Социальные проблемы трудоустройства современной российской молодежи

Как отмечает ряд  обществоведов, парадокс исторической ситуации нашего общества, сопровождающей отказ от старого и намерение  создать и обустроить новое, лучшее общественное пространство, состоит  в том, что при всех своих неблагоприятных  последствиях предшествующие этапы  советской истории, в том числе  и застой, отличались - и тем были благоприятны и приемлемы для  людей - определенностью и стабильностью, на чем строились возможность  постоянства жизненных ориентаций, надежность выбора, уверенность в  будущем. Ясная перспектива завтрашнего  дня позволяла относительно спокойно строить жизненные планы, планировать  карьеру, верить в осуществимость задуманного. Применительно к молодежи, этим создавалась взращивающая и социализующая ее среда.

И если государство  и поколение, несущие историческую ответственность за эту радикальную  смену ориентиров в жизни общества, не предложат адекватных оснований  стабильности и перспектив будущего, то их роль и место в истории  будет определены соответственно, оценкой  и практическим отношением последующих  поколений к ним самим, делу их жизни и деятельности. Поколение  детей под именем "молодежь" сегодня уже вступило в практическую жизнь, включив свой счетчик на часах  истории. И уже пожинает и оценивает  плоды общественной "заботы" о  молодежи и ее будущем, а тем самым  общества о себе самом и своем  будущем.

Конструктивные  практические достижения поколения  отцов-политиков пока скромны, но это  не снимает, а напротив, лишь обостряет  проблему поиска путей строительства  нового общественного дома. И здесь  как никогда и нигде необходимы знания и рекомендации социальных инженеров  и проектировщиков, в том числе  и узко-специализирующихся в области  молодежной проблематики.

Однако перемены в жизни общества и молодежи сегодня  настолько динамичны и масштабны, что они просто не успевают понять и объяснить их суть, а тем более  прогнозировать эту фактическую  спонтанность. Не хватает информационной и специальной теоретической  базы, и этому есть ряд конкретных, усугубляющих и без того сложное  положение, причин и факторов.

Во-первых, явно недостаточен, немногочисленен и  интеллектуально весьма слаб наличный кадровый исследовательский потенциал;

во-вторых, отсталой, нищенской является материально-техническая  и особенно информационная и издательская база исследовательско-аналитических  структур; низкая социально-управленческая грамота и равнодушие властей, бюрократический  произвол планирующих и финансовых органов являются плохими стимулами  активизации научной деятельности и привлечения интеллектуального  резерва к глубокой и серьезной  разработке этих проблем;

в-третьих, исследователи  проблем молодежи плохо интегрированы  в отечественное и международное  гуманитарное сообщество, а без активных профессионально-научных коммуникаций подобная деятельность обречена на застой и отсталость. Тем более, что исторически  нашей социологической науке  во многом было определено место догоняющей;

в-четвертых, "проблемы молодежи как выражения одного из глобальных и острейших противоречий нашего общества, выявленного перестройкой, В ОБЩЕСТВЕННОМ СОЗНАНИИ ПОКА ЕЩЕ НЕ СУЩЕСТВУЕТ. (Выделено мной - И.С.) Как говорится, пока "не дошло". Отсюда - огромное противодействие идее молодежной политики, принятию Закона о молодежи, в том числе, как ни парадоксально, частично и со стороны самой молодежи." (53, с.9)

в-пятых, использование  имеющихся теоретических и информационных наработок сегодня оказалось  ограниченным, ввиду ошибочности  прежнего исследовательского подхода, необоснованно абсолютизировавшего  однородность молодежи как социальной группы. "Только предельным упрощенчеством можно объяснить, например, представление  многих практиков, которое и сегодня  прочно сидит в сознании, что для  изучения всего массива и всех проблем молодежи, десятков миллионов юношей и девушек СССР достаточно создания и существования единственного в стране НИЦ ВКШ при ЦК ВЛКСМ." (53, с.16);

в-шестых, имеющиеся  исследовательские наработки - и  без того явно недостаточные - были ориентированы на характеристику объекта "советская молодежь". Но уже  в конце 80-х годов была констатирована абстрактность такого подхода, делающая нерабочей и неприменимой в управленческо-прогностической  деятельности полученную информацию, а развал СССР в начале 90-х годов, уничтоживший упомянутый объект исследования, окончательно поставил точку на этом периоде истории науки о молодежи;

