Биографические данные, характеристика творчества Николая Степановича Гумилева

  Библейская знаковая система  может выражаться и характерной  для нее лексикой («рай, Обетованный  Творцом», «серафим», «Благословенье  Божье», «Ева» и т.п.), и мотивом  странничества. Ю. В. Зобнин замечает, что семантика «странствия» метафорически возникает тогда, когда темой поэтической рефлексии Гумилева становится сфера духовных, религиозных и «богоискательских» переживаний.

  С мыслью о Божественном в художественном мире Гумилева неразрывно связано представление о назначении поэта. Так, И. В. Одоевцева вспоминает: "Гумилев говорил, что нет в мире высшего звания, чем звание поэта. Поэты, по его мнению, — лучшие представители человечества, они полнее всего воплощают в себе образ и подобие Божие, им открыто то, что недоступно простым смертным. Он, как и Новалис, считал, что поэтам дается с неба интуитивное прозрение скрытой сущности Вселенной. «То, что поэты совсем особая порода людей, — говорил он, — понимают даже обыватели, презрительно отзывающиеся о поэтах, как о людях не от мира сего, то есть принадлежащих, хотя они вряд ли с этим согласны, к высшему духовному миру»4.

  Даже ставя под сомнение объективность  таких источников, как воспоминания, тем не менее, нельзя их не  учитывать, к тому же отражение  подобных высказываний можно  найти и в критических работах  самого Н. С. Гумилева. Например, в статье «Жизнь стиха» читаем: «Происхождение отдельных стихотворений  таинственно схоже с происхождением  живых организмов. Душа поэта  получает толчок из внешнего  мира, иногда в незабываемо яркий  миг, иногда смутно, как зачатье  во сне, и долго приходится  вынашивать зародыш будущего  творения, прислушиваясь к робким  движениям еще не окрепшей  новой жизни. Все действует  на ход ее развития — и  косой луч луны, и внезапно  услышанная мелодия, и прочитанная  книга, и запах цветка. Все определяет  ее будущую судьбу. Древние уважали  молчащего поэта, как уважали  женщину, готовящуюся стать матерью»5, или в статье «Читатель»: «Поэзия  и религия — две стороны  одной и той же монеты. И  та и другая требуют от человека  духовной работы. Но не во имя  практической цели, как этика  и эстетика, а во имя высшей, неизвестной им самим. Руководство  в перерождении человека в  высший тип принадлежит религии и поэзии»6.

  Эти высказывания почти полностью  находят отражение и в художественных текстах Гумилева:

 

Я —  угрюмый и упрямый зодчий

Храма, восстающего во мгле.

Я возревновал  о славе Отчей

Как на небесах и на земле.

(«Память»);

 

Так, век за веком — скоро ли, Господь? —

Под скальпелем природы и искусства

Кричит  наш дух, изнемогает плоть,

Рождая  орган для шестого чувства.

(«Шестое  чувство»);

 

 

И если я волей себе покоряю людей,

И если слетает ко мне по ночам вдохновенье,

И если я ведаю тайны — поэт чародей,

Властитель  вселенной — тем будет страшнее паденье.

(«Я  верил, я думал…»);

 

Я стал властителем вселенной,

Я Божий  бич, я Божий глас.

(«Дева Солнца»).

 

  Таким образом, категории Божественного  и то многообразие форм, которыми  они выражаются, обнажают устойчивый  интерес Н. С. Гумилева к  области религиозных и «богоискательских» переживаний. Сами же принципы освещения подобной тематики выдают приверженность поэта истинным ценностям в традициях христианской культуры.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Волшебная скрипка 

Валерию Брюсову

 

 Милый мальчик, ты так весел,  так светла твоя улыбка,

 Не проси об этом счастье,  отравляющем миры,

 Ты не знаешь, ты не знаешь, что такое эта скрипка,

 Что такое темный ужас  начинателя игры!

 

 Тот, кто взял ее однажды  в повелительные руки,

 У того исчез навеки безмятежный  свет очей,

 Духи ада любят слушать  эти царственные звуки,

 Бродят бешеные волки по  дороге скрипачей.

