Политические режимы

Демократия 

Что же такое  «демократия»? Безусловно не претендуя на какое-либо «конечное»,

идеальное определение этого сложнейшего  понятия, мы попытаемся представить

наше видение  этой проблемы.

Когда античные мыслители, в особенности такие  «столпы» как Платон и Аристотель,

отвечали  на этот вопрос, они имели в виду прежде всего демократию, как форму

правления. Они различали формы правления  в зависимости от того, правит ли один,

немногие  или весь народ и устанавливали  три основных состояния: монархию,

аристократию  и демократию. Однако и Платон, и  Аристотель каждую форму правления

связывали с известной формой общественной жизни, с некоторыми более

глубокими условиями общественного развития. Оба они имели определенный

эмпирический  материал по вопросу развития и смены  политических форм, и оба

видели, что  если есть в государстве какая-то внутренняя сила, на которой оно

держится, несмотря ни на какие бедствия, то формы его  меняются. Каждая из этих

форм может  быть хуже или лучше в зависимости  от того, следуют ли они по пути

закона или  отступают от него, имеют ли они  в виду общее благо или собственные

интересы  правителей. Но все эти формы подвижны и изменчивы. Ни одна из них не

является  «конечной» и идеально прочной. Это  утверждение относилось в том  числе

и к демократии. В изображении Платона эта  изменчивость демократии превращается

в порочный круг: с одной стороны это лучшее из правлений, все становятся

свободными, каждый получает возможность устраивать свою жизнь по своему

желанию, однако с другой стороны, якобы, вследствие «отсутствия в жизни людей

твердого  плана и порядка» все здесь  приходит в расстройство. Изменчивость и

подвижность демократии отмечает и Аристотель. Наиболее прочным он считает

демократический строй у народов, живущих простой, близкой к природе жизнью.

Другие виды демократии кажутся ему подверженными  изменениям, причем наихудшим

видом он считает  тот, в котором под видом господства народа правит кучка

демагогов, в котором нет твердых законов, а есть постоянно меняющиеся

предписания, в котором судебная система превращается в издевательство над

правосудием.

     Демократия и поиск идеального  государственного устройства

Демократия  имеет превосходства и недостатки, сильные и слабые стороны. В

противоположность безоглядному политическому оптимизму, особенно ярко

проявившемуся, к примеру, в СССР во второй половине 80-х годов, когда

казалось, что  демократия есть нечто высшее и окончательное, что стоит только

ее достигнуть и все остальное приложится, следует  признать, что демократия не

путь, а «распутье», не достигнутая цель, а только лишь «промежуточный пункт».

Другой она  быть не может, ибо это - ее природа, ее преимущество. Но этим она

могла удовлетворить  лишь некоторых, но никак не всех. У  людей всегда остается

потребность продолжать совершенствование до бесконечности  призрачного

абсолютного идеала и никакой политической системой их не удовлетворить.

Поэтому вопрос о том, может ли демократия смениться другими формами имеет

ясный ответ: это случалось ранее, происходит сейчас и, в принципе, может

произойти в будущем.

Демократия  всегда есть «распутье», так как  она есть система свободы, система

релятивизма, для которого нет ничего абсолютного. Демократия есть пустое

пространство («опушка»), в котором могут развиваться  самые разнообразные

политические  стремления («тропинки»). Проявляемое  недовольство демократией в

принципе можно трактовать, как усталость людей от неопределенности, желание

выбрать конкретный манящий путь, «тропинку» развития. Однако трудно дать

однозначный ответ на вопрос «а не вернемся ли мы в конце концов снова на

опушку?». На данный момент мы более всего склонны  со

    

    

     Тоталитаризм.

     Сущность и предпосылки тоталитаризма.

Эту новую  форму организации политической власти, сложившуюся в нашей стране в

30-е годы, в литературе часто называют  тоталитаризмом. Если же мы попытаемся

вычленить смысловое ядро данного понятия, то обнаружим, что слово

«тоталитаризм»  используется для обозначения превосходной степени других

известных понятий — диктатура, авторитаризм, насилие, деспотизм.

Этимологически  оно производно от слов тоталитарность, или «целостность».

Употребляя  его, имеют в виду, что авторитарная власть становится

всепроникающей, контролирующей жизнь человека и  общества в ее самых частных,

мельчайших  проявлениях. При этом забывают, что рост количественных изменений

в какой-то момент приводит к появлению нового качества, а новое качество не

есть удвоенное  или утроенное старое: сохраняя со старым в том или ином

отношении сходство, оно, тем не менее, принципиально от него отличается.

