Внешняя политика СССР накануне Второй мировой войны: взгляд из Рима

   Итак, особенность Потсдамской  конференции заключается в том,  что, хотя по идее она могла  увенчать целую серию военных  конференций и ознаменоваться  триумфом политики держав антигитлеровской  коалиции, такая возможность была  утрачена еще до начала ее  работы. Двое из трех ее участников, а именно делегации из США  и Великобритании, отправлялись  в Берлин с прямо противоположными  целями. Они уже приняли решение  похоронить саму идею сотрудничать  с Советским Союзом и шли  по пути конфронтации с социалистической  державой. Вопреки планам, разрабатывавшимся  при Рузвельте, они возвращались  к довоенному курсу, направленному  на изоляцию СССР, на отстранения  его от решения мировых проблем.  Они были озабочены приобретением  "позиции силы", с которой  могли бы диктовать Советскому  Союзу свою волю.

   Все же на том этапе  правительство Трумэна еще не  решалось, открыто провозгласить  свой новый курс, и приняло  участие в Потсдамской конференции.  На то были свои причины:  во-первых, открытый разрыв с СССР слишком шокировал бы тогда мировое общественное мнение, во-вторых, Вашингтон предвидел, что резкий поворот в политике США натолкнется на сильное сопротивление внутри страны.

   Известно, что для согласия  необходимо стремление к этому,  по крайней мере, двух партнеров,  для ссоры — достаточно воли  одной стороны. Причем тот,  кто поворачивает на дорогу  конфронтации и войны, нуждается  в соответствующих силовых средствах.  Президент Трумэн и его окружение уповали на силу атомного оружия. Направляясь в Потсдам, американский президент с нетерпением ждал сообщения об испытании первой атомной бомбы. На борт крейсера "Августа", который вез его через Атлантику, регулярно шли шифровки о ходе подготовки к испытании в

Нью-Мексико.

ДЕНЬ  ПЕРВЫЙ

 

   17 июля около 5 часов после  полудня в тенистый тихий парк  дворца Цецилиенхоф огласился шумом моторов и скрежетом тормозов: участники Потсдамской конференции съезжались на первое пленарное заседание. Англичане прибыли раньше всех. Через несколько минут прибыла группа Трумэна, вслед за ней подъехали машины с Советской делегацией.

   Непосредственно за столом  в креслах с высокими спинками  расположились главы делегаций,  а в обычных креслах — их  ближайшие советники. Журналистам  и фотокорреспондентам было предоставлено  10 минут, чтобы заснять это историческое событие. После того как они покинули зал, было предложено избрать председателем конференции Трумэна.

   Первое заседание началось  с согласования повестки дня  конференции. Трумэн предложил  рассмотреть вопрос о создании  специального совета министров  иностранных дел, для урегулирования  вопроса о мирных переговорах.  Далее он сказал о необходимости  обсудить и утвердить принципы, которыми должен руководствоваться  Контрольный совет для Германии. Перейдя к вопросу об обязательствах, взятых союзными державами на  Ялтинской конференции, президент  отметил, что многие из этих  обязательств остаются невыполненными, в частности, что касается Декларации  об освобожденной Европе. Трумэн  предложил, чтобы настоящая конференция  рассмотрела этот вопрос. Прием  Италии в Организацию Объединенных  Наций президент также поставил  в ряд проблем, принадлежащих  обсуждению.

   Излагая свои соображения  по повестке дня, Сталин сказал, что следовало бы обсудить  вопрос о восстановлении дипломатических  отношений с бывшими сателлитами  Германии. Необходимо также поговорить  о режиме в Испании. Затем  глава Советского правительства  упомянул проблемы Танжера, Сирии  и Ливана как возможные темы  обсуждения. Что касается польского  вопроса, то, по мнению Сталина,  его необходимо обсудить в  аспекте решения тех вопросов, которые вытекают из факта  установления в Польше национального  правительства национального единства  и необходимости, в связи с  этим, ликвидация эмигрантского  польского правительства в Лондоне. 

