Насилие в современной России

Расположенной между Востоком и Западом в географическом и  цивилизационном аспектах, России пришлось пережить больше военных катаклизмов нежели любой другой стране. С самого начала образования российского государства оно должно было отстаивать свою независимость и защищать территорию от многочисленных нашествий и посягательств иноземных агрессоров. Историками подсчитано, что за период 538 лет, прошедших со времен Куликовской битвы до выхода России из Первой мировой войны, она находилась в состоянии войны 334 года, то есть две трети своей исторической жизни. Много это или мало? Для сравнения укажем, что за 3400 лет записанной истории человечества лишь 234 года оно обходилось без войн. В последнее десятилетие, по данным ООН, было отмечено свыше 100 локальных войн в различных частях мира с участием 57 государств.

Все крупномасштабные социальные модернизации в цивилизационные  прорывы осуществлялись в России сверху и, как правило, сопровождались применением массового насилия. Метод реформаторского насилия  использовался для ускорения  экономического и культурного развития при каждой попытке прорубить  окно в более развитую западную цивилизацию.

Нельзя не сказать и  о том, что масштабность российской территории и многоликость населяющих ее народов, обладающих своими национальными  культурами и укладами жизни, непрестанно  проявляемая непокорность региональных вождей и их сепаратистская политика, также во многом предопределяли авторитарные формы и методы управления страной, насильственный характер организации  политической власти и всей общественной структуры[16, c. 87].

Принцип единства и неделимости  России неукоснительно отстаивался  и проводился в жизнь всеми возможными средствами, был всегда основополагающей доминантой всех российских правителей.

Начало последнего десятилетия XX в. ознаменовалось приходом к власти в России качественно новых политических сил, сделавших ставку на осуществление  широких демократических реформ и ликвидацию тоталитарного прошлого построение гражданского общества и  правового государства. Однако победоносное шествие демократии пока не состоялось. Его и не следовало ожидать, исходя как из общеисторических закономерностей, так и из некоторых индивидуальных особенностей российской действительности. Мировая практика становления и  развития демократии свидетельствует, что этот процесс никогда и нигде не был скоротечным, прямолинейным и бесконфликтным. Не только английские газоны, но и британская демократия взращивалось и лелеялась веками. Создание институтов и принципов гражданского общества, внедрение демократических ценностей в общественное сознание неолитическую практику невозможно осуществить кавалерийским наскоком .

Процесс демократизации по-российски  оказался на деле чрезвычайно трудным  и противоречивым, чреватым драматическими потрясениями и непредвиденными  издержками. Демократия не стала нормой и образом жизни общества и  всех граждан. Многие демократические  ценности остаются нереализованными и  даже невостребованными, а некоторые  вульгаризированы и извращены до неузнаваемости. Гуманизм как основа и неотъемлемый элемент демократического образа жизни по-прежнему в дефиците. Демократия не приобрела общенародного характера, на смену тоталитарному антигуманизму пришел рыночный антигуманизм, вместо диктатуры партийных вождей наступили засилье криминального бизнеса и коррумпированной бюрократии, разгул беззакония и безвластия[17, c. 78].

Не удалось и перевести стрелку российской истории на новый путь цивилизационного развития исключительно мирными средствами. Уже начало перестроечного процесса ознаменовалось рядом конфликтов, сопровождавшихся насильственными действиями и вооруженными столкновениями в Прибалтике, Грузии, Армении, Азербайджане, Молдавии. Некоторые из них получили продолжение в последующие годы после развала СССР, с участием уже России, вынужденной по тем или иным причинам направить в эти горячие точки СНГ свои военные контингенты.

Но и в самой России за прошедшее десятилетие было немало проявлений насилия в разной форме  и по разным поводам. Достаточно упомянуть  лишь события 1991 и 1993 гг.

Не обошлось и без своей  российской локальной войны. Военная  кампания в Чечне, начавшаяся в 1996 г. и продолжающаяся с небольшим  перерывом до настоящего времени, направлена на подавление националистического сепаратистского движения и разгром незаконных вооруженных формирований. Россия, таким образом, стала одним из первых объектов международного терроризма, поскольку в Чечне на стороне сепаратистов воюют наемники из разных стран; они финансируются из источников всемирной террористической сети. Волна террористических актов, совершающихся в самой Чечне и прокатившаяся в эти годы по многим российским городам, уже унесла тысячи жизней[18, c. 54].

