О специфике философского мировоззрения

Нужно также иметь в виду, что жизнь человека не всегда протекает на уровне целеполагания и реализации целей. Человек может совершать целесообразные действия, минуя стадию целеполагания, чисто инстинктивно, безотчетно. Например, потребность в отдыхе, сне может “реализоваться” в виде цели (поисков ночлега и т. п.) или непосредственно — человек незаметно для себя уснул в метро. Или такой пример: когда человек случайно касается рукой горячего предмета, то он отдергивает ее — здесь совершено целесообразное действие, но нет целеполагания и сознательного стремления к цели.

Когда возникает необходимость целеполагания? Вероятно тогда, когда между потребностью и ее удовлетворением имеется какое-то препятствие (не очень большое, но и не очень маленькое) или для удовлетворения потребности нужно совершить сложные ориентировочные действия.

Смысл и цель жизни, а также смерть как тайна человеческого бытия.

«Абсурдно, что мы рождаемся, и абсурдно, что мы умираем».

Ж. – П. Сартр.

Человек - это прежде всего живое существо. Для того, чтобы выявить специфику человеческой жизни среди других организмов, нужно определить, что такое жизнь, в чем ее сущность и своеобразие. Люди с давних пор пытались постигнуть тайну жизни. Уже древние мыслители в явлениях жизни усматривали нечто существенное отличающее их от явлений неживой природы. Так Аристотель, понимая живое существо как единство материи и формы, тела и души, главным признаком жизни считал способность к самостоятельному движению. Но в связи с тем, что материя сама по себе, по его мнению неспособна к движению, то жизненной силой, которая движет и направляет тело в его развитии, как он думал, является душа и форма. 

Люди не умеющие, ценить свое существование, считают жизнь однообразной  и постоянно озабочены тем как бы «убить время». И этим они обесценивают свою жизнь. Но есть и другая крайность – вечный поиск смысла жизни. Такой человек «философствует» впустую, и в конце концов приходит к выводу о бессмысленности существования, так как постичь его смысл он не в состоянии.

На земле человек - единственное существо, которому дарованы способность практической деятельности, сила созидания и т.п. Людям необходимо понять смысл жизни, найти в жизни свое место и открыть наилучшие пути преобразования бытия. Определиться желательно и с целями существования. Эти цели и придают жизни определенный смысл, вселяют в сердца людей надежду на будущее. Осмысление жизни рождает в человеке силу, способную перестроить мир, и у него возникает желание создать рай не на небесах, а на земле. Вопросы о смысле, цели и ценности жизни имеют не только теоретическое, но и практическое значение.

Проблема смысла жизни по словам Г. Гейне, стала «проклятым» вопросом философии и истории. «До сих пор, - писал Ф. Энгельс, - вопрос всегда гласил : Что есть бог? - и немецкая философия решила его так: бог есть человек. Человек лишь должен познать себя самого, сделать себя самого мерилом всех жизненных отношений, дать им оценку сообразно своей сущности, устроить мир истинно по человечески, согласно требованиям своей природы, - и тогда загадка нашего времени будет им разрешена. Истину следует искать не в призрачных потусторонних областях, не вне времени и пространства, не в каком-то «боге», якобы пребывающем внутри мира или противопоставленном ему, а гораздо ближе в собственной груди человека. Собственная сущность человека много величественнее и возвышеннее чем воображаемая сущность всех возможных «богов», которые ведь представляют собой лишь более или менее неясное и искаженное отображение самого человека».  Таким образом, во главе угла все-таки человек, и ищут философы на протяжении столетий не смысл какого-то абстрактного бытия, а именно смысл жизни человека.

Но если спросить любого человека, в чем он видит смысл жизни, большинство, наверное, ответят, что хотят быть счастливыми. Но ведь понятие счастья настолько субъективно! Для одних «счастье – это когда тебя понимают», для других – материальный достаток, для третьих счастье, что живы и здоровы близкие, и т.д.  И невозможно определить абсолютное понятие счастья (читай – смысла жизни). Кроме того, любое ощущение счастья способен притупить страх смерти. «Положим, ты бы никогда и не умер, но тогда всякое счастие теряет свой смысл. Ты счастлив – но желал быть более счастливее,  а следовательно счастие твое неполное, хоть и бессмертен ты, а все – же несчастлив» . Поэтому каждый хотел бы иметь такое «счастие», чтобы не бояться смерти, не бояться болезни не знать ни нищеты не зависти ни еще какой – либо актуальной заботы? А вот это и есть жизнь райская, жизнь полная радости нескончаемой, которая никогда не может убавиться, но всегда, во веки веков будет одна и та же, полная, совершенная. Человеческая душа устроена так, что ничем не может насытиться, а только Богом.