   Эти предложения не вызвали  возражений.

   Участники встречи, по  предложению Трумэна, договорились  начинать пленарное заседание  не в пять, а в четыре часа  после полудня. 

   — Если это принято,  — сказал Трумэн, — отложим  рассмотрение вопросов до завтра  до четырех часов дня. 

   ЧЕРЧИЛЛЬ — Я не против. Но раз задаете мне вопрос, вот мой ответ: флот должен быть потоплен или разделен.

   СТАЛИН — Вы за потопление  или за раздел?

   ЧЕРЧИЛЛЬ — Все средства  войны — ужасные вещи.

   СТАЛИН — Флот нужно  разделить. Если господин Черчилль  предпочитает потопить флот, он  может потопить свою долю, я  свою долю топить не намерен.

   ЧЕРЧИЛЛЬ — В настоящее  время почти весь германский  флот в наших руках. 

   СТАЛИН — В том то  и дело, в том то и дело. Поэтому  и надо нам решить этот вопрос".

   Советское правительство  уже имело неприятный опыт  с итальянскими трофейными судами, захваченными западными державами. 

   Естественно, что оно  сочло необходимым проявить такую  настойчивость в отношении германского  флота. 

 

ДИЛЕММА АТОМНОЙ БОМБЫ

 

   18 июля в 1 час 15 минут  дня президент Трумэн прибыл  на виллу Черчилля. Британский  премьер пригласил его на ланч. Трумэн захватил с собой только что поступившую из Вашингтона телеграмму о результатах испытания атомной бомбы в Нью-Мексико. Ознакомив Черчилля с его содержанием, президент поднял вопрос о том, что и как следует сообщить по этому поводу Сталину.

   Трумэн считал, что если  ознакомить советских представителей  с подробностями взрыва, то это  лишь ускорит их вступление  в войну против Японии, чего  он вообще предпочел бы избежать. Оба западных лидера полагали, что поскольку больше нет нужды в советской помощи на Дальнем Востоке, то самое лучшее было бы вообще ничего русским не говорить. Но это в дальнейшем могло иметь отрицательные последствия. Вставал кардинальный вопрос, что именно сказать Сталину. Взвесив различные возможности, собеседники пришли к тому, что лучше всего рассказать о бомбе невзначай, как бы мимоходом, когда Сталин будет отвлечен какими-то своими мыслями.

   Западных лидеров особенно  тревожило то, как бы Япония  не объявила о капитуляции  по советским дипломатическим  каналам прежде, чем американцы  успеют "выиграть" войну. Черчилль  рассказал Трумэну о пробных  шагах японцев, о чем Сталин  сообщил накануне британскому  премьеру. Суть этих шагов сводилась  к тому, что Япония не может  принять безоговорочной капитуляции,  но готова согласиться на другие  условия. 

   Как видно из мемуаров  Черчилля, весь этот разговор  произвел на него неприятное  впечатление. Он почувствовал  решительность и агрессивность  нового президента, который в  условиях возросшей силы Соединенных  Штатов хотел вести дела так,  как будто наступил "американский  век".

   Черчилль предложил использовать  совместно средства обороны, которые  разбросаны пол всему миру. Великобритания  сейчас меньшая держава, чем  Соединенные Штаты, продолжал  премьер-министр, но она может  дать многое из того, что у  нее еще осталось от великих  дней империи. 

   Трумэн насторожился: ему  показалось, что Черчилль слишком  уж быстро идет на договоренность.

   Трумэн рассчитывал, что  США будет играть главную роль  в Объединенных Нациях и во  всем мире. И помочь ему в  достижении этой цели должна  была американская монополия  на атомную бомбу. 