в-седьмых, разительный  контраст характеристик и проблем  молодежи по республикам, регионам, категориям и группам выдвинул на первый план необходимость их специально-региональных и местных исследований и разработок, отныне вынеся приговор утопии "научных  рекомендаций" из Москвы и "центра". "Нужно создавать систему исследований по регионам и республикам. Только это  даст возможность контролировать ситуацию всерьез." - наконец-то констатировал  и сам НИЦ ВКШ. (53, с.17) А "на местах" - свои усугубляющие факторы по приведенным  пунктам 1, 2, 3, 4...

Сегодня уже  значительно более широкому кругу  ученых и политиков, управленцев  и администраторов стало понятным, что наука о молодежи - не каприз и не иждивенчество. Это необходимый  инструмент государственного и общественного  строительства, управления, прогнозирования. Вместе с тем, исследование проблем  молодежи - не любительство, не временное  занятие и не праздный интерес, а  потому там необходимо поубавить  людей случайных и добавить профессионализма и ответственности за свои выводы, за результаты научной деятельности. Отсутствие у науки о молодежи специального научного и общественного  статуса не способствуют развитию и  должной реализации ее потенциала.

Формирование  деятельности по защите и обеспечению  прав молодежи как части общества не может обойтись без науки о  молодежи. Доморощенность "программ" практиков "на местах", ранее корректировавшихся спущенными "сверху" инструкциями всеведущих ученых из "центра", с  потерей даже этой последней "соломинки", превращается в растрату ресурса  и фактор контрразвития общества как на местно-региональном, так  и на государственно-федеральном  уровнях.

Но мы и сегодня  наблюдаем, как наше общество привыкло приспосабливать истину к личным интересам. Прогресс и действенность  объективного научного знания о молодежи возможны лишь в условиях, благоприятствующих заинтересованному диалогу науки  и политики, науки и общества, политики и общества, о котором  упоминалось выше.

& 2. Методологические  подходы к определению 

понятия "молодежь".

Проблема выбора объекта и предмета социально-философского исследования во многих ситуациях выглядит достаточно произвольной, обусловленной  лишь интересом самого исследователя. Однако при более внимательном анализе  тематики социальных исследований обнаруживается назревшая неразрешенность важнейших, зачастую масштабных, проблем, о которые  непроизвольно спотыкаются исследователи  в попытках ответить на многие насущные вопросы социальной практики и познания. Эта неразрешенность становится тягостным бременем, все более  связывая деятельность своими частными проявлениями. Пока, наконец, не обретет  критическую массу и не обратит внимание исследователей на необходимость и неотложность специальной работы, направленной на разрешение сложившегося противоречия между уже явно недостаточным уровнем разработки и осмысления проблемы и наличным развитием практики и познания.

К подобной категории  проблем можно отнести и проблему молодежи. В поисках простого ответа на простой вопрос - что такое  молодежь, мы неожиданно упираемся  в глубоко укоренившиеся обыденные  представления о данном предмете, которые и лежат сегодня в  основе большинства дисциплин, его  изучающих. Сразу же стоит указать, что доминирующей в последнее  время в российской науке, а точнее, в бытующих в ней представлениях о молодежи ( наука ювенология у  нас пока фактически отсутствует), является социологическая точка зрения. Хотя имеют место и психологическая, и педагогическая и иные позиции, но в конце концов все наиболее общие выводы приводят к пониманию  молодежи именно как особой социальной группы, которую нужно специально изучать.

Вместе с тем, сама процедура выделения молодежи как социальной группы, с методологической точки зрения, носит в большинстве  случаев слабообоснованный характер. Как правило, используются ее демографические, юридические, психологические и  иные определения, в редких случаях  дополняемые различным набором  предыдущих характеристик. И если в  известной мере верно положение, что объект исследования во многом есть то, чем он выделяется и измеряется, то становится понятна та сумятица, которая существует в подходах к  определению молодежи. Там, где не хватает целостности понимания предмета, там ее часто подменяют комплексностью.

