Иван Грозный

Сходство неполной фразы о Боге-мздовоздателе в  «Плаче» Исайи и «Послании» Курбского  царю носило скорее всего случайный характер и объяснялось тем, что оба писателя были православными начетчиками.

Совершенно иной характер носят совпадения в тексте «Послания» Курбского и «Жалобы» Исайи. Наличие комбинации из пяти фраз и фрагментов, а равно наличие  важной биографической информации в  сходных местах исключают случайное  совпадение. Один из писателей явно заимствовал текст у другого.

Э. Кинан полагает, что Исайя написал «Жалобу» в 1566 г. Анализ переписки Исайи обнаруживает ошибочность такой датировки.

Письма Исайи (пять текстов) отложились в рукописном сборнике, который хранится в Государственной  Публичной библиотеке в Петербурге. Названные тексты располагаются  в сборнике в следующем порядке: 1) «Послание» (1567); 2) «Плач» (1566); 3) «Жалоба»; 4) «Объяснение»; 5) «Предсказание».

По словам Э. Кинана, все пять названных текстов являются отдельными произведениями, написанными в разное время, различными стилями и для различных целей.

Но это не так. Три последних отрывка — «Жалоба», «Объяснение» и «Предсказание» —  являются частями одного и того же письма. Они объединены одной темой. Эта тема — поездка Исайи в  Московию, приведшая его в тюрьму. В «Жалобе» Исайя объяснял причины  своей опалы в Московской земле. В «Объяснении» доказывал, будто  он поехал на Русь за церковными книгами и его поездка имела благочестивые цели. В «Предсказании» монах утверждал, что еще в Вильнюсе ему предсказали беды, случившиеся с ним в Москве. Три фрагмента написаны как бы по единому летописному плану. Первый из них начинается словами: «От Рождества Христова 1561 августа 1». Второй фрагмент просто не мог быть написан отдельно от первого, поскольку в начале его значится: «Того же року (года) 1561». Из всех трех текстов лишь первый имеет заголовок и лишь последний — концовку «Аминь!».

Итак, три текста, не разделенные в рукописи, составляют единое послание «мниха Исайи». При  каких же обстоятельствах оно  было составлено?

Миссия Исайи  в Москву преследовала культурные цели. Примерно за год до его поездки  православные магнаты Волович и  Гарабурда пытались заполучить у  московского дьяка И. Висковатого «Евангельские беседы» Иоанна Златоуста в переводе Максима Грека. Дьяк пообещал книгу, но предупредил, что для списания книги потребуется много времени. В июле 1560 г. Исайя стал готовиться к поездке в Москву. Литовские власти включили в состав его миссии «многоученого хлопца», умудренного в грамматике, который и должен был списать книгу в Москве. Но уже в июле 1560 г. некий философ предсказал Исайе печальный исход его миссии (текст «Предсказание»).

За историей текстов  скрывается история людей. На основании  переписки Исайи можно заключить, что ему предъявили очень серьезные  обвинения. Причины тридцатилетнего  пленения Исайи были таковы, что  он предпочел уклониться от любых  объяснений по существу дела. Узник  получил надежду на освобождение в конце Ливонской войны. В  марте 1584 г. он был призван во дворец, и Грозный беседовал со своим пленником в присутствии Боярской думы. По утверждению Исайи, его освобождению помешали тогда война и смерть царя. Но его слова далеки от правды. Исайя был вызван к царю, когда русско-польская война закончилась и литовско-польские представители явились в Москву с требованием об освобождении всех пленных. Грозный прожил два года после заключения мира. Но Исайя так и не был освобожден. Неизвестно, принимало ли литовское правительство какие-либо меры к вызволению Исайи до смерти Грозного. Однако едва царь умер, как литовцы предприняли энергичный демарш в Москве. В июне 1584 г. литовский посол Лев Сапега обратился к Боярской думе с особым ходатайством об Исайе и получил заверения, что ответ будет дан ему позже. 1 июля того же года посол возобновил свое ходатайство, но и на этот раз ничего не добился. Запоздалая забота литовского правительства о своем подданном так и не принесла успеха.

Литовское правительство  приступило к подготовке миссии Исайи  в то время, когда влиятельные  силы в Москве и Вильне пытались предотвратить столкновение двух государств. К лету 1561 г. стало очевидно, что эти попытки потерпели полную неудачу. Литовская армия перешла русскую границу и после пятинедельной осады захватила один из замков в русской Ливонии. В обстановке начавшейся большой войны из-за Ливонии миссия Исайи утратила какие бы то ни было шансы на успех. Тем не менее литовское правительство снабдило Исайю богатыми подарками для Грозного, многими купеческими товарами и переправило его через границу в свите греческого митрополита, направлявшегося из Константинополя в Москву. В обстановке войны Исайю должны были завернуть обратно в Литву из первой же русской пограничной крепости. Но дьякон объявил, что вышел «на государское имя» и везет почтенные дары (злато, бисер, дорогие камни) царю Ивану, и, чтобы окончательно завоевать доверие московитов, подал донос на грека митрополита. Исайя прибыл в русскую столицу в тревожное время.

