Творческое мышление

  Когда наблюдение слишком «перегружено»  теоретическими истолкованиями, это порой приводит к фиктивным открытиям. Одно из наиболее показательных в истории науки — так называемое открытие жизни в момент зарождения — in statu nascendi. В 60-е годы прошлого века многие сторонники дарвинизма стремились построить «теорию универсальной эволюции», охватывающую всю живую и неживую материю: из первичной туманности развиваются звезды и планеты, затем зарождается жизнь и, наконец, достигает высших форм в процессе «универсального трансформизма».

  Защитникам  таких взглядов казалось, что для  доказательства их теории остается найти недостающее звено — зарождение живого из мертвой материи. Поэтому они с неудовольствием встретили опыты Л. Пастера, показавшего невозможность самозарождения жизни в современных условиях.

  В 1866 г. знаменитый немецкий биолог Э. Геккель, автор биогенетического закона, рассматривая в микроскоп морской ил, обработанный этиловым спиртом, обнаружил примитивный живой организм из протоплазмы (без ядра) Moneron.

  Другие  ученые тотчас подтвердили находку, более того, было доказано повсеместное распространение Монета на дне Мирового океана.

Сенсация  продолжалась 10 лет, пока не убедились, 
что в основе ее лежит артефакт: сульфат кальция, содержащийся в морской воде, при обработке алкоголем образует коллоидную взвесь; ее-то ученые и приняли за живой организм.

  Чрезмерная  готовность к сцеплению наблюдаемого с заранее выработанными теоретическими представлениями сыграла с исследователями злую шутку, привела к ложному истолкованию наблюдения. Способность к сцеплению важна и необходима, но должна быть уравновешена способностью преодолеть сцепление, оторвать наблюдаемый факт от привычных ассоциаций.[3, с.29-31]

    Легкость генерирования идей. Еще одна составляющая творческой одаренности — легкость генерирования идей. Не обязательно, чтобы каждая идея была правильной: чем больше идей выдвигает человек, тем больше вероятность, что среди них будут хорошие идеи. Причем лучшие идеи приходят в голову не сразу.

  Мысль, или идея, — это не просто ассоциативное  соединение двух или нескольких понятий. Соединение понятий должно быть содержательно оправданным, должно отражать объективные отношения явлений, стоящих аа этими понятиями.

  Это соответствие и есть один из главных  критериев оценки идеи.

  Другой  критерий — широта идеи, охватывающей и объясняющей большое число разнородных фактов. Наиболее плодотворные идеи включают в себя (т. е. предсказывают) новые, не открытые еще явления.

  При проверке способности генерирования  идей предлагается задание составить осмысленное предложение, включающее в себя три слова: например, озеро, луна, мальчик. (Варианты решения: мальчик купался в озере при свете луны; мальчик видел отражение луны в озере и т. д.) Это простейший случай генерирования мысли. На противоположном конце шкалы по широте и сложности находится, например, дарвиновская теория естественного отбора, позволившая биологам объединить в стройную систему огромное количество дотоле разрозненных наблюдений.

  Идеи  оцениваются также по глубине  и фундаментальности. Глубокой считают такую идею, которая устанавливает отношения между объектами или их отдельными свойствами, не лежащими на поверхности, не бросающимися в глаза, не явными, а требующими для своего обнаружения проницательности и углубления в сущность явлений.

  Подобные  идеи, как правило, оказываются и  фундаментальными, т. е. служат основой, базой, фундаментом для теорий, исследований, для генерирования других идей,

  Для того чтобы возникла мысль, необходимо возбуждение по крайней мере двух хранящихся в мозгу моделей. Их сопоставление и есть реальное содержание мысли. Еще И. М. Сеченов отметил, что «у всех народов всех веков, всех племен и всех ступеней умственного развития словесный образ мысли в наипростейшем всегда сводится... на трехчленное предложение» ¹². Его обязательные составные части — подлежащее, сказуемое и связка. Это замечание Сеченова хорошо согласуется с той концепцией мышления, которая вытекает из теории нейронных моделей.

Мысль, или идея, — это не нейронная  модель, а движение, последовательная активация и сопоставление моделей. Нейронная модель материальна, а мысль, как и движение, нельзя назвать материальной.

