Судебная реформа в РФ и вступление новых законов в силу

[2003.01] Судебная реформа  в Российской Федерации  в контексте соблюдения  Конституции РФ и международных обязательств России (С.А. Насонов, М.Ф. Полякова)

[2003.01] Судебная реформа  в Российской Федерации  в контексте соблюдения  Конституции РФ  и международных  обязательств России (С.А.  Насонов, М.Ф. Полякова)

Поскольку нормативные акты, которые мы связываем  с судебной реформой, приняты недавно  – в 2001, 2002 годах, и еще не сформировалась и не обобщалась судебная практика, анализировать в настоящее время  можно только законодательную основу реформы.

Следует, прежде всего, отметить что характеризуется она достаточно противоречивыми тенденциями.

В частности, судебная реформа объявлена одним  из государственных приоритетов. Принят комплекс новых законов, связанных с деятельностью судов и положением судей. Введен в действие новый Уголовно-процессуальный кодекс, формально содержащий ряд новых процессуальных понятий, определений и институтов гуманистической судебной реформы. Многие принципиальные правовые позиции Конституционного Суда РФ, сформулированные применительно к нормам УПК РСФСР, получили нормативное закрепление в новом процессуальном кодексе.

Явно  ощутима была поддержка преобразований со стороны всех ветвей власти, включая  Президента РФ. Процесс принятия новых  законов, внедрения в практику нововведений в последнее время сопровождался  необычайным вниманием к нему политтехнологов, всей российской прессы. В результате резко возросла пробивная сила новшеств.

Вместе  с тем, судьба реформы вызывает серьезную  озабоченность. Анализ ее законодательной  основы свидетельствует, что во многих своих положениях она имеет декларативный  характер и не повлечет серьезных  практических преобразований.

Так, большие  надежды возлагались на принятие нового Уголовно-процессуального кодекса, которым в значительной степени  определяется политический режим в  стране. Принятие любого кодифицированного  акта всегда серьезное событие, поскольку  действует он, как минимум, десятилетие.

Однако, новый УПК РФ при внешней видимости состязательного процесса сохраняет неоинквизиционные черты советского судопроизводства, его расправный характер. Многие нововведения не имеют механизмов реализации. Вряд лив этой связи будет решена проблема противоправных технологий в правоохранительных органах /пыток в милиции, фальсификации доказательств/ зависимости стороны защиты от органов уголовного преследования, обвинительного уклона в деятельности судов и т.д.

Ряд положений  УПК РФ противоречит стандартам Совета Европы в области прав человека, которые отражены в решениях Европейского Суда по правам человека.

Особенно  серьезную озабоченность  вызывает несоответствие вышеуказанным стандартам норм УПК РФ, регулирующих порядок применения мер уголовно-процессуального  принуждения.

Так, согласно ст. 108 УПК  РФ рассмотрение ходатайства  об избрании в качестве меры пресечения заключения под стражу происходит в форме судебного  заседания, с обязательным участием сторон. Между  тем, в этой статье не говорится, что  обвиняемый или его  защитник вправе ознакомиться с теми материалами  уголовного дела, которые  прилагаются, согласно ч.3 ст.108 УПК РФ, к  ходатайству о  применении заключения под стражу, для  подтверждения его  обоснованности. Более того, о таком праве не говорится в перечнях прав подозреваемого (ч.4 ст.46 УПК), обвиняемого (ч.4 ст. 47 УПК), защитника (ч.1 ст. 53 УПК). С другой стороны, закон устанавливает ограничения ознакомления указанных участников уголовного судопроизводства с материалами уголовного дела до окончания предварительного расследования, за исключением тех, на возможность ознакомления с которыми прямо указано в УПК(ст.161 УПК).На практике указанные положения УПК уже толкуются некоторыми судьями таким образом, что они предоставляют судье дискреционное право решать – с какими материалами уголовного дела, приложенными к ходатайству, можно знакомить обвиняемого и его защитника, а с какими – нет. В итоге возникает нарушение равенства сторон в судебном заседании, на котором рассматривается указанное ходатайство, поскольку одна из сторон (прокурор) и судья знакомы с материалами, подтверждающими обоснованность и законность заключения под стражу, а обвиняемый и его защитник – нет.

