Римское право

Кроме того, в большинстве случаев  в литературе определение римского права не затрагивает его действительного  содержания для рецепции и определяется либо рабовладельческим характером, либо рамками первоначального происхождения  – границами Древнего Рима, либо указанием на языческий его характер.

Приведу примеры. В литературе высказывается мнение, что римское право – это право рабовладельческого общества[3], что это «наиболее развитая система рабовладельческого общества»[4], что «право Древнего Рима – наиболее развитая система права древности, послужившая основой для современной континентальной системы права, к которой принадлежит и Российская Федерация».[5] Утверждается, что «римское право» – это право античного Рима, право Римского государства рабовладельческой формации[6].

Отмечается, что оно выступает  в качестве консолидируемой совокупности норм римского частного права, которая  регулировала отношения между частными лицами в пределах Римской державы[7].

Необходимо также добавить, что  классовый (рабовладельческий) характер римского права в качестве основной характеристики отмечается не только в советской, но и в современной  литературе.

Так, М.Н. Марченко пишет, что «римское право, достигшее своего наибольшего  развития в период процветания рабовладельческой  частной собственности, торговли и  ростовщичества, оказало в последующем  значительное влияние на процесс  формирования и развития буржуазного  гражданского права»[8].

Основываясь на марксистской теории, он же призывает к необходимости  некоей «корректировки» укоренивших  в сознании юристов, политологов, философов, социологов и специалистов в области  других общественных наук представлений  о государстве, праве, политике и  демократии лишь как о «чисто»  классовых явлениях, институтах и  учреждениях, тогда как они сочетают в себе наряду с классовыми также  национальные, групповые, клановые, этнические, личные и многие другие цели и интересы[9].

Другим характерным примером служит и яркое высказывание А.И. Косарева, сделанное им отнюдь не в 70-х годах, а уже в 1998 г. (!): «Характеризуя  право Древнего Рима, нельзя забывать и о теневых сторонах прогресса. В римском праве мы обнаруживаем не только богатство опыта и закона. В исторических условиях далекого прошлого оно закрепляло, освящало эксплуатацию рабов и свободной бедноты, оправдывало  произвол и деспотизм императорской  власти и долгое время заглушало  самостоятельное развитие правовых систем народов Средиземноморья, насильственно  включенных в состав Римской империи»[10]. Осталось только провозгласить вслед за А.А. Немировским суть римского права «как психологию и инструмент насилия над личностью»[11]!

О рабовладении, как ключевой составляющей римской правовой системы, пишет  и известный российский ученый В.П. Камышанский. В исследовании о пределах и ограничениях права собственности он, вооруженный марксистско-ленинским учением, в 2000 г. закономерно приходит к следующему выводу: «По мнению И.С. Перетерского «генезис римских учений о собственности следует искать в отношениях рабовладения. Если учение о собственности занимает центральное место в любой правовой системе, то в центре римского учения о собственности находится собственность на раба, так же как в центре собственности феодальной на землю (и вообще права на землю), а в центре буржуазной собственности – частная собственность на средства производства». Следовательно, можно считать, что этимологически термин «dominium» своим происхождением обязан рабам как основному объекту собственности в период республики в Риме»[12].

Несмотря на саму анекдотичность характера  этого научного рассуждения, необходимо заметить, что сведение римского права  только к рабовладению в значительной степени обедняет его, да и не объясняет  причин дальнейшей рецепции. С другой стороны, этот факт отлично демонстрирует  приверженность В.П. Камышанского к марксистской идеологии: римское право – право рабовладельческой формации, следовательно, в его основе лежит институт рабовладения. Трудно отрицать здесь логичность построения.

Но выявляемый исследователями  рабовладельческий характер римского права, постановка акцента на институт рабовладения только запутывает вопрос о причинах рецепции римского права, а ведь именно он является ключевым. Само по себе римское право юристам  интересно так же, как законодательство Ману и Хаммурапи. Интересно, любопытно, но – не более.

Исследователи «упускают» факт, что  вовсе не институт рабовладения принес международный авторитет римскому праву. И, соответственно, сам вопрос о современной рецепции римского «рабовладельческого» права повисает в воздухе. У нас нет рабовладения как правового института, в силу чего нет и необходимости заимствовать такое ярко выраженное классовое, «рабовладельческое» по характеру римское право.