  Мозг  облекает любую мысль в ту или  иную конкретную кодовую форму, причем разные люди обладают неодинаковой способностью пользоваться зрительно-пространственным кодом, словесным, акустически-образным, буквенным, цифровым и др. Способность манипулировать с данным типом символов можно совершенствовать, но не беспредельно. Врожденные особенности мозга и условия развития в первые годы жизни предопределяют преимущественную склонность к использованию тех или иных ! кодов информации.

  Задача  развития творческих способностей не только j в том, чтобы увеличить число кодов, привычных для данного человека (у людей, склонных к зрительно-пространственному мышлению, вырабатывать навыки манипули- рования математическими символами). Нужно помочь каждому «найти себя», т. е. понять, какие символы, какой код информации для пего доступен и приемлем. Тогда мышление будет максимально продуктивным и доставит ему высшее удовлетворение.

  Способ  кодирования информации должен гармонически соответствовать содержанию и структуре отображаемых явлений. Дифференциальные уравнения — наиболее подходящий метод описания движений планет. Тензорное исчисление хорошо передает явления в упругих телах, а электрические цепи удобнее описывать с помощью функций комплексного переменного.

  По-видимому, в искусстве и литературе различные  j «коды» служат для передачи разного содержания: «Я дажё верю, что для разных форм искусства существуют и со-/ ответственные им ряды поэтических мыслей, так что одна мысль не может никогда быть выражена в другой, не соответствующей ей форме» .

 Генерирование   идей   осуществляется   мозгом  в  конкретных кодах. Если человек склонен к использованию зрительно-образных представлений, то говорят о зритель-ном  воображении.   Преобладание  акустически  образных представлений свидетельствует о музыкальной фантазии. Склонность к  освоению действительности в  словеснообразной    форме    характеризует    поэтическую    фантазию и т. д. Само по себе это еще не делает человека художником, композитором или поэтом. Эти профессии требуют целого комплекса способностей, навыков, а также личностных качеств,   которые   помогают   реализации   способностей.

 Фундаментальные законы переработки информации мозгом неизменны, но способ кодирования накладывает печать и на форму внешнего выражения результатов, и на выбор объекта, а если смотреть шире, — на выбор содержательной области мышления. Счастливое совпадение индивидуальных особенностей мышления со структурой проблем, стоящих перед наукой в данный период времени, — по-видимому, одно из необходимых условий проявления научного гения.[3, с.32-34]

Способность предвидения. Способность к мышлению, к генерированию идей неотделима от свойства человеческого ума, которое именуется фантазией или воображением. Сейчас принято различать три типа воображения.

  Логическое  воображение выводит будущее  из насто* ящего с помощью логических преобразований. Критическое воображение ищет, что именно в современной технике, системе образования, общественной жизни и т. д. несовершенно и нуждается в изменении. Наконец, творческое воображение рождает принципиально новые идеи, а также представления, не имеющие пока прообразов в реальном мире, хотя и опирающиеся на элементы реальной действительности. Творческому воображению принадлежит решающая роль в развитии общества.

  Стремление  заглянуть в будущее и мысленно вообразить его обусловлено самой природой мыслительного процесса, поэтому оно издревле присуще человеку и выражалось не только в науке и мифотворчестве. С давних пор предсказание будущего выделилось в весьма почитаемую, хотя и небезопасную профессию прорицателя (ныне эту общественную  функцию  выполняют  футурологи).

  Человек моделирует в мозгу, т. е. мысленно, цепь событий, объединенных причинной связью. При этом он использует прошлый опыт, ибо закономерности могут быть обнаружены лишь в повторяющихся явлениях. Таким путем предугадывается заключительное звено моделируемой цепи событий.[3, с.34]

Беглость  речи. Легкость формулирования необходима, чтобы облечь мысль в слова. Ее можно выразить и другим кодом, например аналитически (формулой) или графически, но словесноречевой код — самый универсальный,

  В каких бы символах ни откристаллизовалась  идея, ее необходимо перевести в словесный код. Изложение результатов на бумаге необходимо не только для «коммуникации» или обнародования. Это и своеобразная критическая операция, вскрывающая логические неувязки, методологические огрехи, теоретические просчеты. Идея, которая в момент зарождения казалась блистательной, после изложения словами на бумаге может сильно потускнеть.

