История деревянного зодчества

И церковь в Рослякове  заслуживает внимания.

Самая древняя и самая  интересная ее часть -- центральный столп, рубленный «восьмериком на четверике» и крытый невысоким шатром. Замечательно то, что при перестройке памятника поверх старого шатра был поставлен новый. Удивительное явление! На память приходит маленькая Лазаревская церковь, которая до перевозки в Кижи скрывалась под другой, более значительной по своим размерам церковью. А сам Муромский монастырь, где стояла церковь, находился сравнительно недалеко от Пудожа, в Обонежье.

Столь заботливое и бережное отношение старых мастеров-плотников, строивших деревянные храмы, можно  объяснить лишь одной--единственной причиной: их приверженностью к старине. Однако приверженность эта не была бессознательно-слепой, мол, лишь бы старое. Нет, они глубоко понимали, а потому и чтили мудрость былого; понимали ее образное преломление в архитектурных  и конструктивных формах древнерусских  деревянных построек; умели читать мысли, заложенные в них.

Музей-заповедник "Кижи"

Поначалу этот музей возник на небольшом безлесном и почти  пустынном острове Кижи на Онежском озере. А когда-то здесь было обширное поселение, именуемое в новгородских писцовых книгах "Спасский Кижский  погост". Кижский-от названия острова, а Спасский-от названия церкви на погосте  острова.

Само слово "погост" говорит о значительности поселения. Так в старину называли не только довольно крупную административно-территориальную  единицу, состоявшую из нескольких волостей, со множеством сел, деревень, выставок и починков, но и ее главное поселение, служившее административным центром.

Здесь жили представители  светской и церковной власти, стоял  стрелецкий гарнизон; здесь происходили  народные сходы, ярмарки, церковные  и другие празднества. Сотни крестьян из окрестных волостей съезжались сюда на лодках и заполняли губную избу, толпились в трапезных церквей и под крыльцом, шумели в лавках и питейных заведениях, до отказа наполняли "дворы на приезд". Здесь были приказы и суды, лавки и ремесленные мастерские, амбары и склады, церкви и школы-одним словом, на погосте сосредоточивалась вся духовная, культурная, экономическая и политическая жизнь округа.

В писцовой книге московского  дьяка Андрея Плещеева о заонежских погостах 1582-1583 гг. сказано: "Погост Спасский в Кижах на Онеге озере. А на погосте церковь Преображенье Спасово, а другая церковь Покров Святии Богородицы"". Какие они  были-нам неизвестно. Уже значительно позднее, в переписи 1616 г., упоминается, что "верх у Спаса Преображенского шатровый", а относительно Покровской церкви говорится лишь, что она была "теплой".

Преображенская церковь, но уже не шатровая, а многоглавая, была возведена здесь в 1714 году, в  самый разгар Северной войны, когда  Россия прочно утверждалась на берегах  Балтики и становилась мощной морской державой, когда пали крепости Гельсингфорс, Або и Ваза и по всей России гремели салюты в честь  победы русского флота при Гангуте, когда уже предопределился благоприятный  исход Северной войны.

Вот в этой-то атмосфере  возник величественный образ двадцатидвухглавой Преображенской церкви, звучащий как  торжественный гимн героическому русскому народу в честь его исторической победы.

Не случайно старинное  предание прямо связывает строительство  Преображенской церкви с личностью  Петра 1: "Петр Первый, путешествуя из Повенца Онежским озером, остановился у Рижского острова, заметил множество срубленного леса и, узнав о постройке, собственноручно начертил план. Так ли это было, нет ли-трудно сказать. Но в каждом предании есть доля исторической правды. В представлении народа сам факт сооружения Преображенской церкви и ее идейно-художественный образ связывались, почти ассоциировались с личностью Великого Петра, с новой эпохой в истории Русского государства.

Праздничная, жизнерадостная нарядность, эпическая мощь и былинная приверженность земной красоте - таков  образный строй памятника.

Несмотря на кажущуюся  сложность композиции церкви, ее план и объемно-пространственная схема  предельно просты и лаконичны. В  их основе лежит традиционная схема  восьмерика с четырьмя прирубами. Она  имеет такие же глубокие корни  в русском деревянном зодчестве, как и многоглавие.

В архитектуре Преображенской церкви эстетика и практическая целесообразность проступают едва ли не в каждой детали. В ярусах глав и бочек, образующих стройную декоративно-конструктивную систему; в живописной скульптурной пластике открытого бревенчатого сруба; в большой выразительности косящатых оконных и дверных проемов; в правдивой красоте и убедительной силе мощных кронштейнов, несущих крыльцо; в упругой, построенной на тонких контрастах, резьбе столбов, поддерживающих кровлю крыльца, и в характерной, мастерски прорисованной форме водосливов на кровле.

