Социальные проблемы трудоустройства современной российской молодежи

В чем сегодня  мы можем упрекнуть ту социологию и философию? Прежде всего в прогрессистской  монопроцессуальной трактовке исторического  процесса, упоре на классовую борьбу как источник развития общества, вульгарной трактовке примата базиса над  настройкой, сведении формально признаваемого  на словах обратного влияния надстройки целиком к роли партии как руководящей  и направляющей силы и иногда к "заботе общенародного государства" о  благе человека.

Представление о месте и роли молодежи в нашем  обществе, по замечанию И.М.Ильинского, тогда основывалось на трех иллюзиях.

Во-первых, на уверенности  в том, что развитие советского общества практически беспроблемно, бесконфликтно, что социализм обладает иммунитетом  к социальным кризисам, застоям, регрессу. При этом полагалось, что молодежь СССР растет в рамках общества, которое  гарантирует ей стабильное развитие, а с этим возникал и оптимизм по поводу будущего. То есть, как данность принимался "уже" социалистически ориентированный человек, уже ВЫБРАВШИЙ СОЦИАЛИЗМ КАК ГЛАВНЫЙ СМЫСЛ СВОЕЙ ЖИЗНИ.

Во-вторых, на всеобщем заблуждении, что изначальная просоциалистическая  ориентация молодежи по мере развития социализма должна только расширяться  и углубляться.

В-третьих, на ошибочном  преувеличении значения того обстоятельства, что молодежь по природе своей  привержена к новому и поэтому  всегда на стороне прогресса. А поскольку  понятия "прогресс" и "социализм" рассматривались почти как синонимы, то синонимами становились и понятия "социализм" и "молодежь". (53, с.9-10)

Отдельный же человек  с его реальными проблемами - и  между прочим, с его интеллектом  и желанием к самореализации - практически  игнорировался. Только на заре перестройки  речь зашла о "человеческом факторе", но очень быстро эту тему забыли, потому что ни у науки, ни у философии  не оказалось адекватных теоретических  концепций и инструмента для  анализа нашего советского человека. В лучшем случае "человеческий фактор" подвел к пониманию того, что с  человеком надо "как-то" считаться. Пришлось сдавать позиции под  напором стратегии прав человека ( к которой мы еще обратимся  впоследствии).

Противоречивые  процессы перестройки заставили  по-новому взглянуть и на роль социологического подхода в исследовании проблем  различных социальных групп, в том  числе и молодежи. В обществе и  науке все более нарастало  ощущение того, что разрыв между  наукой и социальной практикой не сокращается, а катастрофически  увеличивается, что острота отношений  между ними не ослабевает, а усиливается.

Обнаружилось, что  социальная наука в СССР фактически занимала позицию, в идеологическом ракурсе "апологетическую". В теоретическом  плане это приводило к нежеланию  и невозможности занять критически-конструктивную позицию в теоретической и  в практической плоскостях, к неадекватной интерпретации результатов социологических  исследований.

Однако политическая и идеологическая индоктринация  имеют принципиальные границы действия. Несмотря на "неоспоримые достоинства  социализма", для молодежи наиболее убедительным критерием эффективности  преимуществ одной системы перед  другой оказались не планы, а реальные достижения: где нет достижений, там нет и преимуществ, это  ясно на уровне здравого смысла. К этой констатации пришли в конце 80-х  годов и советские исследователи.

Нынешняя молодежь прагматична, не желает обманываться, приносить свое настоящее в жертву будущему. Она стремится находить смысл жизни в настоящем, здесь  и сейчас. Нравится нам это или  нет, но это так, и это касается очень многих людей. По честному утверждению  исследователей-молодежников, МЫ ПРОСТО НЕ ИЗУЧАЛИ ЭТИ ВОПРОСЫ В ТОМ ВИДЕ, КАК ИХ НАДО БЫЛО ИЗУЧАТЬ. (53, с.12)

В 1988 году в советской  науке наметилась тенденция - в русле  провозглашенной М.С.Горбачевым идеологии  реализма - прорыва к новым уровням  понимания социологией своего места  и роли в обществе. Она стала  стремиться стать "понимающей социологией", а в таком ракурсе она неизбежно должна была раздвинуть концептуальные рамки собственных представлений о молодежи и ее атрибутах.

