Иван Грозный

Ивана короновали 16 января 1547 г. После торжественного богослужения в Успенском соборе в Кремле митрополит Макарий возложил на его голову шапку Мономаха — символ царской власти. Первые московские князья в своих завещаниях неизменно благословляли наследников «шапкой золотой» — короной своей московской вотчины. Великокняжеская корона в их духовных не фигурировала. Ею распоряжалась всесильная Орда. Когда Русь покончила с тяжким татарским игом, повелители могущественной державы продолжали украшать свою голову прадедовской «золотой шапкой», но теперь они именовали ее шапкой Мономаха. Любознательный австриец Герберштейн видел шапку на Василии III. Она была расшита жемчугом и нарядно убрана золотыми бляшками, дрожавшими при любом движении великого князя. Как видно, шапка была скроена по татарскому образцу. Но после падения Орды восточный покрой вышел из моды. По поводу происхождения шапки Мономаха сложена была такая легенда. Когда Мономах совершил победоносный поход на Царьград, его дед император Константин (на самом деле давно умерший) отдал внуку порфиру со своей головы, чтобы купить у него мир. От Мономаха императорские регалии перешли к московским государям.

Официальные летописи изображали дело так, будто 16-летний юноша  по собственному почину решил короноваться шапкой Мономаха и принять царский  титул. Митрополит и бояре, узнав  о намерении государя, заплакали  от радости, и все было решено. В  действительности инициатива коронации  принадлежала не Ивану, а тем людям, которые правили его именем.

Затеяв коронацию, родня царя добилась для себя крупных  выгод. Бабка царя Анна с детьми получила обширные земельные владения на правах удельного княжества. Князь Михаил был объявлен ко дню коронации  конюшим, а его брат князь Юрий стал боярином.

Едва ли можно  согласиться с мнением, что коронация  Ивана IV и предшествовавшие ей казни положили конец боярскому правлению. В действительности произошла всего лишь смена боярских группировок у кормила власти. Наступил кратковременный период господства Глинских.

В глазах самого царя перемена титула была важной жизненной  вехой. Вспоминая те дни, царь писал, что он сам взялся строить свое царство и «по Божьей милости  начало было благим». Увенчанный царским  титулом, Иван IV явился перед своими подданными в роли преемника римских кесарей и помазанника Божьего на земле.

Государь недолго  тешился блеском без труда  приобретенного могущества. Жизнь вскоре преподала ему жестокий урок. Питомец  дворцовых теремов плохо знал свой народ. Он видел испуганных людей, когда для потехи топтал лошадьми рыночную толпу, видел радостные  лица в торжественные праздники. Но у покоренного народа было и  другое лицо. Вскоре царю довелось увидеть  и его.

Мятеж в  Москве

Невзирая на боярские распри и «безначалие», первая половина XVI в. была самым благополучным для русских крестьян временем. Расцвет деревни постепенно подготовлял почву для подъема государства. Крестьяне отвоевывали под пашню землю у леса и ставили починки (новые деревни), медленно продвигаясь на юг, в черноземную полосу. Неурожаи случались часто, но они не захватывали всю страну разом и не имели катастрофических последствий.

Численность городского населения была невелика. Но города переживали расцвет. Государство не вело крупных войн, а потому налоговое  бремя было сравнительно легким.

Приход к власти Глинских едва ли мог изменить ситуацию. Однако современники утверждали, будто  их правление ознаменовалось всевозможными  бесчинствами. Родня царя долгое время  была не у дел и теперь старалась  наверстать упущенное. В короткое время  Глинские успели снискать общую ненависть. Как повествует летописец, в царствующем  граде Москве и по всей стране умножились неправды и насилия от вельмож, судивших неправедно по мзде и облагавших население  тяжкими данями. Слуги Глинских вели себя в столице как в завоеванном  городе. «Черным людям» от них было «насильство и грабеж».

Собственно, новые  временщики были не хуже прежних боярских правительств. Но Глинские шли к  власти напролом и восстановили против себя всю знать. Из-за этого положение  их было очень шатким.

В жаркие летние месяцы 1547 г. в Москве произошли крупные пожары, ускорившие развязку. От огня пострадало множество дворов и церквей. Выгорел Кремль, пострадали городские укрепления. В огне погибли 1700 человек. Митрополит чудом спасся из горящего Кремля, но получил сильные ушибы, когда его на веревках спускали с крепостной стены. Иван поспешил навестить Макария. Его сопровождали бояре Иван Петрович Федоров, вернувшийся из ссылки, и князь Федор Скопин-Шуйский. В присутствии митрополита Федоров сообщил государю о смутной молве. В столице толковали, что «яко волхованием… вся Москва погоре». В колдовстве народ винил Глинских. Но об этом боярин умолчал.

