Иван Грозный

Коронация Ивана IV положила начало церковной реформе. С возникновением православного царства появилась необходимость в едином пантеоне русских святых. 1 февраля 1547 г. в столице собрался Священный собор, рассмотревший вопрос о канонизации подвижников. В период раздробленности церковь внутри каждого княжества развивалась своими путями. У каждой земли явились свои чудотворцы.

Собор не причислил  к лику святых ни одного из московских князей — прямых предков царя. Зато этой чести удостоился их злейший  враг — князь Михаил Тверской, убитый в Орде вследствие происков московского  князя. В списки новых святых попало имя Александра Невского, но нет  имени Дмитрия Донского, победившего  неверных на поле Куликовом. Канонизирован  был новгородский князь Всеволод Мстиславич, почитавшийся местным святым во Пскове.

Объяснялось все  это тем, что увлечение религией пришло к царю Ивану IV позже, и он, по-видимому, не оказал влияния на решения собора.

Инициатор реформы  Макарий провел в Новгороде много  лет и сжился с местными святыми. Поэтому среди новых общерусских  чудотворцев решительно преобладали  новгородские подвижники.

Благодаря реформе  русская церковь обрела больше святых, чем имела за все пять веков  своего существования. Церковная реформа  призвана была возвеличить значение национальной церкви и доказать, что  солнце «благочестия», померкшее в  Древнем Риме и Царьграде, с новой  силой засияло в Москве — «третьем Риме».

Деятельность Макария  оказала воздействие на устремления  Ивана. Но влияние митрополита не стало исключительным.

С первых шагов самостоятельного правления Иван не мог обойтись без  советов своих приказных людей. Они принадлежали к самой образованной части тогдашнего общества. Среди  этих людей выделялся дьяк Иван Висковатый. Преобразованный им Посольский приказ стал одним из главных центральных  ведомств страны. Редкие дарования Висковатого как бы запечатлелись в созданном им учреждении. Выходец из «худородной» семьи, Висковатый начал со службы в подьячих и достиг со временем высших постов в бюрократической иерархии. Иностранцы называли его канцлером.

Главным любимцем Ивана  стал все же не Иван Висковатый, а  Алексей Адашев-Ольгов.

Адашевы не принадлежали к знати. Никто из них не попал  в 1550 г. в «тысячу лучших слуг», и только двое Ольговых значились в списках Государева двора по Костроме. Все прочие Ольговы служили в уездных дворянах и принадлежали к весьма заурядному провинциальному роду. Вспоминая о возвышении Адашева, царь Иван после смерти бывшего любимца писал, что тот в «юности нашей» «не вем каким обычаем из батожников водворишася» при царском дворе, «тако, взяв сего от гноища и учинив с вельможами, а чающе от него прямыя службы». В действительности А. Ф. Адашев попал ко двору благодаря успешной и длительной службе отца. Василий III упомянул в 1533 г. о посылке в Казань «ближнево своего человека Федора Одашова сына Олгова». В 1538–1539 гг. Адашев-старший ездил во главе русского посольства к турецкому султану; миссия закончилась успехом, за что он был пожалован в Москве. Алексей Адашев из-за болезни вернулся в Россию годом позднее и тогда же был представлен великому князю. Признание Адашеву принесли, впрочем, не придворные успехи, а общественная деятельность.

С детства Иван проникся недоверием к окружающей его знати. Когда он подрос, его недоверие  по временам прорывалось наружу. Алексей  Адашев разительно отличался от сверстников, окружавших государя. Он был старше Ивана и успел посмотреть мир.

Великий князь выделил  Алексея в толпе придворных до коронации и пожара. На свадьбе  Ивана с Анастасией Романовой  Адашев оказался в числе близких  лиц. В бане с женихом мылись молодые  придворные Юрий Глинский, Иван Мстиславский, Никита Романов, а вместе с ними Адашев. Двое первых были ближайшими родственниками царя. В самом ли деле Адашев был  приглашен на свадьбу вследствие дружбы с монархом? Это сомнительно. По традиции на свадебный пир собиралась родня. Жена Адашева Анастасия происходила  из рода дворян Сатиных. Видимо, Сатины были в родстве с Долматом Романовым, братом царицы. На помин души умершего в молодости Долмата дал вклад в Троицу сначала Алексей Адашев (1545), а потом Данила Романов (1547). На царской свадьбе Сатины стлали постель новобрачным, как видно, в силу родства с Романовой.

