Внешняя политика СССР накануне Второй мировой войны: взгляд из Рима

Сценарии возможной германской агрессии против Чехословакии начали обсуждаться в итальянских дипломатических  кругах в начале января. Среди опубликованных итальянских дипломатических документов находится донесение итальянского военного атташе в Бухаресте Г. Делла Порта. Военный атташе докладывал 9 января 1939 г. о полученной им из достоверных источников информации о том, что Чехословакия будет разделена Германией на Богемию, Моравию и Словакию, которые будут присоединены к Германии. На территории Подкарпатской Руси предполагается создать государство, в которое войдут территории Западной Буковины и Бессарабии [37].

13 января 1939 г. посол в  Берлине Б. Аттолико сообщил о встрече сотрудника отдела печати посольства Д. Дзанки с бывшим руководителем «независимой» Украины атаманом П. Скоропадским. По мнению последнего, мюнхенский договор актуализировал украинскую проблему, выдвинув на первый план возможность германской экспансии на европейский восток. В некоторых официальных кругах, подчеркивал посол, распространяется мнение о том, что Германия приступит к разрешению вопроса о Подкарпатской Руси уже ближайшей весной. П. Скоропадский не сомневался в том, что будет поддержан германской стороной [38]. После визита в Берлин в начале января и встречи с Гитлером польский министр иностранных дел Ю. Бек заявил о своей абсолютной уверенности в германском продвижении в направлении Украины [39].

2 января 1939 г. итальянский  посол в СССР А. Россо докладывал в Рим относительно тенденции в Москве к смягчению отношений с Польшей. «Искренне или нет, но это советское отношение демонстрирует ясным образом, что советские политические директивы нацелены решительно, по крайней мере в данный момент, на консолидацию и развитие хороших отношений с Польшей с целью ее вовлечения в антигерманский блок, к которому, несмотря на Мюнхен, Литвинов все еще не охладел. Более того, у меня сложилось впечатление, что сегодняшнее обострение итало-французских отношений возрождает в Москве уверенность в возможности создания политической коалиции под знаком антифашизма» [40].

8 января 1939 г. посол в  Москве направил в Рим обширное  донесение, в котором попытался  проанализировать изменения в  советской внешней политике, начиная с Мюнхенского соглашения. По его мнению, глава советского внешнеполитического ведомства все еще не оставил надежду на формирование антифашистской коалиции демократических государств. И это несмотря на широко распространенное мнение, что после Мюнхена советское руководство посчитало проигранным сражение за коллективную безопасность. Некоторые надежды в советском руководстве поддерживает складывание в Великобритании оппозиции «капитулянтской политике» Н. Чемберлена, выступление Франции против реваншистских требований к ней со стороны Италии. В рамках этого курса советское руководство пытается сблизиться с Польшей и с соседними государствами — Финляндией, Литвой и Латвией, Ираном. Кроме того, Москва рассчитывает на сближение между Вашингтоном, Парижем и Лондоном и на нажим со стороны США в отношении Великобритании и Франции с целью формирования демократического блока, к которому мог бы примкнуть СССР. В завершение своего доклада посол констатировал, что его личные наблюдения и приведенные им факты свидетельствуют о том, что советские руководители «ищут различные способы для оживления идеи коллективной безопасности и работают над созданием атмосферы за рубежом, которая благоприятствовала бы советской игре против фашизма» [41].

Напротив, итальянский посол  в Берлине Б. Аттолико призывал не придавать слишком большого значения нормализации советско-польских отношений. Анализируя итоги визита польского министра иностранных дел Ю. Бека в Берлин, посол ссылается на слова самого польского министра, который фактически дезавуировал значение советско-польской декларации от 26 ноября 1938 г. утверждением, что речь идет о простой «нормализации уже имеющихся отношений» [42]. 25-27 января 1939 г. германский министр иностранных дел И. Риббентроп посетил с визитом Варшаву. После возвращения он информировал итальянского посла о том, что одной из основных целей визита было ослабить значение польско-советской декларации от 26 ноября 1938 г., подписанной сразу же после Мюнхенского соглашения, и придать новую силу польско-германскому соглашению 1934 г. [43]

Мимо внимания итальянского посла в Москве не ускользнуло  решение Президиума Верховного Совета СССР внести изменения в текст присяги, которую приносят военнослужащие Красной армии. Вместо слов «я, сын трудового народа», были внесены слова «я, сын СССР», и вместо обязательств встать на защиту мировой революции были вставлены слова о защите Родины. «Другими словами, — подчеркивает посол, — старый текст был вдохновлен концепцией коммунистического интернационала, а новый имеет существенные националистические признаки. Коминтерн замещается обращением к советской Родине» [44].

