Символическое пространство "Дороги" в поэме "Мертвые души"

       М.А. Слабоус

       ДВГГУ, филологический факультет, 3 курс 
 

       СИМВОЛИЧЕСКОЕ ПРОСТРАНСТВО «ДОРОГИ»

       В ПОЭМЕ «МЕРТВЫЕ ДУШИ» 

       Поэме «Мертвые души» посвящены многие исследования. Произведение классика рассматривалось в самых разнообразных аспектах. В поэме выделяют историко-философский план повествования, отмечают ее символическую многозначность; акцентировалось внимание на особом значении лирических отступлений. Конечно, нельзя сказать, что тема дороги в «Мертвых душах» осталась вне поля исследовательского внимания. Напротив, трудно найти работы, где тема эта не оговаривается. Для поэмы, сюжет которой строится на путешествии, «странничестве» персонажа, образ дороги, разумеется, является ключевой. В настоящей статье ставится задача исследования символического плана образа дороги в поэме «Мертвые души».

       Осмысление  образа дороги в «Мертвых душах» имеет  свою традицию. Еще Андрей Белый (1880-1934) в книге «Мастерство Гоголя» включил в контекст своего рассмотрения образ дороги, связал мотивы «ухода», «сворачивания» Чичиковым с главной дороги с неожиданными поворотами в логике протекания событий.

       В сказанном отношении интересна работа М.Гуса (1900-1984) «Живая Россия и «Мертвые души», где автор прослеживает историю путешествия Чичикова; доказывает, что в поэме Гоголя читатель видит не только путешественника реального, но и невидимого, своего рода лирического героя, который дает собственную оценку деяниям Чичикова.

       Наиболее  последовательно к этому образу обращался И.П. Золотусский (1930). Исследованию личности Н.В.Гоголя и его творчества он посвятил две объемные работы: «По следам Гоголя» и «Поэзия прозы». В первой книге, посвященной биографии писателя, ученый отмечает, что автору «Мертвых душ» тема дороги близка еще и потому, что он сам много путешествовал. В другом исследовании И. Золотусский обращает внимание на неоднозначность и многосмысленность образа птицы-тройки, тонко анализирует солярные образы колеса и копейки.

       Следует назвать и  работу Ю.М. Лотмана (1922-1993) «О «реализме» Гоголя». Ю.М.Лотман подошел к исследованию значения образа дороги в поэме с теоретической стороны. Он, вслед за М.М. Бахтиным, называет дорогу универсальной формой организации пространства и проводит тонкую линию между синонимами «путь» и «дорога», разграничивая их.

       Прежде  чем перейти к непосредственному анализу символического образа дороги, используемого Н.В.Гоголем в «Мертвых душах», напомним небольшой диалог, которым открывается повествование: «Вишь ты, – сказал один другому, - вон какое колесо! Что ты думаешь, доедет то колесо, если б случилось, в Москву или не доедет?» – «Доедет», - отвечал другой. «А в Казань-то, я думаю, не доедет?» - «В Казань не доедет», - отвечал другой» [5, 7].

       Диалог  представляет собой спор двух простых  мужиков о колесе. С такого разговора  начинается путешествие Чичикова. Может показаться, что этот эпизод представляет весьма бытовую картину и никакого отношения к дальнейшему повествованию, за исключением того, что колесо принадлежит бричке Чичикова, не имеет. Однако, спор, предваряющий дальнейшее повествование, несет на себе важную смысловую нагрузку. В мифологии с образом колеса связываются различные представления, общей основой которых является рассмотрение образа колеса как образа циклического ритма, непрерывности мироздания. В процессе чтения читатель неоднократно сталкивается с мотивом циклически замкнутого пространства: действие поэмы начинается в городе N и заканчивается здесь же, во время посещения помещиков Чичикову приходится постоянно съезжать со столбовой дороги и снова возвращаться.

       Помимо  Н.В.Гоголя, к образу колеса прибегали и некоторые другие русские писатели, среди них можно выделить А.Н.Островского (1904-1936). В пьесе «Доходное место» он изобразил в виде колеса фортуну: «Судьба все равно что фортуна... как изображается на картине... колесо, и на нем люди... поднимается кверху и опять опускается вниз, возвышается и потом смиряется, превозносится собой и опять ничто... так все кругообразно. Устроивай свое благосостояние, трудись, приобретай имущество... возносись в мечтах... и вдруг наг!» [1, 334]. Подобным фортуне предстает перед читателем жизненный путь Чичикова от его приезда в город N и до его разоблачения на балу у губернатора.

       Несмотря  на всю важность образа колеса в  построении сюжета поэмы, центрообразующая роль принадлежит образу дороги. Хронотоп дороги является главным способом организации художественного пространства в произведении. М.М.Бахтин (1895-1975) в своей работе «Эпос и роман» наряду с хронотопом дороги выделяет связанный с ним хронотоп встречи и говорит о том, что  «дорога» — это преимущественное место случайных встреч. На дороге пересекаются пути многоразличнейших людей – представителей всех сословий, состояний и возрастов. Здесь своеобразно сочетаются ряды человеческих судеб и жизней. «Дорога» – это точка завязывания и место совершения событий. На дороге раскрывается и показывается социально-историческое многообразие страны .