Можно предположить, что первыми шагами своей карьеры  Адашев был обязан скорее всего родству с Романовыми-Захарьиными.

В 1547 г. боярство получили Иван Михайлович Юрьев-Захарьин, Григорий Юрьев-Захарьин, а окольничими стали Данила Романов-Юрьев и Федор Григорьевич Адашев. Род Адашевых-Ольговых никогда не входил в думу, но для отца Алексея Адашева было сделано исключение.

Захарьины возглавили Большой и Тверской дворцы, а Федор  Адашев — Угличский дворец, что  было весьма высоким назначением.

В сентябре 1547 г. Иван поручил Адашеву отвезти в Троице-Сергиев монастырь 7000 рублей. Никогда ни один из русских монастырей не получал такого богатого вклада. Для сравнения отметим, что Василий III «дал в Троицу по отце» 60 рублей. На помин души самого Василия III прислано было 500 рублей.

Для пожертвования  у царя попросту не было особых поводов. Как же мог Казенный приказ выделить ему неслыханно большую сумму, при  том что казна, как всегда, была пуста? Откуда взялись деньги?

Осенью 1546 г. Иван неожиданно проявил большой интерес к Новгороду Великому. 15 сентября он покинул столицу и уехал на богомолье, а затем — в Новгород и Псков. В Москву он вернулся только 12 декабря. Пять дней спустя состоялось решение о коронации Ивана. Приготовления к торжественному акту требовали присутствия государя в столице. Но 28 декабря великий князь вновь объявился в Новгороде. Как видно, у него были какие-то неотложные дела.

Первое путешествие  было мирным, во второй раз монарх прибыл с войском. (Поданным новгородской летописи, князя сопровождали 4000 воинов, что, конечно, было большим преувеличением.) Очевидно, государь ждал сопротивления. Когда воинство прибыло в Новгород, все разъяснилось. Государь приказал схватить главного ключаря, а также  и пономаря новгородского Софийского дома и подверг их мучительным  пыткам. Очевидно, еще во время первого  богомолья Иван узнал о том, что  в стенах Софии в Новгороде  замурована богатая сокровищница. Ключарь  уверял, что ничего не знает. Но среди  новгородцев все же нашелся человек, выдавший тайну.

Иван поднялся по лестнице, ведущей на хоры. Тут он велел ломать стену, и «просыпася велие сокровище, древние слитки в гривну, и в полтину, и в  рубль, и насыпав возы и посла  к Москве».

Летописец полагал, что в Софии хранилась сокровищница Владимира Великого. Но собор был  построен много десятилетий спустя после смерти Владимира Святославича. Наличие рублей позволяет датировать клад временем Новгородской республики. Архиепископскую казну копили на протяжении столетий. Владыке удалось  утаить ее от Ивана III, когда тот завоевал город.

Присвоение софийского клада поставило государя лицом  к лицу с морально-религиозными проблемами. Казна была полной и неотъемлемой собственностью церкви. Покушение на церковное имущество считалось  страшным святотатством. Бывший новгородский архиепископ Макарий никак не мог одобрить «грабление чужого имения», тем более ограбления новгородского  Софийского дома.

Решение затянулось на много месяцев. И лишь в сентябре Иван, по-видимому, вернул церкви часть  клада. Правда, деньги получили не новгородцы, а Троице-Сергиев монастырь. Вклад  не имел адреса, а доставил его в  монастырь любимец государя Адашев. Поскольку сокровища были привезены  из Новгорода возами, можно заключить, что иноки получили лишь частицу  присвоенного самодержцем богатства.

Царский вклад был  признаком важных перемен в умонастроении  молодого монарха. Прежние богомолья  отнюдь не были свидетельством благочестия  подростка. Теперь Иван впервые задумался  об ответственности за свои поступки, о Страшном Суде и спасении души.