16 января 1939 г. посол в  Москве обратил внимание на  отсутствие наркома иностранных  дел М. Литвинова на сессии  Совета Лиги Наций. «Политика  СССР постоянно делает акцент  на "коллективную безопасность", однако является очевидным сегодняшнее стремление следовать более реалистичной тактике, втихомолку разрабатывать различные варианты, а не продолжать риторику перед международным ареопагом» [45].

24 января 1939 г. посол в  Москве А. Россо сообщил в Рим о своей беседе с замнаркома иностранных дел В. Потемкиным, который, как бы между прочим, заметил о возможности советско-германских переговоров с целью увеличения объема торговли между двумя странами. Это сообщение было подтверждено временным поверенным в делах Германии в Москве К. фон Типпельскирхом. Послу показалось, что в советских кругах поддерживают слухи о сближении между Москвой и Берлином, возможно, чтобы вызвать реакцию в Лондоне и Париже [46].

31 января 1939 г. посол в  Москве А. Россо сообщил в Рим о беседе с турецким послом на обеде, устроенном М. Литвиновым. Турецкий посол изложил ему лит-виновскую идею создания «Черноморского пакта» с участием СССР, Румынии, Болгарии, Турции и Греции. Речь шла о проекте, который мог бы в какой-то мере компенсировать распад Балканской Антанты [47]. Советское предложение вызвало оживленный дипломатический обмен мнениями между указанными столицами, однако было воспринято не более, чем дипломатический зондаж.

Посол Италии в Турции О. Де Пеппо сообщил 20 февраля, что по заявлению турецкого министра иностранных дел С. Сараджоглу он не получал из советского посольства никаких предложений на этот счет [48].

3 марта итальянский посол  в Москве А. Россо сообщил о прибытии в СССР английской торговой делегации и высказал свое мнение относительно политического сближения между этими странами. Вопреки ожиданиям, что Мюнхенское соглашение способствовало изоляции СССР, наблюдается противоположная картина. В январе 1939 г. было заключено польско-советское соглашение, затем последовали предложения германской стороны о начале торговых переговоров, было заключено торговое соглашение с Италией, затем последовали торговые переговоры с Ираном и Финляндией и, наконец, в Москву прибыла высокопоставленная британская экономическая делегация во главе с Р. Хадсо-ном. Все это, делает вывод посол, свидетельствует о растущем советском влиянии в международных делах [49].

1 марта 1939 г. премьер-министр  Н. Чемберлен вызвал сенсацию  своим посещением посольства  СССР в Лондоне, что было  расценено в дипломатических кругах как поворот британской политики в отношении СССР и явный признак англо-советского сближения. Однако итальянский посол в Лондоне Д. Гранди призвал не придавать большого значения действиям Н. Чемберлена, которые, вероятнее всего, были ответом на критику лейбористов, призывавших не допустить намечавшееся советско-германское сближение. Он выразил уверенность в том, что в англо-советских отношениях не произойдет решительных изменений до тех пор, пока не станут понятны перспективы англо-германского сотрудничества [50].

Комментируя речь советского лидера И. Сталина, произнесенную 10 марта 1939 г. на XVIII съезде ВКП(б), итальянский посол в Москве обратил внимание на ее умеренный тон в отношении тоталитарных государств и на нескрываемое раздражение в отношении западных демократий, которые стремятся спровоцировать войну в восточном направлении [51].

16 марта 1939 г. германские  войска вошли в Прагу. В сопредельных  с Чехословакией государствах активизировались планы по расчленению исчезающего государства. Венгрия вновь вернулась к планам захвата всей Подкарпат-ской Руси и, таким образом, к установлению общей границы с Польшей [52].