Немало проявлений насильственных или принудительных действий в различной  форме имели место снизу, со стороны  гражданского населения, выражавшего  недовольство политикой властей. В  разных регионах России периодически вспыхивали бунты и забастовки из-за несвоевременной выплаты зарплат, массовой безработицы, отключения электроэнергии и водоснабжения, произвола администрации  предприятий и отдельных государственных  чиновников. Толпами протестующих людей  перекрывались автомобильные и  железнодорожные магистрали, пикетировались учреждения органов власти, задерживались  в качестве заложников их ответственные  сотрудники. Нередко эти протестные движения, чаще всего носящие несанкционированный  характер, сопровождались применением  физической силы с обеих сторон.

Но если проявления открытого  насилия в этот переходный период носили сравнительно ограниченный характер, то этого, наверное, нельзя сказать  о проявлениях скрытого насилия, которое носит завуалированный  характер.

В широком смысле насилие  включает действия, причиняющие вред и ущерб людям не только физическим, но и косвенным экономическим, идеологическим, психологическим принуждением, манипулированием их сознанием и поведением. Главная  сущность насилия, - пишет английский политолог Г.Ньютон, - заключается в том, что благодаря его воздействию человека принуждают вести себя не так, как он того хотел бы. Насилие может быть направлено против психического и нравственного здоровья человека, его имущества и жизненных интересов...Подобное насилие, носящее латентный характер, представляет такую же опасность, как прямое физическое.

Перераспределение собственности, обвальная либерализация цен, совершенные  в России путем, безусловно, не самого лучшего способа приватизации, последующая  гигантская инфляция привели к тому, что почти треть населения  имеет доходы ниже прожиточного минимума. В этих условиях остро встала проблема различия между формальными конституционными правами и свободами граждан  и их практической реализацией, которая  поставлена в зависимость от социально-экономического положения индивидов. В обществе, осуществляющем демократические реформы, человек оказался на практике не в  меньшей степени отчужденным, чем  он был в коммунистическом тоталитарном государстве.

Образ мышления и поведения  современного человека во многом зависит  от влияния средств массовой информации. Используя новейшие информационно-коммуникативные  технологии, они способны осуществлять моральное насилие путем манипулирования общественным сознанием в заданном направлении, служить целям дезинформации и духовно-нравственного разложения, превращению людей в бездумную и послушную массу. Такое информационно-психологическое насилие под видом свободы слова совершается над российскими гражданами, ангажированными властью и олигархами средствами массовой информации, насаждающими культ силы, вседозволенности, аморальности. Пособником им в этом служит и низкопробная масс-культура, разжигающая низменные чувства и растлевающая прежде всего молодое поколение россиян[19, c. 89].

Россия, как и другие страны мира, вступила в XXI в. с тяжелым грузом проблем глобального свойства. Вечные проклятые вопросы, как никогда  раньше, драматически тревожат сознание людей: до каких пор будет продолжаться кровавое шествие всемирного насилия, почему цивилизованные нации, подобно первобытным дикарям, встают на тропу войны, возможен ли ненасильственный прогресс цивилизации? Думается, что хотя невозможно доказательно опровергнуть ленинское положение, согласно которому Великие вопросы в жизни народов решаются только силой, это не означает фатальную неизбежность сохранения насильственного миропорядка на вечные времена. То, что до настоящего времени военная сила служила главным орудием разрешения конфликтных ситуаций, не доказывает, что в ней заключено единственное средство осуществления этой цели.

Неправомерность односторонне морализаторской трактовки насилия  и критика концепций, ее выражающих, не означает, что к нему следует  вообще подходить с этически нейтральных  позиций, оставлять за кадром вопросы  нравственного порядка. При всей содержательной неоднозначности любые  насильственные действия морально ущербны, ибо несут смерть и разрушение, являются наибольшим бедствием для  людей. Насилие остается насилием как  по своей сути, так и по возможным  своим следствиям, - пишет Дж.Лоуренс, -независимо от того, кто и с какой целью его применяет, в какой форме оно совершается... Оно антипод свободе и гуманизму.

Подчеркивая правомерность  и необходимость борьбы против агрессивного насилия, неприемлемости идеологии  пацифизма, следует вместе с тем  по возможности ограничивать масштабы и рамки применения защитного  насилия, не впадать здесь в крайность  и не возводить в культ насилие  как ответ на совершающиеся несправедливые действия. Иначе происходит качественная трансформация самого насилия, из защитного и справедливого оно становится репрессивным и несправедливым.

