Товароведение и экспертиза товаров

В ключевых экономических измерениях пореформенное хозяйство России проявляет себя как неоколониально зависимое.

Прирост ВВП на 7,1% сопровождался потерей макроэкономической конкурентоспособности. Едва ли в том есть что-либо парадоксальное, ибо он обусловлен сырьевым ростом, более чем на 93% индуцированным спросом на внешнем рынке топливно-энергетических ресурсов и продукции металлургии.

Даже Евросоюз, несмотря на остроту противоречий с США, обнаруживает стойкую заинтересованность не только в индустриально развитой, сколько в сырьевой России. Так, ЕС согласен вести с Россией «энергетический диалог» и быстро принял соответствующие решения. Однако нет и речи о диалоге технологическом, научно-техническом, авиационном, космическом, технотронном и т.д. Тем самым и ЕС указывает компрадорской России на отведенное ей место сырьевой провинции развитых держав.

Россия не получает от него ни накоплений, ни экономической эффективности, ни увеличения уровня жизни населения. В долларовом выражении прирост ВВП в 2004 г. составил около 128 млрд. Из них 89,4 млрд. долл., или 69,5%, вообще не стали реальными экономическими ресурсами.

Крупная величина чистого товарного экспорта, выплат по внешнему долгу и монетарных резервов указывает на то, что из страны вывозится значительная часть создаваемых ресурсов внутреннего накопления. Тем самым понижается объем реальных капиталовложений, способных воплощаться в прирост добавочного промышленного капитала.

В пореформенной России сложился чудовищный разрыв между реальными потребностями населения и платежеспособным спросом. По своим материальным, духовным, культурным и социальным потребностям жители России едва ли чем-либо уступают жителям ЕС или США, однако положение разительно меняется, кА только происходит переход от реального измерения к платежеспособности – по ее величине на душу населения Россия отстает от ЕС и США примерно в 12-13 раз. По сути, реформаторская Россия может предложить своему народу лишь «спрос выживания», между тем как страны ОЭСР обеспечивают «спрос жизни».

Пореформенная Россия не имеет ни экономической, ни социальной движущей силы.

В России устроен беспрецедентный в мировой истории эксперимент по переходу от трудового общества к нетрудовому, посредническому.

В пореформенной макроэкономической системе не хватает двух ключевых звеньев, от которых зависит, без преувеличения, работа и эффективность всей вообще современной экономики, характеризуемой как неиндустриальная и конкурентоспособная. Макроэкономическое значение обоих выделенных звеньев гораздо важнее, чем может показаться людям, проникнутым примитивной идеологией дерегулирования.

Высший, государсвенно-корпоративный капитализм, характерный ныне как исключительно лишь для развитых стран мира и составляющий базис их развитости, привел к одному поистине кардинальному изменению, не в полной мере пока еще осознанному.

К началу 2005 г. возникла совершенно новая, кардинально измененная геополитическая реальность, прежде невиданная. Экономически Россия ныне изолирована напрочь. Почти все соседи по периметру ее границ входят в мощные интеграционные образования, где она не представлена.

Кроме Белоруссии, у России не осталось фактически не одного экономически сильно стратегического союзника.

Реформаторство обернулось на практике исключительно лишь разделом и переделом национально богатства, унаследованного от Советского Союза, собственности, предприятий, доходов, природных ресурсов.

Любая из проводимых реформ, начиная с отношений собственности и кончая земельной, банковской или же энергетической, ничего иного, кроме перераспределения ресурсов и активов в пользу зарубежного капитала, не означает.

Каков экономический базис, такова и политическая надстройка.

У пореформенной России сейчас совсем иное положение, поскольку страной правит компрадорская система. Поэтому, в разительном отличии от японского опыта, выдвинутая реформаторами задача удвоения ВВП предполагает не преодоление, а усиление зависимости от долларового капитала, поскольку абсолютно не связана с оживлением обрабатывающей индустрии. Вместо промышленного и высоко технологического роста происходит сырьевой: больше вывоз сырья – больше ВВП.

2.Факторы и механизмы экономического роста в России

2.1.Социальные факторы экономического роста и необходимость развития

Экономический рост и развитие чаще всего  связывают с капиталовложениями, новой техникой и технологией, другими инновациями, повышающими производительность труда и эффективность производства. Однако едва ли можно всесторонне объяснить рост и развитие хозяйства страны, пользуясь только экономическими категориями и методами анализа. Экономика – не отдельная и самодостаточная сфера общества, а одна из подсистем общественной системы в широком смысле этого понятия.