Этот «тупик» в актуальности римского права для России заставляет исследователей искать выход в самых  немыслимых направлениях. Одной из таких попыток является рассмотрение римского права даже с позиции  религиозного фактора. Здесь достаточно показательна позиция А.А. Куприянова, который, рассматривая «библейские  корни правосознания России», совершил поразительное открытие: оказывается, принципы нашего сегодняшнего российского  права – суть принципы языческой  Римской империи; что такое «языческое»  римское право и было воспринято нашим Семейным кодексом[13].

Такого же научного взгляда на «римское языческое право» активно придерживается заведующий кафедрой уголовного права  и процесса Московского государственного открытого университета (!) г-н Е.Н. Масловский[14].

Известный российский правовед В.Н. Синюков вообще призывает законодателя и общественность к действенному отказу от рецепции отсталого «языческого» права, так как «нельзя все дальше деградировать до уровня римского права – системы красивой, но языческой, убогой духовно, глубоко устаревшей и неадекватной в трактовке человека и правовых отношений человека после рождения Христа»[15].

Конечно, такие оценки римского права  как языческой правовой системы  просто спекулятивны и не несут содержательной смысловой нагрузки. Здесь специально игнорируется исторический факт принятия Римской империей христианства, особенно – феномен Византийского права; римское право рассматривается  как нечто неподвижное, догматичное, даже – вредоносное, что, в принципе, противоречит исторической действительности.

Достаточно любопытен факт, что  исследователи, сводящие римское право  к историческим ценностям, принципиально  игнорируют хронологию развития римских  правовых институтов, хотя именно хронология играет важнейшую роль в историко-правовом исследовании, так как факт считается  историческим, если он может быть определен  не только в пространстве, но и во времени[16].

Конечно же, нельзя однозначно утверждать, что хронологические рамки при  исследовании римского права вообще не используются. Но такое использование  носит очень обобщенный, абстрактный  характер. Например, «предметом римского права являются институты имущественного права периода первых трех веков  н.э. и абсолютной монархии с конца III в. до середины VI н.э. включительно»[17]; «под термином «римское право» понимается правовой порядок, существовавший в римском государстве от основания Рима (753 или 754 гг. до н.э.) до смерти императора Юстиниана (565 г. н.э.)»[18] и т.д.

Неопределенность, «размытость» хронологических  рамок приводят к утрированному, упрощенному восприятию динамики развития римского права, что выражается в  распространенном суждении, именно III век связан с кризисом римской  юриспруденции, поэтому он обозначает гибель римского права как такового. Так, В.С. Нерсесянц отмечает, что «со второй половины III в. намечается упадок римской юриспруденции, в значительной мере связанный с тем, что приобретение императорами законодательной власти прекратило правотворческую деятельность юристов»[19].

Другой исследователь, М.М. Борисевич, убежден, что в третьем периоде  истории римского частного права  – посткласическом (конец III в.- VI в. н.э.) – были исчерпаны «творческие потенции римского права»[20].

Однако известно, что именно в  постклассический период зародились такие понятия, как «закон», «кодекс», «законодательный свод», определяющие характер модели романо-германской (континентальной) правовой семьи[21], и именно постклассический период развития римского права сформировал современный правовой контур романо-германской и англосаксонской систем. Отрицать это невозможно, хотя этот факт, конечно, расстраивает большинство зарубежных и российских романистов и просто любителей наследия римских юристов.

Данная позиция достаточно характерна для современных российских авторов  в их совместных с западными коллегами  усилиях ни в коем случае не признать византийское право римским. Ведь тогда получается, что славяне ничем не хуже западного человека, так как культурная основа – античная цивилизация – у нас одна. А это будет подрывать у общественности стремление к подражательству Западу. В российской литературе вообще договорились отказаться от изучения знаменитой византийской компиляции императора Юстиниана, так как «несмотря на все заслуги императора Юстиниана в этой сфере, «право Юстиниана» нельзя считать этапом развития римского права уже хотя бы потому, что Рим как государство, как явление мировой истории прекратил свое существование в V в. с падением Западной Римской империи»[22].