Анализ работы основных несущих  конструкций церкви с оконными и  дверными проемами и системой жестких  пространственных связей внутри здания открывает перед нами все новые  и новые достижения строительной мудрости, накопленной веками и основанной на предельном знании всех возможностей дерева как строительного материала.

При реставрации Преображенской церкви для покрытия ее глав и бочек  было изготовлено тридцать тысяч  осиновых лемешин. Большая их часть  дополнительно подтесывалась при  укладке, ибо деревянные кровли куполов  делаются из лемеха, имеющего в основном только один какой-либо размер. Для  нижней части купола, расширяющейся  кверху, лемешины подтесываются по кромкам снизу; для средней части  они остаются такими, какими были заготовлены, а в верхней, сужающейся части  купола они снова подтесываются  по краям, но уже сверху. Поэтому  в сужающейся части главы стыки  вышележащих лемешин не совпадают с осями нижележащих и располагаются довольно свободно, но, разумеется, так, что эти стыки перекрываются верхними лемешинами.

Рядом с Преображенской церковью, как обычно на северных погостах, стоит  зимняя теплая Покровская церковь. Она  более утилитарна, менее величава в сравнении с летней. Построенная на полвека позже Преображенской церкви, она несет в своей архитектуре первые черты стилистического изменения народного деревянного зодчества. Все ее помещения-сени, трапезная, четверик и алтарь-имеют одинаковую ширину и в плане образуют вытянутый прямоугольник с двумя срезанными углами. Уже сам по себе план выявляет канонизацию всех частей церковного здания и подчинение их задачам культа.

В храме традиционного  типа, к которому относится Покровская церковь, помещение трапезной было самым большим и превышало  по площади собственно церковь в  два-три раза, а иногда и больше. Если в XV-XVI веках трапезные встречались  в церквах как исключение, то с  начала XVII века, когда по всей России оживилась земская деятельность и окрепло местное самоуправление, они становятся почти обязательной составной частью зимних церквей. А сами трапезные превращаются в своеобразные центры мирской жизни многих погостов.

По своему назначению трапезная  при северных церквах была гражданским  помещением и служила главным  образом для нужд населения погоста. Была местом мирской сходки-суёма, на котором жители погоста и входящих в его состав сел и деревень решали свои насущные житейские дела. Здесь происходили судебные разбирательства, оглашались царские и воеводские указы, принимали подати, заключали  торговые сделки, выбирали должностных  лиц и т. п. Здесь же, у крыльца  церкви, публично наказывали провинившихся. Не было дня, чтобы здесь не толпился любопытствующий народ.

Против мирского использования  трапезных боролась официальная  церковь. Но вековые традиции народного  зодчества продолжали жить. Так произошло  и с трапезной Покровской церкви: она сохранилась, но размеры ее уже  невелики, потому что ко времени  постройки церкви изменилась основная функция, в которой уже не осталось места для трапезной как общественного  центра всего погоста.

И все же Покровская церковь-один из лучших памятников народного деревянного зодчества Русского Севера.

Были нужны безупречный  вкус и творческая дерзость, чтобы  заменить традиционный шатер "букетом" из девяти глав, чтобы так удачно найти верное решение трудной  задачи: что же поставить рядом  с фантастическим многоглавием Преображения? Соперничать ли с ним или стремиться его превзойти? Подражать ли ему? Идти по пути резких контрастов или единозвучия форм? Эта задача была решена строителями. Покровская церковь прочно вошла в архитектурный ансамбль погоста, хотя образный лад ее звучания совсем иной в сравнении с Преображенской.

Многоглавие этого памятника  уникально. Его купола отличаются особой выразительностью, утонченными пропорциями, тонкими, изысканными профилями  всех контуров, в то же время они  достаточно скромны, чтобы не затенять величие церкви Преображения.

Архитектурный ансамбль Рижского погоста был бы неполным без шатровой колокольни, стоящей отдельно между  Преображенской и Покровской церквами.

Это самое позднее сооружение ансамбля, возведенное в 1874 году, когда  пора расцвета народного деревянного  зодчества уже миновала. Новая  колокольня была поставлена на месте  старой шатровой колокольни и в какой-то мере создавалась по ее подобию. Архитектура  нынешней колокольни далека от традиций народного зодчества. Но постройка  ценна тем, что хотя бы приближенно  воспроизводит формы старой шатровой колокольни и восполняет традиционную часть ансамбля, типичную для архитектуры  северных погостов.