Вплоть до недавнего времени анализ экономического роста основывался на трехфакторной модели, составляющими которой являются земля, труд и капитал.

Нам представляется, что попытки определить на основе статистики степень влияния социального неравенства на экономический рост малопродуктивны. И не только из-за неточности необходимых данных или отсутствия многих из них, несопоставимости одних и тех же показателей в разных странах и т.д.

Намеченное удвоение отечественного ВВП во многом зависит от возможностей реализовать вдвое больший стоимостной объем продукции. Между тем, согласно оценкам ряда специалистов, 20% россиян потребляют свыше 50% всех товаров и услуг в стоимостном выражении. Указанная диспропорция в потреблении примерно соответствует структуре распределения доходов.

Власти на протяжении всех лет рыночных преобразований утверждают, что чем быстрее государство предаст средства производства в руки частных собственников и ограничит свое вмешательство в экономику, тем скорее она станет более эффективной, а благосостояние всего народа в результате этого быстро повысится.

Наконец, серьезным тормозом устойчивого развития является недоверие бизнеса к власти, власти к бизнесу, равно как и кризис доверия населения и к бизнесу, и к власти. Показателем недоверия масс к различным экономическим институтам служит, в частности, то, что многие граждане предпочитают держать сбережения не в банках, которые могли бы их инвестировать в производство, а дома.

Социальное неравенство в той или иной степени негативно сказывается на экономическом росте и в высокоразвитых странах.

При рассмотрении тематики, связанной с уже затронутыми вопросами, невозможно оставить без внимания концепцию социального капитала.

Первый недоуменный вопрос при рассмотрении указанной концепции состоит в следующем: можно ли считать капиталом разного рода объединения, организации, иные структурные образования, статусы, равно как и социально-психологические нормы и ценности?

Капитал – это стоимость, или ценность, приносящее владельцу вознаграждение сверх затрат, связанных с ее производством или приобретением.

Словом социальный капитал – понятие слишком расплывчатое, чтобы его можно было применить в расчетах роста эффективности производства.

Трудно согласиться не только с понятием «социальный капитал», сомнения вызывают и ряд других положений концепции.

Совершенно другим является доверие в экономических и политических отношения, где интересы сторон могут не просто в чем-то не совпадать, а существенным образом расходиться.

Однако гораздо значимее то, что в этих работах содержится целый ряд плодотворных мыслей, касающихся природы социальных связей вообще и внутри организаций в частности, а также важности сотрудничества и доверия между людьми для достижения поставленной цели и многих других вопросов общественного развития.

С учетом происходящих изменений в результате реформы федеративных и межбюджетных отношений, местного самоуправления актуальность таких исследований в России возрастает.

Один из центральных вопросов рецензируемой монографии – существует ли зависимость между изменением экономических и социальных показателей и на национальном уровне и динамикой региональных различий применительно к этим показателям.

Необходимым системным условием преодоления региональной асимметрии выступает обеспечение устойчивого экономического роста, без чего региональное выравнивание в масштабах страны недостижимо. В свою очередь, сам по себе рост не является универсальным средством сглаживания региональных диспропорций.

В России происходит не столько системное региональное расслоение, сколько своего рода кластерное: откровенный отрыв небольшой кучки субъектов РФ от основной массы российских регионов.

Насколько уместно сопоставление российского и немецкого опыта регионального выравнивания? Приводятся убедительные аргументы в пользу такого сопоставления, причем отмечаются не только успехи, но и «разочарования» в процессе выравнивания экономического и социального пространства старых и новых земель Германии.

Не случайно даже в такой богатой стране, как Германия, власть, бизнес и население которой дорожат германским единством, западные земли-доноры подали ходатайство в Федеральный конституционный суд, будучи недовольны «уравниловкой».

Необходимы долгосрочный политический и рабочий диалог Центра с высокодотационными регионами с привлечением независимых экспертов и создание предпосылок для устойчивого роста.

20 век отличается от предыдущих беспрецедентным ростом мирового населения, который породил немало экономических, социальных, экологических и других проблем, ставших головной болью для многих правительств и мирового сообщества в целом.