       А если обратиться к близкой Гоголю славянской мифологии, то оказывается, что здесь «дорога» – это ритуально и сакрально значимый локус. В подобном определении свое отражение находит многоплановая метафоризация пути-дороги: «жизненный путь», «вступить на новую дорогу», «исторический путь». Связь дороги с семантикой пути делает ее местом, где узнается судьба, проявляется удача или неудача, которые реализуются во время случайных встреч с людьми и животными. Мифологическая семантика и ритуальные функции дороги в наибольшей степени проявляются в местах скрещения двух или нескольких дорог, на развилках. Мотив дороги очень близок Н.В.Гоголю. Действие многих его сочинений происходит именно в дороге. С дороги, ведущей в Сорочинцы, открывается его первая повесть, дорогою заканчивается и последняя («Вечера на хуторе близ Диканьки»);  «Мертвые души» – это дорога Чичикова.

       Дорога в поэме дана в нескольких смысловых планах. В первую очередь, хронотоп дороги помогает автору наиболее полно раскрыть перед читателем характер чичиковской авантюры с мертвыми душами. Кроме того, нельзя игнорировать лирический аспект рассмотрения образа дороги. В структуру повествования автор искусно вводит лирические отступления, благодаря которым дорога оживает и становится полноправным героем поэмы.

       Рассмотрим  образ дороги как жизненный путь Чичикова Павла Ивановича. Целесообразным будет сравнить судьбу Чичикова, раскрывшуюся перед читателем на страницах поэмы, с «колесом фортуны» Н.А.Островского. Действительно, история Чичикова – это история его постепенного восхождения и громкого падения.

       С первых страниц поэмы приезд Чичикова не производит в губернском городе N никакого шума. Тихо и незаметно бричка на мягких рессорах подкатила к воротам гостиницы. Здесь, в городе, и завязывается сюжет. Здесь еще полутаинственный Чичиков заводит знакомства, и, как в прологе, проходят почти все персонажи.

       Движение  начинается со второй главы. Чичиков, грея в сердце свои коварные планы, решает отправиться за город. Первым среди помещиков, которых он навестил, был Манилов. Отъезд Чичикова произвел в городе гораздо больше шума, нежели его недавний приезд. Бричка с громом выехала из гостиницы. По дороге экипаж обратил на себя внимание проходящих мимо горожан: «Проходивший поп снял шляпу, несколько мальчишек в замаранных рубашках протянули руки, приговаривая: «Барин, подай сиротеньке» [5, 20]. Особое внимание заслуживает обращение сироты к нашему герою: «Барин». Здесь усматривается намек на амбиции, заветную мечту Чичикова, стремящегося к тому, чтобы проделать путь от простого господина, как описывает его Гоголь в первой главе, от «ни то ни се», до «барина», перед которым даже шляпы снимают. Действие развивается по «закону колеса».

       Параллельно Гоголь описывает городскую и пригородную дороги. Едва бричка выехала на мостовую, она запрыгала по камням. Мостовая здесь сравнивается с мукой, спасение от которой кучер Селифан, как и многие другие, видит в полосатом шлагбауме. Съехав с мостовой, герои понеслись по мягкой земле. Резкий диссонанс вызывает описание пригородной дороги: «Едва только ушел назад город, как уже пошли писать, по нашему обычаю, чушь и дичь по обеим сторонам дороги: кочки, ельник, низенькие жидкие кусты молодых сосен, обгорелые стволы старых, дикий вереск и тому подобный вздор» [5, 20].

       Таким образом, Чичиков из среды высшего света, балов, погружается в более низшую среду, среду деревни, где сплошь и рядом ему придется видеть пыль и грязь. Значимы слова, которыми автор характеризует пригородную дорогу – «чушь и дичь». Дело в том, что похождения Чичикова – это не легкое путешествие по светлой столбовой дороге, напротив, ему предстоит блуждать, сворачивая с главной дороги в переулки.