Между тем, правовая позиция  Европейского Суда по данному вопросу  состоит в следующем: «Суд, рассматривающий  жалобу на задержание, должен обеспечить гарантии судебной процедуры. Разбирательство  должно быть состязательным и должно всегда обеспечивать «равенство» («equalityofarms»)сторон: обвинителя и задержанного лица…»(Toth§84; Kampanis; § 47; Nikolova, § 58;Niedbala, §66). «Равенство сторон не будет обеспечено, если адвокату не предоставлен доступ к тем документам в следственном деле, которые существенны для эффективного опровержения законности содержания под стражей его клиента» (Nikolova, §58)

Таким образом, Европейский  Суд признаёт нарушение  параграфа 4 статьи 5 Конвенции, если обвиняемый или его защитник не были ознакомлены с материалами уголовного дела, направленными в суд для обоснования ходатайства о применении меры пресечения в виде заключения под стражу, что говорит о необходимости корректировки ст. 108 УПК РФ, которая в существующей редакции может повлечь нарушение прав человека при заключении под стражу.

Из  перечня оснований  заключения под стражу, предусмотренного статьей 97 УПК РФ, а также  из содержания статьи 108 УПК РФ не явствует, что в число  материалов, подтверждающих обоснованность заключения под стражу, представляемых в суд органами предварительного расследования, должны входить доказательства, подтверждающие причастность обвиняемого (подозреваемого) к вменяемым им преступлениям. Именно такая позиция  содержалась в  Постановлении Пленума  Верховного Суда РФ от 27 апреля 1993 г., посвященному судебному порядку  проверки законности и обоснованности арестов. В этом Постановлении  четко говорилось, что суд не должен вторгаться в рассмотрение вопроса о доказанности совершения обвиняемым вменяемых ему деяний. Практика показывает, что эта правовая позиция разделяется практически всеми судьями, рассматривающими ходатайства о заключении под стражу.

Между тем, Европейский  Суд по правам человека в нескольких решениях сформулировал иную правовую позицию, состоящую  в том, что и  причастность обвиняемого  или подозреваемого к преступлению также  должна стать предметом  проверки суда, если обвиняемый (подозреваемый) на этом настаивает.

Согласно  ст. 22 Конституции  РФ максимальный срок задержания лица до судебного решения  о его аресте не должен превышать 48 часов. Однако, ч.6 ст. 108 УПК РФ содержит положение, позволяющее судье принять решение «об отложении принятия решения по ходатайству стороны на срок не более чем 72 часа для предоставления ею дополнительных доказательств обоснованности задержания». Таким образом, в общей сложности срок содержания под стражей до судебного ареста может длиться 5 суток.

Вместе  с тем, §1 ст.5 Европейской  Конвенции о защите прав человека и основных свобод (Конвенции) допускает  только законный арест  и задержание. Под  законностью Европейский  Суд понимает соответствиепреждевсего внутреннему законодательству» (Winterwerp,§39; Ashingdane, § 44; Weeks, § 42; Воuатаr, § 50); несоблюдение национального законодательства составляет (entails) нарушение Конвенции (Winterwerp,§46); выражения «законный» и «в порядке, установленном законом» в § 1 ст. 5 по существу отсылают к национальному закону и устанавливают обязанность соответствовать его материальным и процессуальным нормам(Assenov, § 139)

Таким образом, превышение 48 часового срока задержания, предусмотренного нашей  национальной Конституцией, можно рассматривать  как нарушение  параграфа 1 статьи 5 Европейской Конвенции.

Согласно  ч.4 ст.96 УПК РФ при  необходимости сохранения в интересах предварительного расследования в  тайне факта задержания уведомление родственников  задержанного с санкции  прокурора может  не производиться, за исключением случаев, когда подозреваемый  является несовершеннолетним.