Субъективное осознание  благородства и чистоты действий далеко не всегда гарантирует их нравственное совершенство. Можно утверждать, считает  С.Франк, что никто не творил в мире столько зла и не пролил столько крови, как люди, хотевшие быть спасителями человечества. Аналогичную мысль высказывал и Л.Н.Толстой, заявлявший, что нет пределов того зла, которое может быть совершено во имя добра. Достаточно, наверное, в этой связи привести пример средневековых инквизиторов. Посылая людей на костер, они были убеждены, что их действия есть проявления человеколюбия, ибо они тем самым спасают души христиан, поврежденные ересями. В новейшей истории мрачным образцом такого рода бесчеловечного насилия, совершавшегося во имя очередной утопии создания земного рая, может служить практика массовых репрессий, осуществлявшаяся кликой фанатиков в Камбодже[20, c. 54].

Особенности массового сознания в России в кризисные времена.

Известная формула А.С.Пушкина "Не приведи Господь увидеть русский бунт, бессмысленный и беспощадный" обычно абсолютизируется, хотя после нее надо бы ставить не точку, а большой знак вопроса. Каковы особенности насилия в России? Откуда оно идет, как распространяется и какова его "конструктивная" роль?

То, что насилие наиболее функциональный элемент человеческой истории, на мой взгляд, всем ясно. Понятно  и то, что насилие сопровождает всю человеческую жизнь от рождения до смерти. Другое дело, что одни формы  насилия не замечаются, другие вызывают ужас и недоумение. В обычной жизни  насилие рассредоточено таким образом, что это перестает замечаться даже "жертвами"; во времена социальной смуты, напротив, насилие обретает масштабную определенность, предстает как "бич  Божий" или как акт ритуального  жертвоприношения. В данном случае мной сделан сознательный перекос на насильственную сторону российской истории. Предмет исследования не нов, но, прямо скажем, малоприятен. Заглянуть  в бездну насилия страшновато. Возникают  определенного рода барьеры и  сдержки. Они присутствуют и у  меня. Но всё же надо стараться на такие явления смотреть открытыми  глазами.

Если вернуться к формуле  Пушкина, то он сам в своих произведениях  показал, что русский бунт отнюдь не столь бессмыслен, иррационален, стихиен и т.п. Он имеет свою внутреннюю логику, структуру и даже ценностные основания. Если говорить о феномене русского бунта, то наверное стоит вспомнить и известную сцену из "Войны и мира": толпе, находящейся на грани бунтарского срыва, выдается в качестве жертвы совершенно невинный, случайный человек. Толпа с ним расправляется, и тут же недоумевает, ужасается тому, что она сотворила. Мне кажется, Лев Толстой в данном случае сказал далеко не всё. Рассматривая аналогичные случаи русского бунтарства, описанные отнюдь не в художественной литературе, я обратил внимание на то, что толпа не всегда удовлетворяется тем, что кого-то приносит в жертву. Если она сообразит, что ей на расправу дали "замещающую фигуру", она начинает искать "настоящего" виновника. Следует очередной акт "жертвоприношения" на более масштабном уровне. И так может повторяться не один раз. Это историческая реальность. И с этой реальностью мы обязаны считаться. Разумеется, рассмотрение всей отечественной истории в рамках понятий бунта и смирения будет грешить неполнотой, но подобный упрек можно адресовать и ко всякому иному методу ее анализа[21, c. 78].

Как историк, я предпочел  бы говорить о вещах более конкретных. На сегодня все мы усвоили, что  Октябрьская революция вовсе  не бессмысленный бунт, что влияние  этого "бунта" на российскую и  мировую историю чрезвычайно  велико. Мы признали также (во всяком случае, историки), что Октябрьская революция  прямо и непосредственно связана  с Первой мировой войной, что последняя  явилась решающим событием не только русской, но и европейской истории по крайней мере первой половины ХХ века. Обращаясь к истории России, уместно поставить вопрос: почему эта война оказала особое влияние именно на ход российской истории?

Считается, что "1905 год  породил 1917-й" (существуют вполне антикоммунистические варианты этой формулы Ленина). На деле между насилием 1905 - 1907 годов и  революционным взрывом 1917 года - качественное различие. Полагать, что шла механическая эскалация насилия, что Россия после 1905 года и последующих лет была обречена на еще более масштабную революцию, на мой взгляд, нет оснований. Во всяком случае, это вещь недоказуемая. События 1905-1907 годов могли быть своего рода прививкой от более масштабного и более массового насилия. Ситуацию изменила Первая мировая война. Произошла достаточно очевидная вещь: наложение кризисных ритмов мировой (европейской) и российской истории. О том, что Россия имеет свой особый ритм развития, повторять уже излишне. Однако, говоря о начала века, на мой взгляд, уместно говорить о системном кризисе империи (сегодня налицо тоже системный кризис, который (на данной его стадии) я называю вялотекущим).