Тогда данные пилотажных исследований зафиксировали кризис молодежи, кризис ее сознания, мировоззрения: "Рождается молодежное самосознание, молодежная субкультура." (53, с.12) На фоне же напряженного положения в  межпоколенческих отношениях это означает либо вероятность молодежного или  шире - социального - взрыва, либо реальную возможность резкого обособления  молодежи от общества, ухода "в себя", в ту социальную нишу, которая, по ее мысли, только ей и предназначена.

Противоречия  между поколениями представляют собой сейчас особую катализационную  среду для усугубления многих застарелых и новых проблем. У  нас в обществе межпоколенческие отношения накалялись долгие годы, обострялись, и ныне остры, как никогда  прежде."Молодежь - первая и главная  жертва на войне абстрактного будущего с реальным настоящим."(53, с.13)

Сейчас идут дискуссии о том, надо ли помогать молодежи, не усилит ли это ее потребительские  настроения, иждивенческие тенденции  и т.п. А между тем, пока молодежь ждет от общества поддержки и помощи, оно меняет условия и атмосферу  ее жизни крайне медленно. Старшие  по-прежнему претендуют на роль наставников, в то время, как сами давно перестали  многое понимать в новой жизни, а  также скомпрометировали себя в  глазах молодежи. Поэтому у нее  в качестве авторитетов для подражания все чаще выступают сверстники, добившиеся максимального жизненного успеха.

Критического  запала советской академической  социологии периода расцвета перестройки  хватило только на то, чтобы потребовать  у административных структур создать  новые региональные центры, координационные  центры исследования проблем молодежи и т.д. В обращении к политикам  претензии оказались значительно  скромнее: их нижайше просили "спустить" науку с короткого и жесткого "поводка" и найти оптимальную  дистанцию между идеологией и  наукой, наукой и политикой.(53, с.21)

При этом объективно сложившаяся сервисная позиция  советской социологии заставляла ее ориентировать процесс своих  поисков не на истину, а на некоторые "удобные" выводы и рекомендации. И хотя апологетическая составляющая стала стремительно убывать, но это  не привело к автоматическому  росту конструктивности в социологических  рекомендациях. Они носили в основном паллиативный (следственный), а не причинный  характер - предлагалось улучшить, углубить и т.д., но в рамках все той же социологии, узко ориентированной на практическое применение ее результатов.

Последовал целый  вал эмпирических социологических  исследований, но их рекомендации и  выводы фактически имели своей главной  целью испугать руководство страны, региона, района грозящими катастрофами разного масштаба, предлагая устранить  негативные факторы функционирования системы, складывавшейся на протяжении 70 лет, чуть ли не за один год. Ясно, что  в такой ситуации в руководящих  инстанциях возникло недоверие к  выводам и рекомендациям социологов, и их объемные отчеты отправлялись "под сукно".

Реально функционирующий  руководитель не мог - как, впрочем, и  сейчас не может, даже если очень испугается и очень захочет, - радикально изменить ситуацию ни в демографическом положении, ни в здравоохранении, ни в образовании. Тем более, что сами социологи  в подавляющем большинстве так  и не вышли в позицию инноваторов, а предпочли проводить далее  эмпирические исследования по чуть-чуть скорректированным методикам, нежели разрабатывать новую концепцию развития социологической теории среднего уровня, адекватно описывающей реалии российской постсоветской действительности.

Кстати говоря, тактика запугивания руководства  отчетливо просматривается и  во введении к федеральной программе "Молодежь России". Там все та же безрадостная объективная картина  положения дел с трудоустройством, здоровьем, основанная на данных статистической информации, и к этому добавляются  социологические данные об отсутствии патриотизма и гражданственности  у молодежи, в лучшем случае основывающиеся на экспертных оценках и субъективных самооценках респондентов. Не возражая по основанию против наличия или  отсутствия патриотизма и гражданственности  у нашей молодежи, хотелось бы отметить все ту же конъюнктурную направленность так называемых программ и подпрограмм "Молодежи России".

Отдельные попытки  проблематизировать ситуацию с социологией  и с молодежью предприняли  в конце 80-х - начале 90-х годов методологи, работающие в так называемом мыследеятельностном  подходе. Их заслуга состоит в  том, что они расширили социологическую  рамку исследования общества до культурно-антропологической  и попытались перенести некоторые  смыслообразующие конструкты и процедуры, типа "самоопределение", с личности на определенную социальную группу. Они  вплотную подошли к тому, что биологический  и социальный возраст так называемой "молодежи" не совпадают, следовательно, вопрос упирается не в демографическую, а в социокультурную проблему, связанную с трансляцией определенных норм, ценностей и образцов.