Первая  война

В первый момент после  крушения Золотой Орды казалось, что  татарская сила больше никогда не соберется воедино. Однако после  того как турки-османы покорили Крымское ханство, возникла реальная опасность  соединения татарских юртов под  эгидой Османской империи. При Иване III и Василии III Москве удалось на время подчинить своему влиянию Казанское ханство, но затем в Казани водворились крымские Гиреи.

Казанская орда постоянно  грабила Русь. Подвижные отряды татар  разоряли пограничные уезды, доходили до Владимира, Костромы и даже Вологды. «От Крыма и от Казани, — писал царь Иван, — до полуземли пусто бяше». Захваченных на Руси «полоняников» татары обращали в рабство. Русских невольников продавали на рынках рабов в Астрахани, Крыму и Средней Азии.

Татарское нашествие  надолго остановило миграцию славянского  населения на Дон и Нижнюю Волгу. Расширение экономических связей между  Русью и Ордой привело к  возникновению в ордынской столице  Сарае большой русской колонии. С разрешения хана русская митрополия основала в Орде епископство Сарайское  и Подонское. Кровавые усобицы, потрясшие  Орду после ее распада, привели к  запустению Сарая. Сарайское епископство  закрылось, а его епископ был  отозван в Москву и поселен  на Крутицах. Но приток русского населения  на ордынские земли не прекратился, а усилился. В XVI в. Россия многократно страдала от катастрофических неурожаев и голода. Бедствия вели к массовому бегству русских людей в степи — «Дикое поле». Беглецы селились на речных островах, в гористых местностях наподобие волжских Жигулей и в других местах, недоступных для степных кочевников. Население степных «станиц» было этнически неоднородным. Поначалу в них преобладали татары, по разным причинам вынужденные покинуть родные места и скрываться от власти. Сами названия — «казак», «атаман», «есаул» — имели сугубо татарское происхождение. Со временем подле татар появилось более многочисленное славянское население.

Бегство в степь  вело к отказу от привычного уклада жизни. Казаки не пахали землю, потому что кочевые орды могли обнаружить их поля и уничтожить посевы и их владельцев. Отказ от земледелия объяснялся и тем, что среди беглецов было много холопов, не знавших крестьянского  труда.

Вольные казаки не держали  лошадей, а их главным занятием было рыболовство. В случае опасности  они спасались от татарской конницы  на своих быстроходных стругах (судах). Казаки промышляли войной и грабежом. Вольница постоянно тревожила Орду нападениями, угоняла у кочевников стада. Казаки избирали своих предводителей  и решали дела на «круге» (общем собрании). Вольная колонизация степей опережала  правительственную колонизацию. Ко времени Ивана IV казаки основали свои станицы по всему течению Дона и Нижней Волги. Станичники не признавали над собой власти царя, но, когда русские полки появились в Нижнем Поволжье, казаки оказали им неоценимую помощь.

Казанское ханство  отличалось внутренней непрочностью. Покоренные татарами разноязычные народы Поволжья: чуваши, мордва, мари, удмурты, башкиры — ждали случая избавиться от татарской власти.

Церковное руководство  старалось придать войне с  казанцами характер священной борьбы против неверных «агарян». Среди дворян планы завоевания Казани приобрели  широкую популярность. «Подрайская» Казанская землица давно привлекала их взоры. Выражая настроения служилых людей, Иван Пересветов писал: мы много  дивимся тому, что «великий сильный  царь долго терпит под пазухой  такую землицу и кручину от нее велику принимает; хотя бы таковая  землица угодная и в дружбе была, ино было ей не мочно терпети  за такое угодие».

Плодородие «подрайской» Казанской земли — вот что  влекло русских в Поволжье. Дворяне  рассчитывали на то, что война принесет им богатую добычу и казанские  поместья.

После коронации  Ивана IV русское правительство выдвинуло план военного покорения Казанской земли. 20 декабря 1547 г. царь покинул Москву, чтобы возглавить поход в Поволжье. То была его первая серьезная военная кампания. Ранняя оттепель помешала воеводам переправить за Волгу артиллерию. На переправе много пушек и пищалей ушло под лед. Войска понесли потери до того, как вступили в бой с татарами. Немало ратников нашли смерть, провалившись в полыньи.