   Трумэну не терпелось  дать понять советской стороне,  что за козырь зажат у него  в кулаке. Выждав несколько дней, он 24 июля сразу по окончании  пленарного заседания, осуществил  намеченный ранее план. Он ограничился  замечанием самого общего характера.  Трумэн подошел к Сталину и сообщил ему, что Соединенные Штаты создали новое оружие необыкновенной разрушительной силы. Премьер Черчилль и государственный секретарь Бирнс находились в нескольких шагах и пристально наблюдали за реакцией Сталина. Он сохранил поразительное спокойствие. Трумэн, Черчилль и Бирнс пришли к заключению, что Сталин не понял значения только что услышанного.

   В действительности же  Сталин не подал виду, что понял.  Маршал Г. К. Жуков, также  находившийся в Потсдаме, вспоминает: "Вернувшись с заседания, И.  В. Сталин в моем присутствии  рассказал Молотову о состоявшемся  разговоре с Трумэном.

   Молотов тут же сказал: — Цену себе набивает.

   Сталин рассмеялся: — Пусть  набивает. Надо будет сегодня  же переговорить с Курчатовым  об ускорении нашей работы.

   Я понял, что речь идет  о создании атомной бомбы".

   Трумэн был явно в растерянности.  Его обескураживало то, что первая  попытка атомного шантажа прошла  мимо цели. Советская делегация  держала себя так же, как и  прежде: будто бы ничего не  произошло. Трумэн по-прежнему  хотел, не теряя времени, воспользоваться  преимуществами, которые, как ему  представлялось, давало Соединенным  Штатам обладание атомным оружием.  Вместе с тем он не решался  слишком раскрывать карты: новое  оружие еще не применили на  поле боя. Он дал указание  представителям военного командования  сбросить бомбу над Японией  как можно скорее, но не в коем случае не раньше того, как он покинет Потсдам. Трумэн хотел к тому времени "находиться подальше от русских и вопросов и быть на пути домой прежде, чем упадет первая бомба".

 

В КУЛУАРАХ КОНФЕРЕНЦИИ

 

   Помимо переговоров, проходивших  на пленарных заседаниях, главы  трех правительств вели интенсивный  обмен мнениями и входе неофициальных  встреч или, как принято выражаться, в кулуарах конференции. 

   Днем 18 июля Трумэн решил  нанести короткий визит Сталину  в ответ на его посещение  "малого Белого дома" накануне. Во время этой встречи Сталин  передал Трумэну копию послания  японского императора, полученную Советским Правительством через посла Японии в Москве. Трумэн сделал вид, что читает. Но он уже знал о послании из недавней беседы с Черчиллем. Сталин хотел прощупать, в какой степени президент уже осведомлен Черчиллем, и выяснить, убеждал ли британский премьер президента в целесообразности изменения формулы о безоговорочной капитуляции Японии.

   Сталин спросил собеседника,  стоит ли отвечать на обращение  японцев. Трумэн прямо не ответил,  но заметил, что не верит  в добрую волю японцев. 

   Вечером того же дня, 18 июля Сталин пригласил британского  премьера на поздний обед. Впоследствии  Черчилль подробно описал эту  встречу. Он отметил в своем  дневнике, что Сталин был в  очень хорошем расположении духа. Британский гость принес с  собой коробку больших бирманских  сигар, которые сам очень любил.  Принимая подарок, Сталин заметил,  что теперь курит гораздо меньше, чем прежде и порой просто  по старой привычке просто  посасывает пустую трубку.

   За обеденным столом Сталин  видимо хотел сделать гостю  приятное. Поскольку британский премьер тогда особенно тревожился за исход предстоявших парламентских выборов, Сталин выразил надежду, что Черчилль одержит победу. Видимо он считал сомнительным, чтобы военный лидер, приведший страну к победе, мог быть отвергнут избирателями в момент триумфа. Впрочем, Черчилль, хорошо зная настроение в Англии, далеко не был уверен в успехе. Он попросил сделать перерыв в работе Потсдамской конференции с тем, чтобы съездить с Эттли в Лондон, где им предстояло узнать результаты выборов.