Речевая агрессия в печатных СМИ

Делая вывод, мы можем говорить о том, что речевая агрессия в СМИ является, прежде всего, средством достижения агитационных и пропагадистских целей. Причем объектом агрессии является политический противник, а адресатом – читатель. Используя агрессию против одного общего врага, автор объединяется с читателем, стремясь мобилизовать его к борьбе.

1.3.1. Классификация печатных СМИ

Объект нашего исследования – газетные тексты 30-х и 90-х гг., требует более подробного рассмотрения видов печатных СМИ.

Эпоха 30-х гг. и эпоха «демократизации» общества были очень важны для общественного сознания: 30-е гг. – время тоталитаризма, эпоха разделения на друзей и врагов партии и вождя; современный этап развития общества – становление демократии в России, свобода слова. Как известно, СМИ отражают состояние общества. В каждом обществе существуют свои формы воздействия. Они могут быть разными в зависимости от времени, общественного строя (тоталитарный или демократический), от политической направленности газет, индивидуальности автора. Агрессия в СМИ – это способ воздействия, который выражает эмоциональное состояние автора, оттенки отношений  в обществе и на политической арене.

Особенности немецких и русских  газет 30-х гг.

Тоталитарная идеология реализовалась в массовой культуре СМИ и газета играла решающую роль в формировании словесной культуры.

Во время тоталитарного строя  язык общества задавался «сверху», что делало его, в известной мере, неприкосновенным  исключало различного рода обсуждение, критику. Газета «Правда» была главной газетой советской эпохи. Она «говорила голосом» правительства и, следовательно, все, что выходило в печать, было тщательно подвергнуто цензуре. Эта газета была символом эпохи, посредником между государством и народом. Она «имела статус не простого, а партийного документа» [Романенко 2000: 73]. В Третьем рейхе такую роль выполняла газета „Völkischer Beobachter“ (букв. народный наблюдатель), главным редактором которой был Й. Геббельс.

Вслед за  В.В. Глебкиным мы можем говорить о выполнении газетой тоталитарной эпохи ораторической функции. «Она интегрировала в себе такие популярные в то время жанры разговорной речи, как митинг, демонстрация, собрание и, тем самым, значительно повлияла на развитие письменной речевой деятельности» [Глебкин 1998: 159].

В связи с изучением  феномена тоталитарного языка лингвисты проявили интерес к лозунгам [Геллер 1994, Гловиньский 1996, Купина 1995, Левин 1998, Серио 1993, Kempf 1995, Klemperer 1975,  Kükelhahn 1983, Mieder 1983, Reinecke 1970, Rhetorik... 1997, Sauer 1987, Schmitz-Berning 1998, Schütte 1968, Straßner 1987, Wenzel 1981, Wodak 1995 и др.], который способствует формированию особого, идеологически заданного мышления. Лозунги несут на себе большую часть идеологической нагрузки пропаганды. По замечанию Ю.И. Левина, лозунговый универсум в СССР являлся «частью более широкого “идеологического универсума”, конституируемого всем множеством находящихся в обращении идеологических текстов... В этом контексте лозунги − как кратчайшие и обращенные к максимально широкой аудитории тексты − выражают предельно редуцированный и экзотерический вариант текущей идеологии» [Левин 1998: 552].

Речевая агрессия так же была неотъемлемой частью официальной речи 30-х гг. как в Германии, так и в СССР.

Но, если советские лидеры использованили все своеобразие и богатство  русского языка для выражения своих взглядов [Подробнее см.: Глебкин 1998; Романенко 2000], то в Германии 30-х гг. язык практически не развивался. Национал-социалисты использовали клише, возникшие еще во времена Веймарской республики. В. Клемперер, первый, кто системно занимался языком Третьего рейха (далее LTI), называет его «нищим» (bettelarm). «Его нищета основополагающая; как будто бы он дал торжественное обещание в бедности... LTI служит только заклинанию…» [Klemperer 1975: 29]. Будучи языком массового фанатизма, агрессия в языке Третьего рейха была направлена не только на подчинение воли, но и на подчинение мышления. Она служила средством  зомбирования и массового внушения [Klemperer 1975: 219].

Через все словарные интерпретации  проходит вербально выраженная идея насилия, агрессии. А.К. Михальская характеризует это явление следующим образом: «Логосфера тоталитарных сообществ агональна, направлена на борьбу, поэтому самое главное в такой логосфере нахождение и «заклеймение» врага, однако, враг представляется не только и не столько как опасный, но и как нелепый, комичный, вызывающий издевку. Тут мы имеем дело не с юмором, или иронией, а скорее с сарказмом и издевательством» [Михальская 1996: 103-104].