15 января 1562 г. в Москве был арестован боярин князь Иван Бельский, изобличенный в изменнических связях с литовским правительством. По времени арест литовского подданного Исайи в Москве довольно точно совпал с раскрытием измены Бельского. Ранее июля 1562 г. монаха доставили в далекую Вологду, к месту наказания. Возможно, совпадение не было случайным.

Миссия Исайи  была задумана как культурно-торговое предприятие. Но она была загублена  в обстановке противоборства и войны. В феврале 1561 г. последний дипломатический агент литовского правительства покинул Москву. Спустя несколько месяцев граница окончательно закрылась из-за военных действий. Все это затруднило литовскому правительству сношения с боярской оппозицией в Москве, ввиду чего оно, по всей вероятности, и решило использовать Исайю для продолжения интриги. Примечательно, что Исайю снарядили на Русь литовские сановники Ефстафий Волович и Григорий Ходкевич. Первый из них участвовал спустя год-два в тайных переговорах с Курбским. Переговоры завершились бегством боярина в Литву. Ходкевич несколько лет спустя пытался вторично завязать сношения с Бельским. Жестокое наказание Исайи в Москве явилось, по-видимому, следствием его причастности к тайным интригам литовского правительства против царя.

Официальные литовские  власти не осмелились открыто заступиться  за своего подданного. Но они пытались завязать тайные сношения с ним после  его заточения в вологодскую  тюрьму.

В упомянутом выше рукописном сборнике вслед за тремя текстами Исайи (№ 3,4,5) помещен «Лист», адресованный Исайе.

Автор «Листа» пожелал  остаться неизвестным. Во всяком случае, он знал Исайю и рассчитывал на его доверие. Видимо, это был иноземец. «Лист» заканчивается словами: «Писано року 1562 юлия в земли Московской на Вологду». Московский человек едва ли мог сказать: «Писано в земли Московской», и он иначе датировал бы письмо: на Руси вели счет от сотворения мира, а не от Рождества Христова.

Автор «Листа» был  соотечественником Исайи. В ответе «брату» Исайя выставляет себя литовским  патриотом и верным подданным  короля. Далекую родину он называет не иначе как «Новым Израилем», «нашим великим государством Литовским», столицу Вильну — «преславным и прекраснейшим местом». Стиль Исайи становится возвышенным, когда он пишет о короле: «…в наше преславнейшее и превысочайшее государство Литовское в державу нашего преславного и великого христианского государя милостивого краля Сигизмунда Августа». Очевидно, Исайя мог писать так лишь земляку-литовцу.

Автор «Листа» сообщил  Исайе, что его посетит некий  «брат»: «И ты, Бога ради, во всяких словесах (в вопросах и ответах) прими его  яко мою душу… А яж о нас вся ти скажет». Ради сохранения секретности покровители Исайи поручили своему посланцу объясниться с ним устно.

«Лист» неизвестного к Исайе имеет исключительно  важное значение с точки зрения датировки «Послания» Исайи, включающего текст «Жалобы». Обратим внимание на следующее текстуальное совпадение в «Листе» и в «Послании»:

«Лист» (1562)

«Иже словеси  ради истинного во юзах страждущему мниху Исае».

«Послание Исайи» (без даты)

«Днесь аз в темнице, и слова ради истинного Христова во юзах яко злодеи зле стражу».

Можно ли предположить, что неизвестный литовский автор  и его адресат Исайя написали отмеченную фразу независимо друг от друга? Такое предположение следует  признать невероятным. Близкие фразы  не были трафаретной богословской цитатой. Они заключали в себе исключительно  важную биографическую информацию.

Составитель «Листа»  подсказывал Исайе единственную возможную для него линию защиты. Он обращался не к лазутчику и  шпиону, а к борцу за православную веру, незаконно посаженному в  тюрьму. В этом тезисе заключалась  единственная возможность вызволить  Исайю из тюрьмы, а также оградить от преследований «брата» в случае, если он попадет (вместе с «Листом») в руки московских властей.

Обращение литовских  покровителей звучало как своего рода пароль. Исайя повторил этот пароль в первых строках ответного письма. Линия защиты проведена через  все части письма Исайи: в «Жалобе» он сообщает, что попал в московскую тюрьму по доносу грека Иоасафа (на самом деле грек стал жертвой доноса Исайи); во второй части («Объяснении») монах клянется, что поехал в Москву с благочестивыми целями — за православными книгами.