Но не надо путать эти два важнейших подхода. Возможно, комплексность и есть последний  шаг к целостности, но она может  бесконечно долго приближаться к  ней, так никогда ее не достигнув. Хотя, как известно, в геометрии  и проходит доказательство об окружности и вписанном многоугольнике с  бесконечным числом сторон, но там  существенно важна именно бесконечность сторон. В случае же с молодежью реальной бесконечности наук мы не наблюдаем, а потому можно смело говорить, что до идеальной ситуации в изучении молодежи нам еще далеко. Четырех- или даже восьмиугольник современных наук о молодежи никак не похож на круг, который должен дать целостность, образом которой он сам является.

В крайней форме  подобного скептицизма можно  дойти до утверждения, что и в  других науках ситуация подобна этой. Что там работает принцип дополнительности истины, по Бору, или, как в случае с другими сферами жизни общества, где мы худо-бедно обходимся без  целостности, комплексности, системности. Наверное, с этим можно согласиться. И общий методологический принцип  здесь давно известен: степень  зрелости (развитости) предмета определяет и детерминирует уровнь и глубину  познания данного объекта.

Вместе с тем, качественная определенность и выделенность данного предмета принимается научным сообществом в общем и целом единодушно, а "единодушие, - считает К. Ясперс, - признак общезначимости. Там, где на протяжении длительного времени не достигнуто единодушие всех мыслящих людей, возникает сомнение в общезначимости научного знания". (185, с.101) Однако в какой сфере искать сейчас компетентного и обоснованного единодушия по данному вопросу? Химики занимаются химией, физики - физикой, а вот кто сегодня в нашей стране занимается обществом в целом - сказать сложно. Раньше ответ лежал на поверхности - исторический материализм. А сегодня? Социология? Нет, такой ответ не проходит ныне не только у нас, стоящих на обломках исторического материализма, но даже в западной социологии.

Поэтому никуда не деться от констатации ( или напоминания) того, что социология хоть и является наукой об обществе, но имеет в своем  фундаменте некую философию истории. Сейчас это звучит, может быть, несколько старомодно и не совсем точно отражает все многообразие существующих позиций. Но, тем не менее, в общем и целом это так. Западные социологи фактически принимают данное им общество как далее качественно неизменное, а потому и исходная парадигма, и та, новая, которую они предлагают, по существу мало отличаются друг от друга. Будь то Спенсер, Дюркгейм или Вебер, etc.- все они прекрасно понимали, что их социология есть наука об обществе, рассматриваемом с логической точки зрения. Истории там нет, а если и есть, то в очень препарированном виде. А отдельные их выкладки на этот счет показывают, что в своих построениях они опирались либо на немецкую классическую философию, либо на более поздние философские изыскания - Ницше, Бергсона и пр. Иными словами, видные социологи выстраивали свои грандиозные социальные конструкции, специально не рефлексируя, а лишь указывая на свои основания. В советской социальной науке раньше делали то же самое, указывая на свой теоретический фундамент - теорию Маркса.

Но по большому счету это значит, что достаточно долго, едва ли не со дня своего рождения и до сих пор, социология принципиально  не занимается вопросами своих оснований, метафизическими для нее. Социология в целом черпает основные фундаментальные  конструкты об устройстве бытия из социальной философии своего времени  или прошлых ее образцов. Однако что проходит для социологии, никак  не подходит для философии.

К проблеме молодежи все это имеет отношение ровно  в той мере, в какой наука  о молодежи стремится быть именно наукой. В своих попытках обнаружить осмысление молодежи у классиков  философии, начиная с древних  греков, нам не удалось обнаружить в предметных указателях ни у одного мыслителя прошлого молодежи как  некоего предмета, равно как и  ее характеристику. Я не беру в расчет некоторые сетования и воспитательные сентенции французских просветителей  по данному вопросу, поскольку все  они сформулированы на уровне здравого смысла и вполне могут быть приобщены  к ситуации "отцов и детей" в любое время и в любом  обществе.

Правда, есть концепция, идущая еще от В. Дильтея и философии  жизни, согласно которой критерием  вычленения поколения выступает  не одновременность, а однородность. Она формируется под воздействием внешних условий и фактически снимает вопрос о реализации субъектности подрастающего поколения. Руководствуясь критерием однородности, включающем и социальные характеристики, и одновременное  переживание исторических и просто житейских событий, можно причислить к одному поколению отцов и  детей. Похоже, здесь есть идея вычленения объекта "молодежь", но нет искомого решения.