Никогда в прошлом такого рода демографическая волна не наваливалась на нашу планету, и вряд ли нечто подобное может повториться в будущем.

Самой глубинной его основой, как и у всех живых организмов, служит общебиологический закон борьбы за выживание и продолжение рода. Одно из его проявлений состоит в том, что чем меньше шансов на выживание потомства, тем выше рождаемость у того или иного вида живых существ.

Демографическое поведение формируется и под влиянием социально-психологических факторов – господствующих в обществе обычаев, традиций, религиозных догматов.

Резонно предположить, что в менее развитых странах, а тем более в наименее развитых, фертильность должна оставаться на более высоком уровне.

Таковы в самых общих чертах закономерности демографических процессов, позволяющие понять не только их динамику в прошлом и будущем, но и причины отклонений от нормы – так называемые демографические переходы от высокой рождаемости и высокой смертности к низкой смертности, а затем и к низкой рождаемости.

Однако в силу отмеченной выше отягощенности демографического поведения обычаями и другим социально-психологическим факторами снижение рождаемости наступает гораздо позднее снижения детской смертности. В результате устоявшийся баланс между средней нормой рождаемости и средней нормой смертности существенно нарушается.

История знает два глобальных демографических перехода. Первый – в эпоху раннего неолита, когда кочевые племена стали переходить к земледелию, которое значительно улучшило условия выживания и продолжения рода. Смертность детей постепенно уменьшалась, к тому же их перестали уничтожать, а рождаемость  долго еще оставалась на прежнем высоком уровне. Второй демографический переход обусловлен промышленной революцией, не только резко повысившей производительность труда, но и открывшей новые горизонты в области просвещения, здравоохранения и социальной защиты населения.

Такой взрывной рост населения менее развитых стран, естественно, замедляет темпы повышения его средних подушевых доходов, поскольку уровень последних прямо пропорционален росту  увеличению массы валового продукта, но обратно пропорционален росту самого этого населения. Это значит, что валовой продукт развитых и мене развитых регионов растет одинаковыми темпами, то опережающий рост населения вторых неизбежно обрекает их на отставание от первых по уровню подушевых доходов.

Чтобы точнее определить значимость этого отрицательного эффекта демографического взрыва для менее развитых регионов, увеличим масштаб статистического анализа в 10 раз и рассмотрим соотношение темпов прироста населения «Юга» и «Севера» не только за последние полвека, но и на полвека вперед.

Это прямой и самый негативных эффект демографического цунами, обрушившегося на менее развитые страны. Но оно порождает и менее заметные отрицательные последствия.

Однако, как не парадоксально, сам демографический переход таит в себе некоторые возможности ускорить этот рост.

Закономерности сдвигов в возрастной структуре населения имеют важное экономическое значение, так как именно стадия разрастания трудоспособности когорты создает благоприятные условия для роста ВВП.

Кроме того, растет потребность в инвестиционных товарах: оборудовании для новых рабочих мест, производственных помещений и жилья для массы дополнительных работников и их семей. Это стимулирует рост производства таких товаров, а значит, и увеличение занятости в соответствующих отраслях.

Первая и третья стадии трансформации структуры населения, напротив, характеризуются замедленным ростом ВВП и подушевых доходов.

Отсюда следует, что чем быстрее растет трудоспособная часть общества, точнее, чем больше темпы ее роста опережают темпы увеличения обеих нетрудоспособных когорт, тем больше шансов ускорить рост ВВП, а значит, и средних подушевых доходов населения.

С учетом всего сказанного можно ожидать, что в 20-х годах 21 века наступит ощутимое ускорение уже начавшегося сокращения разрыва в уровнях технико-экономического и социально-культурного отрыва менее развитых стран от мирового авангарда, в том числе преодоления отставания их средних подушевых доходов.

Разумеется, речь идет здесь о «Юге» в целом. Однако он весьма неоднороден, и у разных его сегментов темпы преодоления отставания от «Севера» существенно различаются в зависимости от многих экономических, демографических и социально-культурных факторов. Но это уже другая сторона проблемы, выходящая за рамки данной статьи.

В дискуссиях о промышленной политике обычно выделяют две проблемы: а) она препятствует конкурентной политике; б) при плохих институтах промышленная политика используется как способ воровства денег. В последнее время независимые центры экономического анализа активно заняты выработкой стратегий развития России 2008-2016 гг., связанных с формированием коалиций для будущего.