Это положение, еще применительно  к ранней редакции проекта УПК вызвало замечания у экспертов Совета Европы. Так, Стефан Трексль (Швейцария) прокомментировал указанное положение следующим образом: «Статья …делает исключение: «когда это диктуется особым характером дела, в целях надлежащего обеспечения соблюдения тайны первоначального этапа следствия, с санкции прокурора, его заместителя», «уведомления родственников или других лиц об аресте» возможно не производить вообще – пользуясь популярным международным выражением, арестованный может содержаться под стражей incomunicado. Это может создать проблемы ввиду статьи 8 Конвенции, на этот раз не с точки зрения охраны интересов личной жизни, а с точки зрения охраны интересов семейной жизни. Более серьезные проблемы в этой связи возникают ввиду права на защиту, гарантируемого статьей 6 Конвенции.

Согласно  ч.6 ст. 234 УПК РФ, ходатайство  стороны защиты о  вызове свидетеля  для установления алиби подсудимого  подлежит удовлетворению лишь в случае, если оно заявлялось в ходе предварительного расследования и было отклонено дознавателем, следователем или прокурором, за исключением случаев, когда о наличии такого свидетеля становится известно после окончания предварительного расследования.

Тем самым, вопреки конституционному принципу презумпции невиновности (ст.49), закрепленному также п. 2 статьи 6 Конвенции о защите прав человека и основных свобод[1]. УПК обязывает обвиняемого доказывать свою невиновность, заявляя ходатайство о вызове и допросе такого свидетеля на следствии, под страхом утраты возможности его допроса в суде. Такая же обязанность, по смыслу указанной нормы, возложена и на защитника обвиняемого.

Европейский Суд рассматривает  презумпцию невиновности не только как принцип  осуществления правосудия, но и как «конкретное  и реальное» право  обвиняемого считаться  невиновным до процессуального  момента, определенного  пунктом 2 статьи 6 Конвенции.[2]

Поскольку «требование беспристрастности  суда является отражением этого… принципа», Европейский  Суд рассматривает  презумпцию невиновности как один из элементов  права на справедливое судебное разбирательство[3].

УПК РФ допускает составление протокола следственного действия, в котором участвуют потерпевший, его представитель или свидетель, без приведения подлинных данных об их личности (при этом выносится специальное постановление, в котором излагаются причины принятия решения о сохранении в тайне этих данных, указывается псевдоним участника следственного действия и приводится образец его подписи, которые он будет использовать в протоколах следственных действий, произведенных с его участием; постановление помещается в конверт, который после этого опечатывается и приобщается к уголовному делу) (ст. 166 ч. 9 УПК), а также производство допроса свидетеля или потерпевшего в судебном разбирательстве без оглашения подлинных данных об их личности и в условиях, исключающих визуальное наблюдение свидетеля (потерпевшего) другими участниками судебного разбирательства (ч. 5 ст. 278, ч. 1 ст. 277 УПК).

Механизм  применения этих норм еще только разрабатывается, однако уже сейчас они применяются на практике. Так, в Казани на процесс по делу преступной организацией «Хади-Такташ» свидетелей привозили под охраной в масках и пальто, скрывавших фигуру. Их размещали в соседней с залом судебного заседания комнате, где были установлены микрофоны, изменяющие голос, и видеокамера. Судья входил в эту комнату, устанавливал личность свидетелей и возвращался в зал заседания, откуда производился допрос. Все происходящее транслировалось на большом экране.[4]

Международное право, как и российское законодательство, исходит  из того, что использование  в доказывании  показаний лиц, сведения о которых засекречены, не нарушает указанное  право обвиняемого  на вызов и допрос свидетелей только при соблюдении определенных условий.[5]

Так, Европейский Суд  при отрицательном  в целом отношении  к анонимным свидетелям, в исключительных случаях допускает  такую возможность, но требует, чтобы  это не наносило ущерба и не было несовместимым с правами обвиняемого и проведением справедливого и беспристрастного судебного разбирательства: если сохраняется анонимность свидетелей обвинения, защита сталкивается с такими трудностями, которых при рассмотрении уголовных дел обычно быть не должно; соответственно, в таких случаях статья 6 п. 1 и п. 3 (d) Конвенции требует, чтобы эти трудности защиты в достаточной мере уравновешивались судебной процедурой. Обвинительный приговор во всяком случае не должен основываться единственно и в решающей степени на анонимных утверждениях.[6]