Кроме того, необходимо отметить, что  исследователи, изучая содержание римского права в хронологических рамках Древнего Рима, игнорируя Византию, лукавят, «забывая» достаточно общеизвестный  факт, что «римское право, в том  виде, в каком оно вошло в  организм западных государств, уже  носило на себе печать жизни не-римский, византийский»[23]. Иными словами, рецепция римского права обязана, прежде всего, византийскому праву Юстиниана Хотелось бы напомнить, что Россия в данном случае является основной культурной преемницей Византии.

Поэтому, конечно же, особый интерес  для представителей юриспруденции  в общем, а для цивилистов –  в особенности, представляет именно творческая переработка византийцами древнего, устаревшего римского права. Особенный интерес оно представляет также для русских ученых и  общественности, поскольку подводит необходимую идеологическую базу под  преемственность с Древним Римом (теория Третьего Рима).

Другой немаловажной негативной тенденцией понимания содержания римского права  является его безусловная идеализация, которая выражается в стремлении видеть все современное право  буквально происходящим из одного источника  – древнеримского.

Так, именно Древний Рим является классическим примером государства, в  котором право собственности было выражено в законченной форме и где долгое время процесс его оформления оставался необратимым[24].

В литературе высказывается суждение, что только «римляне первыми разработали  право частной собственности»[25]. В этом же ключе находится высказывание, что римское право прекрасно  понимало идею собственности[26]. М.В. Власова  убеждена, что только одними видными  древнеримскими юристами были заложены основы современного гражданского права[27]. Известный российский ученый С.С. Алексеев определяет юридическую систему  Древнего Рима как «классическое, непревзойденное по утонченной разработке первое всемирное право общества товаропроизводителей»[28].

Считается, что столь необычное  долголетие древнеримского права связано  с его универсальным, всеобъемлющим  характером, основанным на логически  ясной, стройной системе.[29]

Виднейший цивилист XIX в. Н.Л. Дювернуа считал, что для составления правильного понятия об обязательстве в отличие от права вещного, исходной точкой является определение обязательства из римского права, так как «система обязательств нигде не выработана в такой полноте, как в этом праве»[30].

Но не только исследователи- цивилисты, но и процессуалисты опираются на римский фундамент российской правовой системы.

Например, известный российский ученый А.В. Юдин в монографии, рассматривающей  проблемы особого производства в  арбитражном суде, отмечает, что  именно римское право заложило основы регламентации процессуального  института «особого производства»  для правовых систем различных государств[31].

Не менее знаменитая в мире юриспруденции  г-жа Е.В. Сологубова в отношении Устава гражданского судопроизводства отмечает, что он якобы «воспринял римскую систему доказательств, в частности принцип распределения тяжести доказывания, виды доказательств, за исключением презумпций. Был воспринят ряд известных римскому праву презумпций: отцовства, знания закона, добропорядочности. В Уставе впервые получили закрепление институты заочного решения и апелляции, зародившиеся в римском праве»[32].

Е.Ю. Курышев спешит дополнить мнение Е.В. Сологубовой тем, что, оказывается, еще «в Уставе были также воспроизведены нормы римского права о свидетелях и свидетельских показаниях, существовавших в Соборном Уложении 1649 г.»[33].

Показательной является и позиция  И.Н. Глазуновой из Ставрополя: «Достаточно  самого поверхностного изучения современных  процессуальных кодексов, чтобы удостовериться, что римское процессуальное право, особенно классического периода, составляет суть и основу процессуальных кодексов наших дней. Процессуальные принципы восходят непосредственно к началам римского права, не претерпев буквально никаких существенных изменений за все прошедшее время. С другой стороны, поскольку процессуальное право – средство осуществления на практике индивидуального права, можно говорить о тесной взаимосвязи между материальным и процессуальным правом. И если это справедливо и для современного права, в котором размежевание между материальным и процессуальным правом оказывается подчас искусственным, то в римском праве с его своеобразной процессуальной системой, которая стала продуктом юридического гения этого народа, процессуальное право связано с материальным в большей степени, чем в современном»[34].