Обе кижские церкви, колокольня и кладбище были окружены бревенчатой  оградой. Но до наших дней она не дошла; сохранился только каменный фундамент, на котором уже в значительно  более позднее время выросла  новая ограда, сложенная из валунов. А ныне существующая сделана в  середине пятидесятых годов при  реставрации всех памятников архитектуры  Рижского погоста.

Ее прообразом послужила  весьма древняя ограда, чудом уцелевшая  в одном из отдаленных уголков  Онежского края - на Водлозерском Ильинском  погосте. Возрожденная в Кижах, она  не только способствует лучшему сохранению всего Рижского ансамбля, но и восполняет его неотъемлемую часть, опоясывая  обе церкви и колокольню бревенчатым  срубом и объединяя их в целостную  архитектурно-пространственную композицию. И, может быть, самое удивительное в этой композиции то, что она  создавалась разновременно, не по воле одного зодчего, а на протяжении более  чем ста пятидесяти лет!

Три часовни и маленькая  Лазаревская церковь, тоже ставшие  экспонатами музея, построены намного  раньше гражданских зданий, собранных  в Кижах.

Лазаревская церковь перевезена сюда из Муромского монастыря, построенного новгородцами на юго-восточном берегу Онежского озера в самом конце XIV столетия. Памятник столь мал, что  его можно назвать архитектурной  миниатюрой.

В 1867 году, при перестройке  Муромского монастыря, Лазаревская  церковь была заключена внутрь нового большого храма, утратив при этом свой западный придел. В Рижском  музее-заповеднике памятник полностью  воссоздан.

В 1867 году, при перестройке  Муромского монастыря, Лазаревская  церковь была заключена внутрь нового большого храма, утратив при этом свой западный придел. В Рижском  музее-заповеднике памятник полностью  воссоздан.

К приемам, свойственным раннему  деревянному зодчеству, можно отнести, например, способ рубки углов в  простую "чашу" без "потайного  зуба" и без поперечного выступа, препятствующего продольному сдвигу бревен в стенах, при котором продольный паз выбирается не в верхнем, а  в нижнем бревне; отсутствие потолков в алтаре; свободно, непринужденно  нарисованные очертания угловых  столиков и т. д.

Если конструктивные приемы, примененные при строительстве  Лазаревской церкви, кажутся несколько  примитивными, то этого никак нельзя сказать о ее художественной выразительности. Зодчий в полной мере владел искусством создавать красивое простыми средствами.

Пропорции, размещение проемов  и сама поверхность рубленых стен сделали эту небольшую постройку  монументальной, а выразительные  концы кровельного теса и лемеха наделили изяществом.

Для северных деревень характерна и другая разновидность культовых  зданий - часовни. В отличие от церквей  в них нет алтаря, да и размеры  обычно невелики. Впрочем, некоторые  памятники являли собой довольно крупные сооружения. Пример тому - часовня  из деревни Кавгора. Ее стройная шатровая звонница, устремленная ввысь, безраздельно господствовала во всей архитектурно-пространственной среде поселения и служила  его композиционным центром. Как  и многие другие часовни бывшего  Олонецкого края, она датируется XVII-XVIII веками, отражающими два этапа  ее строительства и две стадии формирования ее архитектурного образа.

Часовни из деревень Лелик-озеро  и Вигово, перевезенные в Кижи, и  те, что сохранились вблизи музея  на своих исконных местах - в деревнях Корба, Воробьи, Подъельники, Волкостров, Васильеве, Усть-Яндома, однотипны. И тем не менее они совершенно непохожие и каждая интересна по-своему. Своеобразие их облика отвечало неповторимости окружения природного архитектурного. Так, в деревне, состоящей всего из двух-трех домов, часовня была поставлена чуть поодаль от жилья, на совершенно открытом и голом месте. Например, в деревне Васильеве на самом Кижском острове.

В другой деревеньке часовня  стоит совсем рядом с густой и  темной еловой рощей и так, что  ее стройный шатер издали не отличить от елки. Так "вросла" в пейзаж часовня в деревне Корба, до которой  километра четыре от Кижей. Столь  же неповторимо срослись с родной землей часовни в деревне Воробьи  на Большом Клименецком острове  и в Усть-Яндоме.

При всей однотипности кижских  часовен диапазон их архитектурно-композиционных различий широк. В одной из них  западный придел подобен небольшому тамбуру, как в Подъельниках, в  другой, напротив, он развит до масштаба трапезной, намного превышающей  площадь самой часовни, как сделано  в Васильеве. В этой часовне колокольня имеет второстепенный характер, а  в Кавгоре или в Усть-Яндоме она перерастает в основную архитектурную  форму здания, подчиняя себе всю  его композицию и определяя его  художественный образ.