 

 Надо вечно петь и плакать  этим струнам, звонким струнам,

 Вечно должен биться, виться  обезумевший смычок,

 И под солнцем, и под  вьюгой, под белеющим буруном,

 И когда пылает запад и  когда горит восток.

 

 Ты устанешь и замедлишь,  и на миг прервется пенье,

 И уж ты не сможешь крикнуть, шевельнуться и вздохнуть, —

 Тотчас бешеные волки в  кровожадном исступленьи

 В горло вцепятся зубами, встанут лапами на грудь.

 

 Ты поймешь тогда, как злобно  насмеялось все, что пело,

 В очи глянет запоздалый, но властительный испуг.

 И тоскливый смертный холод  обовьет, как тканью, тело,

 И невеста зарыдает, и задумается  друг.

 

 Мальчик, дальше! Здесь не  встретишь ни веселья, ни сокровищ!

 Но я вижу — ты смеешься, эти взоры — два луча.

 На, владей волшебной скрипкой, посмотри в глаза чудовищ

 И погибни славной смертью,  страшной смертью скрипача!

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Стихотворение “Волшебная скрипка” является ключевым для всего творчества Гумилёва. Он дорожил этим стихотворением настолько, что даже не включил его в сборник `романтические цветы” для того чтобы стихотворение впервые  было опубликовано в таком авторитетном журнале как “весы”.

Стихотворение представляет собой обращение искушённого  поэта к юному , знающему лишь о счастье творчества . не видя оборотной стороны медали. Эту оборотную сторону медали и показывает искушённый поэт .

В образе скрипки перед нами предстаёт  поэтическое дарование , которое является и смертельным заклятием и высшим блаженством. Лирический герой рассказывает юному поэту о том ,что истинный поэт не имеет права на отдых, он всегда должен творить , а иначе “бешеные волки в кровожадном исступленье В горло вцепятся зубами, встанут лапами на грудь”. Также он считает , что должен служить поэзии без надежды на признание, без надежды быть понятым, без надежды на славу .Настоящего поэта не пугает ничего. Он пойдёт своей дорогой и погибнет “славной смертью , страшной смертью скрипача”.

Стихотворение очень музыкально благодаря сочетанию  согласных звуков ”вл”: ”владей волшебной скрипкой”

Стихотворение написано пятистопным анапестом  совместно с восьмистопным хореем . Рифма используется как мужская , так и женская , рифмовка - перекрёстная. Гумилёв применяет эпитеты (“темный ужас”, ”обезумевший смычок”), инверсии (“Тотчас бешеные волки в кровожадном исступленье В горло вцепятся зубами, встанут лапами на грудь”), сравнение (“холод обовьет, как тканью, тело”), олицетворение (“Надо вечно петь и плакать этим струнам”), оксюморон (“Не проси об этом счастье, отравляющем миры”)

Эти изобразительно - выразительные средства придают произведению выразительность.

В этом стихотворении лирический герой  провозглашает творчество видом  самосожжения. Я думаю, что и сам  Гумилёв верил в роковую предназначенность  поэта и готов был принять  смерть с присущим ему героизмом.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Шестое чувство

 

Прекрасно в нас влюбленное вино

 И добрый хлеб, что в печь  для нас садится,

 И женщина, которою дано,

 Сперва измучившись, нам насладиться.

 

Но что нам делать с розовой  зарей

 Над холодеющими небесами,

 Где тишина и неземной  покой,

 Что делать нам с бессмертными  стихами?

 

Ни съесть, ни выпить, ни поцеловать.

 Мгновение бежит неудержимо,

 И мы ломаем руки, но опять

 Осуждены идти всё мимо, мимо.