 Заметим, что речевая агрессия была направлена лишь на те объекты, которые соответствовали выработанным официальной языковой полемикой предписаниям.

Особенности немецких- и русских  газет 90-х гг.

В последнее время  появилось огромное количество источников массовой информации. Порой разобраться  в них бывает очень сложно, поэтому ученые все чаще обращаются к изучению структуры средств массовой информации и их роли в формировании общественного мнения [Подробнее см.: Солганик 1996, 2000; Тертычный 1989, 2004; Язык и стиль… 1980 и др.].

Вопросу связи политики и средств  массовой информации посвящены работы многих немецких лингвистов: Дельхаэса «Politik und Medien», коллективные сборники «Überredung in der Presse» (1994) и «Wie objektiv sind unsere Medien?» (1982) и др.

При классификации печатных СМИ мы придерживаемся точки зрения Л.Н. Засурского и делим современные печатные СМИ какую политическую функцию они выполняют: оппозиционная пресса, правая печать, либеральные (консервативные, демократические) СМИ и т. д. Этот ряд может быть изменен в зависимости от того, какой смысл вложен в данные понятия. Так, например, понятия «оппозиционная  пресса», «правая печать» часто воспринимают как некорректные и заменяют его таким обобщенным понятием, как «пресса политических партий». Центральную прессу принято называть «демократической, консервативной», поскольку считается, что она наиболее полно и объективно освещает все события, происходящие в стране и мире [Современные средства… 2001: 31].

Существуют и такие  радикальные малотиражные издания (Лимонка, пресса ЛДПР, „Deutsche National-Zeitung“ и др.), которые адресованы партийцам ортодоксального толка. Данные газеты содержат вербальную агрессию во всех ее видах и проявлениях, включая употребление инвектив и обсценной лексики. Характерно, что для данного вида прессы речевая агрессия служит в основном средством привлечения внимания, эпатажа.

Характер речевых действий в газетах разных направлений  представляется достаточно разнообразным  и специфичным. Так, например, Е.В. Какорина выделяет несколько видов речевых действий в оппозиционной прессе:

1.   Категорическое требовании.

2.   Проклятие.

3. Неречевое действие, которое может осуществляться и как мысленное, и как физическое действие, выражение крайней степени презрительно-неодобрительного отношения к к.-л. [Какорина 1996: 415].

Принято считать, что средства массовой информации являются документальным фактом современного общественного сознания. Опыт анализа газетных текстов показал, что демократическая пресса содержит прямую вербальную агрессию в минимальном объеме, чего нельзя сказать о прессе оппозиционной (например, газеты «Завтра», «Правда КПРФ», «Правда пять» и др.). При всей неоднородности социальной и культурной ориентации данные издания образуют достаточно целостную и специфическую в языковом отношении группу газет. Их объединяет неприятие современного пути развития России. Речевая агрессия в такого рода прессе прямолинейна и встречается довольно регулярно.

Необходимо подчеркнуть, что пресса политических партий явилась, в некотором отношении, наследником прессы тоталитарной эпохи.

Сходной чертой современной оппозиционной (партийной) прессы и прессы тоталитарного общества является использование средств и методов тоталитарной прессы с целью максимально воздействовать на сознание читателя и возбудить в нем агрессивную реакцию по отношению к оппоненту. Примером может служить использование жанров лозунга, воззвания, а также многократное повторение агрессивных речевых действий, апелляция к массовому адресату, построение речи от лица массового адресата (советский народ, дети Ленина-Сталина, дети России, ветераны, SA-Männer, Nationalsozialisten, deutsches Volk и т. п.).

Резюмируя вышесказанное, мы говорим о следующих случаях речевой агрессии в СМИ по Л. М. Майдановой [Майданова 1997: 9-13]:

1. Автор своим материалом  прямо призывает адресата к  агрессивным действиям против предмета речи.

2. Автор своим представлением  предмета речи вызывает и поддерживает  в адресате агрессивное состояние.

3. Автор агрессивно вводит предмет речи в сферу адресата и побуждает его совершить не агрессивное, но прямо или косвенно выгодное автору действие.

1.3.2. Языковое насилие и речевая агрессия в СМИ

Одним из компонентов  термина «агрессия» является «насилие». «Языковое насилие – одна из форм демонстрации господства, социального доминирования» [Шейгал 1999: 206].

Проблема языкового насилия затрагивается в работах О. Е. Старовой, О.И. Быковой, Н.А. Купиной, А.П. Романенко и др.