Для того чтобы  раскрыть содержание понятия «тоталитаризм», нужно перейти от

оценочного  употребления термина к научному, существенно ограничив область его

применения. Во-первых, хронологически, отказавшись  от истолкования в качестве

тоталитарных  тех или иных политических режимов  прошлого — древневосточных

деспотий, исламских  теократий, Русского государства времен Ивана Грозного и

т.п. В истории  мы можем найти лишь слабые прообразы  тоталитаризма, сходные с

ним формально, структурно, но не по существу. Тоталитаризм — явление,

присущее исключительно XX веку. И, во-вторых, что не менее важно, надо сузить

область применения термина в структурном аспекте: многое из того, что

совершалось в сталинскую эпоху, не связано напрямую с тоталитаризмом, а

вполне объяснимо  с учетом логики авторитарного режима. Следовательно, и сам

тоталитаризм  — явление, не сводимое к экономическим, социальным или

политическим  условиям того времени. Его нельзя представить  как следствие

причины под  именем «авторитаризм 20-х годов».

Тоталитаризм  находится в ином измерении, нежели экономика и политика, ему

присуща иная логика, нежели логика объективного процесса. Выражаясь с

известной долей условности, можно сказать, что тоталитаризм есть душа, телом

которой является командно-административная система, это  явление не

экономического, социального или политического  плана, а культурно-

идеологическое по своей сущности. С точки зрения человека, придерживающегося

«нормальной»  причинности, Сталин выглядит сумасшедшим: сверхиндустриализация

затормозила экономическое развитие страны, коллективизация  поставила ее на

грань голода, репрессии в партии грозили разрушением  политического костяка

общества, разгром  офицерского корпуса накануне неизбежной войны с Германией

существенно понизил обороноспособность страны. Тем не менее, во всем этом

была логика, но совсем иная, свидетельствующая  о том, что Сталин не был

авторитарным  вождем, «социалистическим монархом-самодержцем». Кем же он был?

Сталин отличался  от своих предшественников: для Ленина и его соратников

власть, сколь  угодно жесткая и насильственная, была все-таки средством для

достижения  определенной цели — построения социализма в планетарном масштабе.

Утопический характер цели обусловил нарастание насилия, но корректировка ее в

1921—22 годах  привела к либерализации политики (нэп, линия на мирное

сосуществование с капитализмом и т.д.). Не то —  Сталин. Для него целью была

именно власть, а социализм, марксизм-ленинизм —  только средствами ее

достижения, поэтому он так легко менял  не только тактику, но и стратегию,

вступая в  любые коалиции и разрушая их. Но дело не только в личной воле и

качествах Сталина — за его индивидуальностью проступали черты нового

исторического типа личности, и это были черты  не только психологические, но и

исторические.

Ленин в  «Письме к съезду», говоря о личных качествах Сталина, подчеркнул, что

это не мелочь, поскольку в наших условиях она  может иметь самые серьезные

последствия.

Вторая часть  нашего определения: тоталитаризм —  это переживание власти как

абсолютной  ценности и высшего смысла человеческого  существования,

транслированное по всем этажам социальной иерархии и признанное в таком

качестве большинством индивидов. Для того чтобы возник и существовал

тоталитаризм, нужен был не только Сталин, но и  масса индивидов, отравленных

ядом абсолютной власти — власти над историческими  закономерностями, временем,

пространством («Мы покоряем пространство и время, мы — молодые хозяева

земли»), над  собой и другими людьми. Эта  власть зачастую не давала

материальных  благ, напротив, она требовала величайшей самоотдачи,

самопожертвования, и если сначала, как Павка Корчагин, не щадили себя, позже,

как Павлик Морозов, не щадили родного отца, то в застенках Ежова — Берии  уже

не щадили никого.

Появление такого, тоталитарного, индивида —  первая предпосылка формирования

тоталитаризма, без которой он не мог возникнуть даже в том случае, если бы были

налицо остальные. Вторая предпосылка — тенденция  к идеократии,

проявившаяся с самого начала революционного движения и получившая зрелую форму в

условиях советского авторитаризма, на базе общественной собственности и

централизованного управления обществом, планового ведения  хозяйства. План здесь

выступал  как директива, как закон: речь шла  о вполне гегелевском по духу

господстве идеи над действительностью. Практически идеократия реализовалась

через партократию — монополию компартии на власть, не ограниченную, по

существу, никаким  законом и даже уставом самой  партии. Третья предпосылка

тоталитаризма — культ народа в революционном  сознании до- и послеоктябрьской

эпохи. Этот культ освобождал народные массы  от всякой моральной самооценки и

самоцензуры, ставил их по ту сторону добра и зла. Тем самым в структуре

массового революционного действия высвобождалась энергия разрушения,

направляемая этикой революционной целесообразности на уничтожение всяких

ограничений, препятствующих достижению абсолютной власти революционного

субъекта  над действительностью. Все, что  творилось, оправдывалось благом народа

и именовалось  борьбой с врагами народа.

     Структура тоталитарной власти

Режим тоталитарной власти в отличие от авторитаризма  оказывается