Решено было отослать царя с переправ в Нижний Новгород. Иван вернулся «со многими слезами». Главные воеводы подошли к  Казани и вступили в бой с поджидавшим  их в поле казанским войском. В  бою участвовал один передовой полк. Тем не менее победа была полной. Казанский хан не выдержал атаки и отступил в крепость. Без пушек о штурме Казани нечего было и думать. После семи дней осады русская рать отступила.

Иван вернулся в  Москву 7 марта 1548 г. Бесславное окончание войны с басурманами наводило на мысль о наказании Божием за грехи. Во искупление грехов государь в июне пешком отправился на богомолье в Троице-Сергиев монастырь. С ним шли царица Анастасия и брат Юрий. Монахи удостоились щедрой милостыни.

Учитель жизни

Значительную роль в жизни Ивана IV суждено было сыграть священнику Сильвестру, новгородцу родом. Неизвестно, когда он переехал в Москву. Во всяком случае, произошло это ранее 1545–1546 гг. Сильвестр получил место в кремлевском Благовещенском соборе, вероятно, благодаря покровительству Макария, знавшего Сильвестра по Новгороду.

Благовещенский  собор был семейным храмом царской  семьи. Неудивительно, что скромному  священнику удалось близко познакомиться  с государем.

Благовещенский  поп, «последняя нищета, грешный, неключимый, непотребный раб Сильвестришко» (так скромно именовал себя священник), выделялся своим бескорыстием в  толпе сребролюбивых князей церкви. Положение при дворе открыло  перед ним блистательные перспективы. При его влиянии он без труда  мог занять доходное епископское  место или пост настоятеля монастыря. Но он никогда не умел устроить своих  дел. После пожара Сильвестр имел возможность получить «протопопствие»  и даже официальный пост царского духовника, но не воспользовался случаем. Начав карьеру священником Благовещенского  собора, он закончил жизнь в том  же чине.

Новгородец Сильвестр  принадлежал к образованным кругам духовенства. Он имел большую библиотеку. Некоторые книги он получил от Ивана IV из царского книгохранилища.

Грозный немало обязан был Сильвестру своими успехами в  образовании. Но после разрыва царь перестал признавать умственное превосходство  бывшего наставника и наградил его  нелестным прозвищем — «поп-невежа». Этот эпитет свидетельствовал скорее о раздражении царя, нежели о невежестве Сильвестра.

Известно, что Сильвестр  составил или, во всяком случае, отредактировал знаменитый «Домострой». Формально  он посвятил этот сборник наставлений  своему сыну Анфиму. Но имеются основания. предполагать, что Сильвестр имел в виду также и молодого царя. Иван IV, только вставший на стезю семейной жизни, нуждался в советах, тем более что он сам рос сиротой. На первых страницах «Домостроя» Сильвестр учил вере в Бога и тут же переходил к теме, «како чтити детем отца духовнаго и повиноваться им во всем». Обязанности Ивана IV по отношению к его отцу духовному были расписаны во всех подробностях. Питомцу надлежало призывать духовника «к себе в дом часто», к нему приходити и приношение ему давати «по силе», советоваться с ним часто «о житии полезном», «како учити и любити мужу жену свою», как каяться, как покоряться перед духовником во всем, а если духовник будет о ком-нибудь «печаловатися», как его «послушаться». Припоминая свои взаимоотношения с Сильвестром, царь писал много лет спустя, что, следуя библейской заповеди, покорился благому наставнику без всяких рассуждений. Через «Домострой» наставник действительно старался всесторонне регламентировать жизнь государя: учил, как следует посещать церкви, вершить всевозможные житейские дела. Придет время, и царь будет жаловаться на притеснения, которым Сильвестр подвергал его во время богомолий и на отдыхе. Как видно, поп был учителем строгим и требовательным. Когда ученик восстал против авторитета священника, он произнес много горьких слов. При Сильвестре, сетовал царь, даже в малейших и незначительных делах «мне ни в чем не давали воли: как обуваться, как спать — все было по желанию наставников, я же был как младенец». Что бы ни говорил питомец много лет спустя, пора ученичества не прошла для него бесследно.