отклонений. Если патология претендует на норму, то коррупция просто убивает весь социальный организм, как раковая опухоль убивает биологический организм»⁸³.

1.3. Понятие  коррупции в уголовном праве  и криминологии

В российской уголовно-правовой и криминологической науке вопрос о понятии коррупции относится  к числу дискуссионных. При всем многообразии взглядов на понятие коррупции среди российских криминологов, нельзя не заметить, что основной «водораздел» проходит между сторонниками «узкой» трактовки коррупции как подкупа, взяточничества и учеными, придерживающимися «широкого» понимания коррупции как корыстного служебного злоупотребления. Между тем все исследователи видят суть коррупции как социального явления в разложении власти.

Сторонники «узкого» понятия в первую очередь апеллируют к происхождению слова «коррупция»  от латинского корня, означающего, на их взгляд, подкуп и предостерегают от широкой трактовки, якобы размывающей сущность данного явления. Так, проф. А.И. Долгова пишет: «Чрезмерно широкое толкование коррупции практически означало объединение под одним термином очень разных по своей криминологической характеристике явлений: и хищений, и должностных преступлений, и подкупа-продажности (коррупции в собственном смысле слова). Если говорить о порче, разложении, то применительно к коррупции это не «саморазложение» и порча сами по себе, а разложение, порча одного субъекта другим, «совращение». Есть такое крылатое латинское выражение «corruptio optimi pessima», которое издавна переводится на русский язык как «совращение доброго - наибольший грех»⁸⁴. Под коррупцией данный автор понимает «социальное явление, характеризующееся подкупом-продажностью государственных и иных служащих и на этой основе корыстным использованием ими в личных либо узкогрупповых, корпоративных интересах официальных служебных полномочий, связанных с ними авторитета и возможностей»⁸⁵. Схожую позицию до недавнего времени занимала проф. Н.Ф. Кузнецова. По ее мнению, коррупция – «социально-негативное явление, выражающееся в подкупе одних лиц другими»⁸⁶. Критикуя более широкий взгляд на коррупцию, Н.Ф. Кузнецова отмечает: «Именовать коррупцией всю систему корыстных должностных преступлений, например злоупотребление властью, превышение власти, подлоги, не только нецелесообразно, но и несогласуемо с принципом дифференциации вины, ответственности и дифференциации наказания. В уголовном праве это весьма осложнило бы законодательную регламентацию хозяйственных и должностных преступлений, внесло бы путаницу в квалификацию преступлений и их наказуемость»⁸⁷. По мнению В.В. Астанина, коррупция – «социально-правовое явление такого разложения отношений в разных сферах управления, которое выражается в подкупе-продажности лиц, использующих служебное положение  и связанные с ним возможности»⁸⁸. Ю.М. Антонян считает, что «коррупцию в самом широком смысле можно определить как совершение неких действий лицом, обладающим в силу своего служебного положения необходимыми возможностями, в пользу того, кто незаконно оплатил такое действие. При этом сами действия могут быть вполне законными»⁸⁹.

Аналогичных взглядов придерживается проф. Н.А. Лопашенко. Ссылаясь на «традиционное  значение» слова «коррупция», Н.А. Лопашенко настаивает на том, что коррупция – подкуп и ничто иное: «Именно подкуп, который оборачивается продажностью подкупаемых, характеризует содержание коррупции. Подкуп является стержнем коррупции, присутствует в ней всегда, в обязательном порядке. Злоупотребления должностных лиц и иных служащих, даже носящие корыстный характер, с подкупом не связанные, на мой взгляд, не могут расцениваться как коррупционные. Думаю, что иная позиция, трактующая коррупцию более широко, основана на отождествлении противоправных должностных и служебных деяний и деяний коррупционных. Между тем, последние далеко не охватывают всех разновидностей неблаговидного и даже преступного поведения должностного лица или служащего. Коррупционные деяния не сравнимы по степени общественной опасности с должностными и служебными правонарушениями; они гораздо опаснее как раз потому, что всегда представляют собой сделку между должностным или служебным лицом и лицом, заинтересованным в его определенном поведении»⁹⁰. 

Другие ученые определяют коррупцию шире, чем подкуп-продажность должностных лиц, признавая коррупционным любое корыстное злоупотребление своим служебным положением. По мнению проф. Г.Н. Борзенкова, коррупция - это «разложение управленческого аппарата, основанное на использовании чиновниками своего служебного положения в корыстных целях»⁹¹. Проф. В.С. Комиссаров считает, что коррупция – это «использование субъектом управления своих властных полномочий вопреки интересам службы из личной заинтересованности»⁹². Проф. Б.В. Волженкин полагает, что коррупция – «социальное явление, заключающееся в разложении власти, когда государственные (муниципальные) служащие и иные лица, уполномоченные на выполнение государственных функций, используют свое служебное положение, статус, авторитет занимаемой должности в корыстных целях для личного обогащения или в групповых интересах»⁹³. По мнению проф. С.В. Максимова, коррупция - это «использование государственными или иными публичными служащими (в том числе депутатами и судьями) либо служащими коммерческих или иных организаций (в том числе международных) своего статуса для незаконного получения имущества, прав на него, услуг или льгот (в том числе неимущественного характера) либо предоставление названным лицам таких имущества, прав на него, услуг или льгот (в том числе неимущественного характера)»⁹⁴. Проф. В.В. Лунеев подчеркивает, что коррупция – явление, более широкое, чем взяточничество: «Мы знаем, что коррупция не сводима к взяточничеству. Она охватывает любые злоупотребления должностных лиц, совершенные с корыстной целью»⁹⁵. Г.К. Мишин также склоняется к широкому пониманию коррупции, определяя ее как «явление в сфере социального управления, выражающееся в злоупотреблении субъектами управления своими властными полномочиями путем их использования в личных (в широком смысле – индивидуальных и групповых, материальных и иных) целях»⁹⁶. Подчеркивая, что «понятие «коррупция» и «корыстные злоупотребления по службе» равнозначны по своей сущности и содержанию», П.А. Кабанов дает следующее определение коррупции: «совершение деяния  как должностным, так и частным лицом, в результате которого нарушается принцип государственной службы – бескорыстное служение интересам общества, заключающееся в неправомерном завладении должностным лицом материальными ценностями, деньгами или в получении услуг материального характера, а равно предоставление их иными лицами в формах, запрещенных уголовным законом»⁹⁷.