 

Как мальчик, игры позабыв свои,

 Следит порой за девичьим  купаньем

 И, ничего не зная о любви,

 Все ж мучится таинственным  желаньем;

 

Как некогда в разросшихся хвощах

 Ревела от сознания бессилья

 Тварь скользкая, почуя на плечах

 Еще не появившиеся крылья;

 

Так век за веком — скоро ли, Господь? -

 Под скальпелем природы и  искусства

 Кричит наш дух, изнемогает  плоть,

 Рождая орган для шестого  чувства.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Не  секрет, что русский поэт Николай  Гумилев обладал неким даром  предвидения. Во всяком случае, он очень точно в одном стихотворении описал собственную смерть и человека, который оборвет его жизнь. Поэт не знал лишь точной даты гибели, хотя и предвидел, что случиться это довольно скоро.

Именно  этому удивительному дару Николай  Гумилев посвятил свое стихотворение  «Шестое чувство», написанное в 1920 году – менее чем за год до собственной  смерти. В этом произведении нет  каких-либо мистических пророчеств, которые впоследствии бы пришлось расшифровывать литературоведам. Автор лишь пытается понять, что собой представляет это  пресловутое шестое чувство, и на чем именно оно основано.

С присущим ему фундаментализмом Николай Гумилев  рассматривает различные аспекты  жизни человека, подчеркивая, что  каждый из нас стремиться, в первую очередь, к материальным благам. «Добрый  хлеб», женщины и вино – вот  тот минимум, которым вполне может  довольствоваться любой мужчина, который  прекрасно знает, как распорядиться  этими бесценными дарами жизни. Сложнее  с духовными ценностями, которые  невозможно «ни съесть, ни выпить, не поцеловать». В самом деле, что делать с розовой утренней зарей и бессмертными стихами, которые неосязаемы, но наполняют душу трепетным волнением? Ответа на этот вопрос нет и у Николая Гумилева. Однако поэт убежден, что именно умение наслаждаться прекрасным влияет на развитие не только пяти основных чувств человека, но и наделяет его даром предвидения.

Его автор сравнивает с крыльями ангела, считая, что шестое чувство имеет  божественное происхождение. И чем  чище человек духовно, тем проще  ему увидеть то, что скрыто от нас самой судьбой. Однако при  этом Николай Гумилев не отрицает, что подобным даром могут обладать и люди, лишенные высоких моральных  качеств. И «появившиеся крылья»  на плечах «скользкой твари» вызывают у нее ощущение полного бессилия, а также боль и страдания, ведь теперь придется принести миру огромную жертву – отказаться от душевной грязи, стать лучше и чище.

Процесс обретения шестого чувства, по мнению Николая Гумилева, является весьма длительным и болезненным. Прибегнув  к красочной метафоре, поэт сравнивает его появление с операцией, благодаря  чему «под скальпелем природы и искусства» человек со временем обретает возможность  предвидеть будущее. Однако знания эти  обременительны, потому что под их тяжестью «кричит наш дух, изнемогает плоть». Автор не считает нужным объяснять в данном произведении, почему именно судьба того, кого в наши дни называют ясновидящим, является столь незавидной. Но, по воспоминаниям  очевидцев, дар этот очень сильно угнетал Николая Гумилева, который  предвидел очень многие события  собственной жизни, однако не мог  их изменить.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Она

Я знаю женщину: молчанье,

Усталость горькая от слов,

Живет в таинственном мерцанье

Ее расширенных зрачков.

 

Ее душа открыта жадно

Лишь медной музыке стиха,

Пред жизнью, дольней и отрадной

Высокомерна и глуха.

 

Неслышный и неторопливый,

Так странно плавен шаг ее,

Назвать нельзя ее красивой,

Но в ней все счастие мое.

 

Когда я жажду своеволий

И смел и горд - я к ней иду

Учиться мудрой сладкой боли

В ее истоме и бреду.

 

Она светла в часы томлений

И держит молнии в руке,

И четки сны ее, как тени

На райском огненном песке.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Стихотворение «Она» впервые опубликовано в  книге стихов Николая Гумилева «Чужое небо» в 1912 году. Это книга ухода  Н. Гумилева от символизма, свойственного  ему ранее к новому мироощущению. Именно эту книгу критики считают  первым по-настоящему акмеистическим сборником. По свидетельству А. Ахматовой, в стихотворении речь идет о ней.