Итак, именно конечность земного существования заставляет размышлять о смысле жизни, о предназначении человека. Кошмар смерти всегда преследовал людей. Он порождал специфические представления о трагизме жизни.  «Смерть не имеет образа, - говорит байроновский Люцифер, - но всё, что носит вид земных существ, поглотит». Конечность человеческого существования неотвратимо ставит вопрос о смысле земного удела, о предназначенности жизни. Несомненно, проблема смерти относится к числу фундаментальных, затрагивает предельные основы бытия…

Однако в нашей культуре эта тема до недавнего времени была запретной. В тоталитарном обществе, где в пыточных подвалах и огненных печах исчезали миллионы людей, не смолкала здравица жизни. Само понимание смерти в общественном сознании в условиях тоталитаризма обретало скорее языческий, нежели христианский, смысл. Сейчас тема смерти перестала быть запретной  и всё чаще занимает умы философов, культурологов, психологов. Но при этом учёные и публицисты говорят о том, что чтобы дополнить изучение традиционных проблем (человеческое существование, свобода) ещё одной темой (темой смерти), как бы замыкающей множество других.

Тема смерти отнюдь не заурядная. Это фундаментальная проблема бытия. Прав был Артур Шопенгауэр, который считал, что наша жизнь заключает в себе все ужасы, трагедии, а смерть рождает философию…Что такое смерть? Правда ли, что, как полагал байроновский Люцифер, только она даёт высшее познание? Действительно ли человек много раз является на землю в различных облачениях? Человечество с момента становления и до современности пытается проникнуть в тайну смерти  как явления биологического, приблизиться  к решению вопроса человеческом бессмертии. Однако, на протяжение веков эта вечная тема остаётся открытой, и именно по этому она привлекает мыслителей, заставляя вновь искать ответ на вопрос: смерть – это трагедия или естественная необходимость?

Наряду с классическими исследованиями темы смысла бытия и смерти, принадлежащими истории философской мысли (Платон, Августин, Кьеркегор, Шопенгауэр, Ницше, Шпенглер, Фрейд, Хайдеггер, Бумаков, Карсавин и др.) высокий статус приобретают современные поиски, в которых проблема смерти, Апокалипсиса, анализируется в контексте современной социокультурной ситуации. Именно к такого рода трудам относятся работы зарубежных теоретиков: Ф. Арьеса, Ж. Бодрийяра, М. Вовелля, М. Фуко и др.; отечественных философов: П.С. Гуревича, В.А. Подорога, М.К. Мамардашвили и др.

Обращающаяся к теме смерти философская мысль ХХ века в большинстве случаев разделяет и исходит из шопенгауэровско-ницшанской идеи превосходства смерти над жизнью. Но философия, например, Сёрена Кьеркегора принципиально вступилась за смерть, как онтологическое основание человеческого бытия. Нейтрализуя действие смерти в сфере чистого и непрерывного мыслительного опыта, классический философ практически «сдаёт» смерти территорию жизни, где она обретает неограниченные полномочия. Авраам на горе Мориа, занося нож на единственного сына своего Иакова, переживает состояние смерти, своей микросмерти как существа, тем самым совершая прыжок через абсурд в абсолютную веру. Событие микросмерти при этом открывает опыт утраты трансцендентального эго. Действие собственной смерти невозможно представить, о ней невозможно рассказать, поделиться смертельным опытом на собственном примере. Возможна и необходима лишь соотнесённость со своей собственной смертью. Христианская религиозность, в рамках которой бьётся мысль Сёрена Кьеркегора, между тем, затрудняет эту соотнесённость неопределённостью посмертной судьбы христианина, возможной перспективой ничто, как веяного проклятия, но не умирания. Внушающая ужас возможность не умереть делает человека “несчастнейшим” по жизни. «В крайнем принятии отчаяния, - пишет  Кьеркегор, - и заключена «смертельная болезнь», этот недуг Я: вечно умирать, умирать, однако же не умирая, умирать смертью. Ибо умереть – значит, что всё кончено. Однако умирать смертью означает переживать свою смерть, а переживать её даже одно-единственное мгновенье – значит переживать её вечно» . Человек, таким образом, как временное существо, живет временем умирания, временем ничтожения, временем господства Ничто.

Вернемся к Хайдеггеру. Бытие к смерти – это форма подлинного бытия, выхватывающая человека из сферы случайных возможностей и размещающая его на лоне экзисценции, где человек сталкивается с бытийными возможностями, возможностями самопонимания. По Хайдеггеру, Ничто оказывается необходимым элементом реальности, посредством которого реализуется человеческое бытие как присутствие. Эволюция взглядов Хайдеггера на проблему смерти приводит к дополнительному аспекту видения отношений Dasein с бытием и Ничто. Дело в том, что смерть, понятая как предельная возможность Dasein в духе «Бытия и времени», остаётся замкнутой в структуре Dasein, взятого на своих собственных основаниях.