Вслед за А.П. Сковородниковым под языковым насилием в прессе мы понимаем «не аргументированное вовсе или недостаточно аргументированное открытое или скрытое (латентное) вербальное воздействие на адресата, имеющее целью изменение его личностных установок (ментальных, идеологических, оценочных и т. д.) или его поражение в полемике – в пользу адресата» [Сковородников 1997: 10].

Понятия языковое насилие и речевая агрессия непосредственно связаны с понятием власти. В моменты кризисов и резких перемен мы замечаем, как язык осуществляет свою власть над нами.

Р.Г. Апресян справедливо отмечает, что с помощью языка «насилие может обозначать себя, задним числом оправдывать себя, намекать на себя... Потенциальное насилие может "сниматься" в языке, изливаясь в слова». Автор указывает, что одним из способов осуществления насилия является «привнесение жаргона и ненормативной лексики в сферу общезначимой публичной коммуникации. В речи насилие прорывается в языке пренебрежения, грубости, оскорбления, презрения» [Апресян 1997: 134].

При сознательном использовании  языка как инструмента, позволяющего воздействовать на существующую в сознании социума картину мира, власть выступает как риторическая категория, связанная со стратегиями фасцинативности, манипуляции и пр. Язык при этом сознательно используется как средство воздействия для достижения определенного перлокутивного эффекта; это особенно ярко проявляется в таких сферах коммуникации, как реклама, пропаганда и т.п. Данный аспект дискурсивного проявления власти изучается теорией речевого воздействия.

Существует несколько  точек зрения на проблему соотношения  языка власти и власти языка.

Г. Маркузе утверждает, что те, в чьих руках находится власть в обществе, используют язык для того, чтобы установить и скрыть «реальную ситуацию» [Markuse 1969].

«Язык активно используется властью как средство ограничивающего (рестриктивного) воздействия. Он может восприниматься властью как самостоятельный рестриктивный механизм, требующий постоянного вмешательства и контроля. Это, в частности, реализуется в именовании, творении новых имен и т.д.» [Апресян 1997: 135].

Р. Водак утверждает, что  «язык обретает власть только тогда, когда им пользуются люди, обладающие властью; сам по себе язык не имеет власти» [Водак 1997: 19]. Но ведь и сам язык предоставляет коммуникантам целый арсенал средств проявления и осуществления власти. Каждый из аспектов дискурсивной власти имеет свои способы и средства реализации: это могут быть те или иные языковые единицы, стилистические средства, речевые акты, коммуникативные ходы, речевые жанры.

Французский философ  П. Рикер говорит о том, что  тираны используют все «извращение  языка», которое и является формой языкового насилия. В его понимании языковое насилие – это «внесение смуты, соблазнение и все способы извлекать преимущества из своего языкового превосходства над тем, кто обладает мéньшим языковым могуществом» [Рикер 1996: 32]. «Все известные нам тоталитарные системы в ХХ веке гораздо в бóльшей степени пользовались извращением языка, чем физической силой: так называемые идеология и пропаганда – языковые формы насилия» [Рикер там же].  

А. Вежбицка так же говорит  о важной роли манипуляций языком в тоталитарных государствах. По ее мнению язык не только «зеркало мышления» и «зеркало культуры, проводник по социальной реальности», но и «зеркало истории» [Вежбицка 1993: 124]. 

Одним из важнейших показателей  проникновения тоталитарных начал  во все сферы повседневной жизни является так называемый новояз, который представляет собой «лингвистический эквивалент основной идеи официальной идеологии» [Гаджиев 1992: 21]. Хотя новояз – литературное изображение Дж. Оруэлла, он является реальностью. По словам самого Дж. Оруэлла «новояз не только средство выражения мировоззрения и привычек сознания, но и средство, делающее трудным, если не невозможным, выражение других форм мысли» [Oруэлл 2004: 135]. Новояз вытекает из самой сущности тоталитарной ментальности. Он является инструментом внедрения тоталитарной культуры как в государственную практику, так и в повседневную жизнь. В частности, это отражается в средствах массовой информации. Пресса освещала события настолько эмоционально, обстоятельно и убедительно, используя все возможные средства языка, что читатель нисколько не сомневался в правдивости и достоверности информации.

Дискурсивное выражение власти рассматривается как часть общего процесса: эволюция стратегии власти заключается в том, что власть начинает опираться не столько на телесное принуждение и наказание, сколько на управление человеческим поведением посредством слова [Марков 1993]. Перевод властных отношений в дискурсивную форму означает, что сила проявляет себя в праве говорить и в праве лишать этой возможности других. Лишение слова является одним из проявлений речевой агрессии, которая, как известно, является сублимацией агрессии физической [Лоренц 2001].