Четыре дня бояре  вели розыск виновников «поджога» Москвы. Волнения в столице усиливались  изо дня в день, и власти выслали  из Кремля для объяснения с народом  бояр Федорова, Скопина и Юрия Темкина, а также Григория Романова. Они  «начаша въпрашати: кто зажигал  Москву?». Вопрос был рискованным, но бояре вовсе не собирались щадить своих недругов. Они знали, о чем  толковала толпа, и, надо полагать, сами способствовали распространению зловещих слухов.

Вопрос о виновниках неслыханного бедствия пал на подготовленную почву. В толпе выкрикнули имя  Анны Глинской и ее детей. События  приобрели Неожиданный оборот. Боярин Юрий Глинский, узнав о наветах  толпы, поспешил укрыться в Успенском  соборе, где шло богослужение. По некоторым сведениям, мятежники  захватили дядю царя на глазах у  Ивана IV. Затем полумертвого боярина вытащили на площадь и добили каменьями.

Иван IV подробно описал мятеж в приписках на полях официальной летописи. По его словам, чернь напустилась на царскую родню «того ради, что в те поры Глинские у государя в приближение и в жалование». Если верить Грозному, бояре сами спровоцировали мятеж против правителя Михаила Глинского и его братьев.

В столице произошли  уличные беспорядки. Чернь разграбила дворы Глинских, перебила их вооруженных  слуг «бесчисленно», а заодно уездных  детей боярских из Северской Украины, ошибочно приняв их за людей правителя. Царю пришлось «утещи» со всем двором в подмосковное село Воробьево. Но село оказалось для царской семьи  ненадежным убежищем. На третий день мятежа московский палач скликал на площадь огромную толпу. Погорельцы громко кричали, что Москву «попали колдовством», что виною всему бабка царя «волхова» Анна: она вынимала из людей сердца, мочила их в воде и той водой, летая сорокой, кропила город. Разъяренная толпа «скопом» двинулась в Воробьево, чтобы разделаться с ненавистными временщиками. Появление толпы повергло царя в ужас. По словам Ивана, его жизни грозила опасность, «изменники наустили народ и нас убити». Боярам с трудом удалось успокоить чернь и убедить людей, что Глинских в Воробьеве нет. Вооруженная толпа беспрепятственно вернулась в столицу.

В бунте участвовали  как низы — «черные люди», так  и дети боярские и московские —  «лучшие люди» (так называли богатых  горожан). В конце концов волнение улеглось, и власти овладели положением в столице. Московские события показали царю Ивану поразительное несоответствие между его представлениями о своих возможностях и подлинным положением дел. С одной стороны, царю внушали, что его власть самодержавна и идет от Бога. С другой стороны, первые же шаги самостоятельного травления поставили его лицом к лицу с бунтующим народом, поднявшим руку на царскую семью. Не раз безнаказанно посягавший на чужую жизнь, Иван впервые должен был всерьез задуматься о собственном спасении и спасении близких людей.

Мятеж в Москве привел к отстранению Глинских от власти. На свадьбе Ивана IV в феврале 1547 г. Глинские играли самую видную роль. На свадьбу брата царя Юрия 3 ноября они не были приглашены. На третий день после свадьбы Юрия князья Михаил Глинский и Иван Пронский побежали в Литву. Прошло четыре месяца со времени убийства Юрия Глинского. За это время конюший Михаил Глинский должен был убедиться, что править государством без поддержки Боярской думы невозможно. Царю Ивану недоставало власти, чтобы заступиться за Глинских.

Дума своевременно узнала о побеге двух видных бояр. Вдогонку был немедленно отправлен боярин князь Петр Шуйский, недруг Глинских. В последующей истории много  неясного. Беглецы направились к  литовскому рубежу из своих ржевских вотчин. До Литвы было рукой подать, но они все же не пересекли границу. Шуйский с дворянами догнал их в великих тесных и непроходимых местах. Вместо того чтобы продолжать путь, бояре отправились в Москву, намереваясь первыми явиться к царю с повинной. Их оправдания сводились к тому, что они поехали молиться к Пречистой на Оковец, но съехали в сторону (границы), не зная дороги. Михаилу Глинскому не удалось пробраться во дворец. Он был перехвачен Шуйским на пути к Кремлю и арестован.

Дума произвела  розыск и признала дядю царя виновным. Отъезд за рубеж считался тяжким государственным  преступлением. Но благодаря ходатайству  митрополита и заступничеству Ивана  опальные избежали тюрьмы. Однако дума отняла у Михаила Глинского титул  конюшего.