  Бойкость  речи иногда ошибочно принимают за легкость генерирования идей. Дело в том, что логические операции во второй сигнальной системе протекают преимущественно как действия со словами. Поэтому логическое мышление испытывает влияние фиксированной синтаксической структуры языка (в отличие от образного мышления). Связь синтаксиса с мыслительными процессами делает возможным следующее явление. Синтаксически правильные тексты порою лишены всякого смысла и все-таки создают видимость содержания.; Такие тексты проникают не только в гуманитарные, но и в естественнонаучные журналы. О них нельзя даже сказать, верны они или ложны — они просто бессодержательны. Однако безупречная грамматическая форма изложения маскирует пустоту. Любопытно, что процесс перевода такого текста на другой язык сразу же  обнажает  смысловой вакуум.

  Бойкость  при отсутствии мыслей проявляется  также в музыке, танце, живописи —  техника выражения есть, но выразить человеку нечего. Недаром в старинном руководстве по риторике первое правило красноречия фор мулировалось так: «Ежели тебе нечего сказать — молчи». Способность к доработке. Здесь имеется в виду не просто настойчивость, собранность и волевой настрой на завершение начатого, а именно способность к доработке деталей, к мучительной и кропотливой доводке, к совершенствованию первоначального замысла. мелочи создают совершенство, а совершенство — не мелочь», — писал Микельанджело.

Едва  ли нужно объяснять, насколько важна  эта способность, позволяющая довести работу до такого уровня, когда она приобретает универсальную значимость и общественную  ценность.  Один  только  замысел,  каков  бы ни был его размах, как правило, не получает признания. «Во всяком практическом деле идея составляет от 2 до 5%,  а  остальные  98—95%—это  исполнение», — считал математик и кораблестроитель академик А, Н. Крылов ¹⁴, Перечисленные выше  слагаемые творческой  одаренности по сути не отличаются от обычных мыслительных способностей.  Понятия   «мышление»  и  «творчество»   зачастую противопоставляют.  Но такая позиция приводит к грубой методологической ошибке, заставляя признать, что для творческих личностей должны быть особые психологические законы.. На самом же деле элементарные способности человеческого ума одинаковы у всех. Они только по-разному выражены (сильнее или слабее) и по-разному сочетаются между собой. Например, сочетание зоркости в поисках проблем, гибкости интеллекта, легкости генерирования идей и способности к отдаленному ассоциированию проявляет себя как нестандартность   мышления, которую издавна считают непременной составной частью таланта. [3, с.35-36]

Способности и творческий потенциал. Обратимся к автобиографическим запискам Чарльза Дарвина, в которых содержатся сведения о структуре его умственных способностей.

  Дарвин  не просто внес крупный вклад в  науку — он совершил в ней подлинный переворот, изменив в корне взгляды людей на органический мир. Человек, добившийся таких результатов, должен был обладать выдающимися чертами ума и характера. Однако сам Дарвин оценивал себя очень скромно:  он считал, что ему присущи следующие качества: «Любовь к науке, безграничное терпение при долгом обдумывании любого вопроса, усердие в наблюдении и собирании фактов и порядочная доля здравого смысла. Воистину удивительно, что, обладая такими посредственными способностями, я мог оказать довольно значительное влияние на убеждения людей науки по некоторым важным вопросам».

Эта оценка была вполне искренней.

  К счастью, кроме общей оценки, Дарвин подробно описал отдельные характеристики своего умственного и душевного  склада. По-видимому, «зоркость в поисках проблем» была присуща ему в огромной мере. «Я превосхожу людей среднего уровня, — писал он, — в способности замечать вещи, легко ускользающие от внимания, и подвергать их тщательному наблюдению».

  Дарвин  рассказывает и о других особенностях своего мышления: «Я неизменно старался сохранить свободу мысли, достаточную для того, чтобы отказаться от любой, самой излюбленной гипотезы (а я не могу удержаться от того, чтобы не составить себе гипотезу по всякому вопросу), как только окажется, что факты противоречат ей».