Самым существенным является то, что «Лист» неизвестного имеет точную дату — июль 1562 года. На границах шла кровопролитная война. Исайя не мог медлить с ответом. Он должен был написать ответное послание сразу после получения «Листа», датированного 1562 г. Если бы прибывший в Вологду лазутчик уехал с пустыми руками, Исайя лишился бы возможности передать ответ своим литовским покровителям.

Исайя принадлежал  к тому же кругу ревнителей православия  в Литве, к которому принадлежали и русские эмигранты Тетерин, Сарыхозин, позже Курбский. Литовские  власти использовали услуги этих лиц  для тайных сношений со своими сторонниками в России. Понятно, что письмо Исайи  должно было попасть в их руки, после  чего с ним познакомился Курбский.

Итак, парадокс Курбского  получает простейшее объяснение. Исайя  получил «Лист» в 1562 г. и тотчас же ответил на обращение своих литовских покровителей. Курбский сделал заимствования из письма Исайи в 1564 г.

Спор о переписке  Грозного продолжался несколько  лет. В ходе дискуссии были опубликованы три монографии и множество статей. Их авторами были ученые самых различных  школ и направлений. В конце концов гипотеза Э. Кинана была отвергнута мировой наукой. Спор завершен. Подлинность сочинений Грозного и Курбского не вызывает более сомнений.

Грозный обладал  качествами, редкими для людей  его положения. В критических  для себя условиях он не раз откладывал в сторону меч, чтобы словом вразумить своих строптивых подданных.

Измена  Курбского

В Боярской думе заседали не одни только царские недоброжелатели. Многие бояре пользовались доверием царя, а некоторые, например Курбский, были его личными друзьями. События, последовавшие за полоцким походом, омрачили дружбу Ивана с князем Андреем  Курбским. Царя, по его словам, уязвило  «согласие» князя с изменниками, и он подверг воеводу «малому  наказанию», отправив его в крепость Юрьев в качестве наместника Ливонии.

Только что закончился полоцкий поход, в котором Курбский выполнял почетное поручение. Он командовал авангардом армии — сторожевым полком. (Обычно на этот пост назначали лучших боевых командиров.) Курбский находился  на самых опасных участках: он руководил  осадными работами у стен неприятельского  острога. После завоевания Полоцка  победоносная рать вернулась в столицу, ее ждал триумф. Высшие офицеры могли  рассчитывать на награды и отдых. Но Курбский лишен был всего этого. Царь приказал ему ехать в Юрьев  и дал на сборы менее месяца. Всем памятно было, что Юрьев послужил местом ссылки «правителя» Алексея  Адашева.

По прибытии в  Юрьев Курбский обратился к своим  друзьям — печерским монахам  — с такими словами: «Многажды  много вам челом бью, помолитеся обо мне, окаянном, понеже паки напасти  и беды от Вавилона на нас кипети многи начинают». Чтобы понять заключенную  в словах Курбского аллегорию, надо знать, что Вавилоном называли тогда  царскую власть. Почему Курбский ждал от царя новых для себя неприятностей? Вспомним, что в это самое время  Грозный занялся расследованием дела о заговоре князя Владимира  Андреевича, которому Курбский доводился  родней. Розыск скомпрометировал юрьевского воеводу. Царские послы впоследствии заявили в Литве, что Курбский изменил царю задолго до побега, в то самое время, когда он «подыскивал под государем нашим государьства, а хотел видети на государстве князя Володимера Ондреевича, а за князем Володимером Ондреевичем была его сестра двоюродная, а княж Володимерово дело Ондреевича потому же как было у вас (в Литве) дело Швидригайлу с Ягайлом».

Курбский пробыл в Юрьеве год, 30 апреля 1564 г. он бежал в Литву. Под покровом ночи он спустился по веревке с высокой крепостной стены и с несколькими верными слугами ускакал в Вольмар. В Юрьеве осталась жена Курбского. В спешке беглец бросил почти все свое имущество: воинские доспехи и книги, которыми он очень дорожил. Причиной спешки было то, что московские друзья тайно предупредили боярина о грозящей ему царской опале. Сам Грозный подтвердил основательность опасений Курбского. Его послы сообщили литовскому двору о том, что царь проведал об «изменных» делах Курбского и хотел бы его наказать, но тот убежал за рубеж. Позже в беседе с польским послом Грозный признался, что намерен был убавить Курбскому почестей и отобрать «места» (земельные владения), но при этом клялся царским словом, что вовсе не думал предать его смерти. В письме Курбскому, написанном сразу после побега князя, Иван IV не был столь откровенен. В самых резких выражениях он упрекал беглого боярина за то, что тот поверил наветам лжедрузей и «утек» за рубеж «единого ради (царского) малого слова гневна». Царь Иван IV кривил душой, но и сам он не знал всей правды о бегстве бывшего друга. Обстоятельства отъезда Курбского не выяснены полностью и по сей день. Историки не могут ответить на многие вопросы, коль скоро речь заходит об этом сюжете.