Почин

Правительство Глинских пало, и с его падением закончилась  целая полоса политического развития Русского государства, известная под  названием «боярское правление». Правители могли бы справиться с  кризисом, если бы располагали прочной  поддержкой находившихся в столице  дворян и посадских верхов. Восстание  обнаружило непрочность их власти в  обстановке недовольства, охватившего  не только низы, но и верхи. Властям  пришлось задуматься над тем, как  покончить с дворянским оскудением. Уступки дворянству оказались неизбежны. Обнажившийся социальный антагонизм ошеломил власть имущих, на время ослабил  боярские распри и во многом определил  характер последующих реформ.

В ходе объединения  русских земель власть московских государей  чрезвычайно усилилась, но не стала  неограниченной. Монарх делил власть с аристократией. «Царь указал, а  бояре приговорили» — по этой формуле  принимались законы, решались вопросы  войны и мира. Через Боярскую думу знать распоряжалась делами в  центре. Она контролировала также  и все местное управление. Бояре  получали в «кормление» крупнейшие города и уезды страны.

Название «кормление»  соответствовало действительности: областные управители собирали пошлины  в свой карман, то есть в буквальном смысле кормились за счет населения. Система кормлений была одним  из самых архаических институтов XVI в.

Боярская аристократия старалась оградить свои привилегии с помощью местнических порядков. В соответствии с этими порядками  служебные назначения определялись не пригодностью и опытностью человека, а его «отчеством» (знатностью) и  положением родни (отца, деда и прочих «сродников»). Местничество разобщало знать на соперничавшие кланы и вместе с тем закрепляло за узким кругом знатнейших семей исключительное право на замещение высших постов.

Знать ревниво оберегала  традиции. Но распри и злоупотребления  боярских клик в период малолетства  Ивана скомпрометировали старый порядок вещей и сделали неизбежной более энергичную перестройку системы  управления на новых началах.

Исключительное  влияние на развитие монархии в XVI в. оказали перемены в структуре господствующего сословия. Старое боярство периода раздробленности, не расчлененное на чины, уступило место дворянскому служилому сословию. Наименование «бояре» сохранили за собой лишь родовитая аристократия, крупные землевладельцы, входившие в думу.

Великим князьям  московским издавна служили как  слуги вольные, так и слуги  «под дворским», великокняжеские холопы. От слуг «под дворским» произошло  название «дворяне». В состав благородного российского дворянства вошли как  великокняжеские холопы, так и  некоторое число боярских холопов  из состава распущенных боярских свит.

Московское правящее боярство сохраняло в своих руках  огромные вотчинные богатства, которые  и были основой его политического  могущества. Совсем в ином положении  находилась масса провинциальных детей  боярских — мелких землевладельцев, для которых поместье (условное держание) стало основной формой земельного обеспечения. В лице дворян-помещиков монархия приобрела наиболее глубокую и прочную  опору.

Перемены ранее  всего сказались на войске. Объединения  княжеских и боярских дружин уступили место единому поместному ополчению. В рядах дворянского ополчения  насчитывалось несколько десятков тысяч средних и мелких землевладельцев.

Значение дворянской прослойки настолько возросло, что  с ее требованиями должна была считаться  любая боярская группировка, стоявшая у кормила власти. По временам доверенные лица великого князя из числа детей  боярских получали думный чин и входили  в состав Боярской думы. Однако в  целом влияние дворянства на дела управления совершенно не соответствовало  его удельному весу. Боярская дума представляла почти исключительно  одну только знать. Местнические порядки  прочно закрывали дворянам путь к  высшим государственным постам. Дворянство не желало мириться с таким положением дел и требовало привести систему  управления в соответствие с новыми историческими условиями.

Московское восстание 1547 г. создало благоприятные возможности для выхода дворянства на политическую арену. Именно после восстания впервые прозвучал голос дворянских публицистов, и представителям дворянства был открыт доступ на сословные совещания, или соборы, получившие позже наименование Земских соборов. Дворянские публицисты выдвинули проекты всестороннего преобразования государственного строя России. Поток преобразовательных идей в конце концов увлек молодого царя.

В формировании мировоззрения  Ивана, как полагают, большую роль сыграл митрополит Макарий, «по чину»  занявший место наставника царя. Высокообразованный человек, но посредственный писатель, Макарий обладал качеством, которое помогло ему пережить все боярские правительства и в течение 20 лет пользоваться милостями Ивана. Он старался сообразовать свои действия с запросами светской власти и выступал глашатаем «самодержавия». Глава церкви венчал «на царство» Ивана и придал новый блеск сильно потускневшей в годы боярского правления идее «богоизбранности» русских самодержцев. Глава церкви внес большой вклад в разработку идеологии самодержавия, которая была прежде уделом книжников, а затем получила практическое осуществление в деяниях Грозного.