Вопрос о наличии  или отсутствии механизмов такой  трансляции встал очень остро  после распада СССР. Но главная  проблема для общества заключается  сегодня все-таки в том, что разрушен культурно-исторический слой, пласт, поле самоидентификации не только молодежи, но целой нации, народа ( что это  и какое имеет значение - этим вопросам мы уделим специальное внимание в 3 главе).

Попытки восстановить это поле самоидентификации все  еще выглядят наивными и неумелыми  из-за "упрямства" определенных сил  и их нежелания считаться со сложившимися ментальными реалиями советского периода  в истории страны. Нельзя перепрыгнуть пропасть в два шага, а именно так выглядят попытки "восстановления" исторического поля самоидентификации  российского народа. Нельзя выбросить 70 лет "живой истории" не уничтожив  их носителей, т.е. победителей фашизма, даже если они и были строителями  коммунизма.

Робкие попытки  запустить новый механизм трансляции базисных норм, таких, как, например, патриотизм, любовь к отечеству, уважение к старшим, мы наблюдаем только сейчас. Так, в  проекте государственной программы  РФ "О патриотическом воспитании"(1994г.) среди целей и задач данной программы находим следующее: утверждение  в обществе, в сознании и чувствах молодежи патриотических ценностей, взглядов, идеалов, уважения к старшим, религиозным  воззрениям старших, историческому  и культурному прошлому России, любви  к Вооруженным силам, повышения  престижа военной службы.

Но надо понять, что нет и не будет никакого патриотизма без осмысления социального  опыта и достижений в культуре, науке и других сферах жизнедеятельности  общества, полученных в стране под  названием СССР. Семьдесят лет  державной истории не уничтожаются росчерком пера, тем более, что  Россия на весь мир объявила себя правопреемницей  СССР, и тут уже надо принимать  ответственность за все хорошее  и плохое. Это наша страна, это наш народ и другого у нас нет и не будет - только в такой постановке проблемы возможно обсуждение проблем нашей молодежи.

Знаменитые "Наши" А.Невзорова - сегодня граница и  в теории, и в практике молодежного  движения. Кто теперь "наши"? Те, которые включились и интегрируются  в новые рыночные реалии, или те, которые не могут и не хотят  принимать новой социальной реальности со всеми ее новыми ценностями? На кого ставить в молодежной практике и  в государственной молодежной политике? Понятно, что это вещи далеко не равнозначные. И когда в России сложились  и функционируют 96 общероссийских и  межрегиональных молодежных и детских  организаций и более 500 объединений  регионального уровня, и для их обеспечения и поддержки разрабатывается  и принимается специальный Закон, то мы как граждане России (и налогоплательщики) просто обязаны задавать вопросы - а  какие цели преследуют эти организации? Какие ценности они будут транслировать? Образцы какой деятельности демонстрировать?

Все это далеко не праздные вопросы. Практические же шаги по включению и вовлечению молодежи в определенные социально-ориентированные  типы деятельности, озабоченность поисками более эффективных средств для  их активизации объективно высвечивают  отношение к молодежи как к  ресурсу развития всего общества. В этом случае остается только определить, когда же молодежь является более  мощным ресурсом: будучи полностью  включенной в государственно-общественную машину или не включенная, самостоятельно выстраивающая общественную позицию  гражданина своей страны, строящего  свою деятельность, исходя из второй посылки. Думается, что ответ здесь не может  быть получен никакими эмпирическими  социологическими исследованиями. Это  вопрос концептуального уровня, и  он решается априори, возвращая нас  к философским проблемам части  и целого, цели и средств.

Молодежь, если она уже есть субъект исторического  действия, вправе иметь собственные, отличные от государственных, интересы и предлагать свои варианты удовлетворения своих собственных потребностей. Задача же ученых и политиков - помочь ей делать это, в рамках определенной идеологии. Эта идеология должна быть объявлена, понята и принята  молодежью страны.

Сегодня в России перед всем бывшим советским народом  во весь рост встал вопрос о перспективах общественного развития, а значит, вопрос о смысле собственной деятельности и жизни: ради чего и во имя чего? В обществе, живущем традициями, жизне-смысловые установки каждого  поколения естественно и ненавязчиво  культивируются всем жизненным укладом, без лозунгов и деклараций. В обществе, пережившем радикальный излом и  низвержение основ прежней социальности, новые цели, ценности и смыслы должны открыто декларироваться в качестве стратегической перспективы, на которую  будет ориентироваться общество как на свое будущее. В этом - их конструктивно-организующая, идеологическая, функция.