       Несмотря  на грядущий успех сделки с Маниловым, путь до него оказался для персонажа достаточно сложным. Едва съехав с городской дороги на столбовую, Чичиков заблудился. Он проезжает пятнадцатую версту, затем шестнадцатую, но деревни все же не видит. Повествователь объясняет это явление как типичную черту русского человека: «если приятель приглашает к себе в деревню за пятнадцать верст, то значит, что к ней есть верных тридцать» [5, 21]. Дальнейший путь следования до Маниловки подсказали мужики, встреченные Чичиковым. Примечательно описание дороги, ведущей к деревне: «Проедешь версту, так прямо направо. Там на горе господский дом» [5, 21]. Здесь представлена очень важная деталь. Чичиков, съезжая со столбовой дороги, поворачивает направо. Повороты, перипетии отныне становятся действенным началом сомнительного странничества Чичикова. Если графически изобразить поворот Чичикова со столбовой дороги и его возвращение на нее, то получится круг, то есть символический образ колеса, циклического ритма. Неоднократное повторение определенного действия вызывает ассоциации с совершением некоего ритуала. Ранее уже было отмечено, что именно на пересечении дороги в большей степени проявляется ее мифологическое и сакральное значение. Можно предположить, что поворот экипажа Чичикова направо перед посещением помещиков и совершением с ними купчей является неким ритуалом, своего рода заклинанием на удачу.

       Итак, совершив поворот направо, Чичиков  отправляется в деревню Манилова. По «закону колеса» эта сделка, первая для героя, завершилась более чем удачно. Он спешит возвратиться на столбовую дорогу, чтобы отправиться к Собакевичу. Находясь в довольном расположении духа, Чичиков не обращает никакого внимания на дорогу, которая проносится за окном. Кучер Селифан также занят своими размышлениями. Только сильный удар грома заставил очнуться обоих. Солнечные настроения вмиг сменяются мрачными.

       Небесные  краски сгущаются от туч, а пыльная  дорога опрыскивается каплями дождя, что делает ее грязной, глинистой  и тягучей. В результате этого происходит весьма правдоподобное погружение во тьму. Вскоре дождь усиливается так, что дорога становится не видна. Таким образом, судьба, или властная рука автора, заставляет бричку Чичикова свернуть с главного пути на побочный. Кучер Селифан, не в силах припомнить, сколько поворотов он проехал, сворачивает снова направо.

       Автор проводит явную грань между широкой  и светлой столбовой дорогой  и переулком, в который съехали  герои. Недаром почва за поворотом сравнивается с взбороненным полем. Коллизии путешествия Чичикова убедительно объяснил Д.С.Мережковский (1865-1941) в работе «Гоголь и черт»: столбовая дорога для Чичикова – это светлый, добрый и истинный путь в его жизни. Но, одержимый идеей разбогатеть, он вынужден сворачивать и двигаться по иному пути, темному. Но даже на поворотах Чичикова встречают неприятности: «Он [Селифан] начал слегка поворачивать бричку, поворачивал-поворачивал и наконец выворотил ее совершенно набок» [5, 40]. Грязью бричка Чичикова «вымажется» еще не раз. Вспомним девочку, которую Коробочка отправляет вместе с экипажем указать гостям большую дорогу. Она, ставши одной ногой на барскую ступеньку, «сначала запачкала ее грязью, а потом уже взобралась на верхушку» [5, 57]. Во-вторых, дождь, который прошел накануне, также дает о себе знать. Автор описывает, как колеса брички, захватывая грязную землю, «сделались скоро покрытыми ею как войлоком» [5, 58]. Не играют ли эти детали роль предсказания, предупреждения авантюры Чичикова? Заостряя внимание на подобных деталях, Гоголь указывает на то, что Чичиков добивается своей весьма благородной цели – разбогатеть – совсем неблагородными средствами. Это выражается в том, что, стремясь к вершинам, он ступает в грязь, и такой путь для него кажется наиболее легким. Однако, единожды совершив такой проступок, он уже не в силах отказаться от легкой «наживы», в результате чего ему приходится еще неоднократно окунуться туда, о чем и свидетельствует образ колеса, покрытого грязью, как войлоком. В ближайшей временной перспективе Чичикову предстоит почти героическая «схватка» с местной помещицей Коробочкой; а несколько далее он упадет в грязь, но уже в переносном смысле, на балу у губернатора. Это еще раз подтверждает, что действие поэмы развивается по «закону  колеса».

       В поэме «Мертвые души» наряду с «живыми» героями, предстающими перед читателем в человеческом облике, возникают герои «неживые» – колесо и дорога, – которые, тем не менее, несут на себе очень важную смысловую нагрузку. Колесо выступает в роли идентификатора, или лакмусовой бумажки, которая очень скоро указывает на изменения в личности главного героя, будь они внешние или внутренние. Еще вчера веселый и мечтательный, сегодня кучер Селифан, выезжая от Коробочки, «во всю дорогу суров и с тем вместе очень внимателен» [5, 57]. Оказавшись у Ноздрева, Чичиков и некоторые другие персонажи немедленно отправились осматривать его владения. Н.В.Гоголь описывает их следующими средствами: «Ноздрев повел своих гостей полем, которое во многих местах состояло из кочек. Гости должны были пробираться между перелогами и взбороненными нивами. Во многих местах ноги их выдавливали под собою воду» [5, 71]. Эту дорогу автор также награждает эпитетом «гадкая». Примечательно, что характер самого Ноздрева был подобен этой бугристой и «гадкой» дороге.