Однако в более поздний период своего творчества Хайдеггер интересуется Dasein в его отношении к бытию, и тогда смерть предстаёт как потрясение бытия, следствием чего является обретением бытием-к-смерти Dasein своего сущностного назначения – быть местом прорыва бытия в историю. Иначе говоря, смерть не столько обнаруживает человека в безнадёжном одиночестве, сколько проясняет и определяет его аутентичность с точки зрения осознания его востребованности бытием. Таким образом, понимание смерти Хайдеггером получает новую глубину. Смерть более не является лишь наместницей Ничто, она становится двоением бытия. Человек повёрнут к смерти, проектирует и осиливает её, обретает принадлежность к истине Бытия и к истине Ничто. Смерть есть ковчег Ничто, то есть того, что ни в каком отношении никогда не есть нечто просто сущее, но что существует и даже в качестве тайны самого Бытия. Смерть как ковчег Ничто есть Храм бытия. Несмотря на заброшенность, одиночество человек Мартина Хайдеггера – это человек, свободно выбирающий проект бытия-к-смерти, проект «отказа» и «ухода». Жизнь – уход. Смерть – возвращение, отмеченное погребальным звоном, призывающим в укромные недра Бытия. Несмотря на обилие хайдеггеровских неологизмов и определений, мысль понятна и не так уж плоха. Во всяком случае, на взгляд автора реферата, достаточно оптимистична.

Жан-Поль Сартр  в понимании смерти расходится со своим немецким предшественником. Он считает  что смерть абсурдна, что резко отличает его позицию от хайдеггеровской. «Если мы должны умереть, - пишет Сартр, - то наша жизнь не имеет смысла, потому что её проблемы не получат никакого разрешения». Сартр исходит из понимания смерти как случайного события, принадлежащего целиком фактичности и не влияющего никак на проективность человеческого существования. Конечность же человеческой жизни определяется по Сартру отнюдь не смертностью, а результативностью свободного выбора, отсекающего спектры возможностей в каждый действительный момент необратимо развёртывающегося времени экзистенции. Будучи погружённым в повседневное бытие, по Сартру, человек не способен предвосхитить или тем более встретить свою смерть. Смерть оказывается тем, что всегда происходит с другими. Кроме того, смерть, будучи смертью Другого, всегда налицо, уже всегда в прошлом, впереди её нет. Тема друговости смерти поддерживается и обстоятельно развивается другим экзистенциальным мыслителем – Эммануэлем Левинасом. Он считает, что смерть не есть абсолютное ничто, абсолютная утрата событийности. Неведомость смерти соотносится с переживанием невозможности уйти в ничто, не означает, что смерть  - это область, откуда никто не вернулся и которая остаётся не ведомой фактически; она означает, что отношение со смертью не свершается на свету, что субъект вступил в отношение с чем-то, из него самого не исходящим.

Граница света и тьмы, по Левинасу, совпадает с границей активности и пассивности. Страдание, будучи предвестием смерти, погружает субъекта в опыт пассивности. Как видно, Левинас здесь прямо альтернативен Хайдеггеру, согласно которому бытие-к-смерти предполагает активность, ясность ума, внимательность духа. У Левинаса, напротив, человек на пороге смерти затопляется страданием, его горизонт возможностей свёртывается, он скован и пассивен. Но по Левинасу, именно эта человеческая ситуация более достоверна, нежели хайдеггеровская умозрительность в отношении нашествия Ничто.

С приближением смерти мы вступаем в отношение с тем, что есть совершенно другое, с тем, что нельзя приспособить, подключить в пользование. Это Другое не может быть освоено, оно не может стать моим другим, соучаствующим в совместном существовании, ему отказано в со-бытии. Левинас размещает смерть целиком в будущем («смерть никогда не теперь»). «Будущее, - пишет Левинас, - это то, что сваливается на нас и завладевает нами. Будущее – это другое» .

Мысль Левинаса также понятна. Может быть, автор работы понимает её примитивно. Но таким образом встают непростые вопросы: если смерть -  другое, будущее, если она не может войти в моё настоящее, то как она может случиться со мной? Как же взять смерть на себя, примирить с собой?

Гегель также затрагивает тему смысла бытия и смерти в своем труде «Феноменология духа». Он пишет: «Человек проявляет себя как существо, которое всегда осознает свою смертность, зачастую принимает смерть добровольно и осознанно. Человек впервые проявляет себя в природном Мире; только смиряясь с мыслью о смерти и раскрывая ее в своем дискусе, Человек  приходит в конечном счете к абсолютному знанию или к Мудрости, завершая таким образом Историю» .

Бытие не поддаётся количественным характеристикам – так и небытие нашего бытия не может быть выражено: небытие – это смерть всей жизни в буквальном смысле слова, которая уничтожает не какую-нибудь частицу, а всё бытие в целом, она смертельна именно потому, что уничтожает всё. Смертью называют абсолютную, ничем не восполнимую пустоту, вызванную уничтожением определённого человека. В течение всей нашей жизни смерть остаётся в будущем – так же как рождение всю жизнь, от начала до конца, всегда относится к прошлому, вполне завершённому. И наоборот: рождение для меня никогда не станет будущим, смерть никогда не станет прошлым. Первому лицу дано предчувствовать собственную смерть, но никогда – вспоминать о ней; и наоборот, своё рождение можно разве что смутно припоминать, но предчувствовать – никогда.

Таким образом от абстрактного вопроса смысла человеческого бытия все равно возвращаемся к шкурному вопросу о собственной жизни и смерти.