Германская оккупация  Чехословакии создала принципиально  новую геополитическую ситуацию непосредственно у границ СССР. Географическая зона безопасности приблизилась непосредственно к советским границам.

Военный атташе в Берлине  генерал Э. Маррас обстоятельно докладывал о значении для Германии захвата Чехословакии. Германия создала блок, насчитывающий 85 млн жителей, который доминирует в Срединной и Юго-Восточной Европе и полностью поглощает чешскую военную промышленность. «Никаких препятствий более не существует для развития германской экспансии на восток и юго-восток. Претензии к Польше выходят теперь на первый план, усиливаются планы оккупации Украины, выхода к Черному морю, возможности захвата продовольственных и нефтяных ресурсов Румынии». В военных и политических германских кругах распространяется мнение о том, что континентальная гегемония в Срединной Европе, Дунайском бассейне и на Балканах может с успехом заменить германские колониальные притязания. Через дружественную Венгрию Германии проще оказывать влияние на Подкарпатскую Украину и реализовать планы отчуждения польской Украины. Отныне Германия становится центральной осью Европы, к чьей организации и мощному военному аппарату друзья и враги должны относиться с вниманием [53].

В середине марта 1939 г. Гитлер дал разрешение Венгрии оккупировать оставшуюся часть Подкарпатской Руси вплоть до границы с Польшей на севере [54]. Последовавшее за чехословацкими событиями заключение германско-румынского соглашения ставило экономику Румынии под полный германский контроль, о чем итальянский посол в Берлине Б. Аттолико докладывал в Рим [55; 91]. В торговом представительстве Италии в Берлине расценили германско-румынский договор как важный этап в формировании нового германского экономического порядка в Юго-Восточной Европе [56].

В конце марта 1939 г. уже  не возникало сомнений относительно того, что следующей жертвой германской экспансии может стать Польша.

События в Чехословакии подтвердили  сложившееся в советском руководстве мнение, что Германия сделала очередной шаг в направлении Drang nach Osten. На это указал замнаркома иностранных дел В. Потемкин во время встречи с итальянским послом в Москве. Замнаркома В. Потемкин предположил, что следующим направлением германской экспансии станет балканско-дунайская Европа. В. Потемкин намекнул на возможность советско-итальянского сотрудничества с целью противодействия германской экспансии в этом направлении [57].

25 марта 1939 г. посол  в Москве А. Россо сообщил о достигнутом соглашении между СССР, Великобританией и Францией относительно объявления совместной декларации. Посол отметил незаинтересованность СССР в декларациях исключительно демонстративного характера против тоталитарных государств: «Единственное, что может интересовать СССР — это формирование широкой коалиции с участием его основных приграничных государств (Польши, Румынии и Турции)». Из бесед с наркомом иностранных дел М. Литвиновым и его заместителем В. Потемкиным у итальянского посла сложилось впечатление о наличии у них большой подозрительности в отношении Лондона и Парижа. Сегодня советское руководство заинтересовано в сохранении свободы выбора и ставит своих западных партнеров перед дилеммой: возврат к принципам коллективной безопасности с очень точными и безоговорочными обязательствами взаимной помощи между всеми заинтересованными государствами или СССР сохраняет собственную независимость в принятии решений и действий [58]. 22 апреля 1939 г. посол в Москве А. Россо информировал, что советское руководство в переговорах с Лондоном и Парижем стремится добиться распространения взаимных обязательств о военной помощи как на Западе, так и на Востоке [59].

По итогам визита в Москву британской торговой делегации во главе  с Р. Хад-соном посол А. Россо сделал заключение, что результаты переговоров можно рассматривать как недостаточные или провалившиеся [60].

17 апреля 1939 г. нарком иностранных  дел М. Литвинов выдвинул предложение о заключении договора о взаимопомощи между Великобританией, Францией и СССР. 21 апреля в Кремле прошло заседание с участием некоторых членов политбюро, заместителя наркома иностранных дел В. Потемкина, послов в Великобритании и Германии. В ходе встречи произошло резкое столкновение между главой правительства В. Молотовым и наркомом М. Литвиновым [90, c.349-350].