Зигмунд Фрейд теория полового влечения

В то же время мальчик  в виде редко недостающего королария  к «ознакомлению с половым  вопросом» узнает о существовании  известного рода женщин, которые благодаря  своей профессии отдаются половой  любви, и поэтому все их презирают. Это презрение ему самому остается чуждым; у него рождается к этим несчастным только смешанное чувство  томления и жути, так как он знает, что и он сам через них может  приобщиться к половой жизни, которую считал до сих пор преимуществом  только «больших». Когда он уже перестает  сомневаться в том, что его  родители составляют исключение из отвратительных правил половой жизни, он цинично  говорит себе, что различие между  его матерью и падшей женщиной уже не так-то велико, что в сущности обе они делают одно и то же. «Просвящающие» рассказы разбудили в нем следы  воспоминаний о его ранних детских  летах и желаниях и оживили  в нем связанные с ними переживания. Ребенок начинает желать свою мать в этом новом смысле и снова  начинает ненавидеть отца как соперника, стоящего на пути к осуществлению  этого желания, он попадает, как мы говорим, во власть «комплекса Эдипа». Он видит измену со стороны матери в том, что она полюбила отца, а  не егo, и не может этого ей простить. Эти переживания, если только они  не проходят быстро, не проявляются  ни в чем реально, а только изживаются в фантазиях, которые имеют своим  содержанием сексуальную жизнь  матери при самых разнообразных  обстоятельствах: их напряжение с особенной легкостью разрешается в актах самоудовлетворения. Вследствие постоянного взаимодействия обоих побудительных мотивов этих душевных движений – полового желания и жажды мести – наибольшим предпочтением пользуются фантазии о неверности матери; любовник, с которым изменяет мать, обладает почти всеми чертами собственной персоны, вернее, собственной идеализированной личности, выросшей по возрасту до уровня отца. То, что я в другом месте^[73] описал, как «семейный роман», составляет разнообразные продукты этой работы фантазии и сплетение их с разными эгоистическими интересами определенного периода жизни. Познакомившись с этой частью истории душевного развития, мы уже не можем находить непонятным и противоречивым то обстоятельство, что принадлежность возлюбленной к проституции обусловлена непосредственно влиянием материнского комплекса. Описанный нами тип мужской любовной жизни носит следы этого развития, и его можно просто понять как фиксацию на фантазиях мальчика в периоде половой зрелости, нашедших после свое воплощение в реальной жизни. Легко допустить, что усиленный онанизм в годы переходного возраста также благоприятствует фиксации этих фантазий.

Тенденция спасать  любимую женщину с такими фантазиями, разросшимися до того, что они получили власть над реальной любовной жизнью, находится как будто только в  отдаленной поверхностной связи, исчерпываемой  сознательными доводами. Любимая  женщина подвергается, мол, опасности, благодаря своей склонности к  непостоянству и неверности, и  вполне понятно, что любящий старается  уберечь ее от опасности, охраняя  ее добродетель и противодействуя  ее дурным наклонностям. Однако, изучение «покрывающих воспоминаний», фантазий и ночных сновидений таких лиц  показывает, что здесь имеет место  прекрасно удавшаяся «рационализация» бессознательного мотива, подобная удавшейся  вторичной обработке материала  сновидений. На самом деле мотив  спасения имеет самостоятельное  значение и историю и является продуктом материнского или, вернее, родительского комплекса, когда  ребенок слышит, что он обязан жизнью родителям, что мать «даровала ему  жизнь», то в нем соединяются нежные чувства с душевными движениями, выражающими стремление быть больщим  и достичь самостоятельности, и  зарождают в нем желание вернуть  родителям этот дар и отплатить  им тем же. Непокорность мальчика как  будто выражает: мне ничего не надо от отца, я хочу вернуть ему все, что я ему стоил. Он рисует себе фантазии о спасении отца от смертельной  опасности и таким образом  расплачивается с ним. Эта фантазия часто переносится на императора, короля или иную знатную особу  и в таком измененном виде становится доступной сознанию и даже годной для поэтической обработки. По отношению  к отцу преобладает угрожающее значение фантазии о спасении, а по адресу матери проявляется ее нежное значение. Мать подарила жизнь ребенку, и нелегко  возместить такой своеобразный дар  чем-нибудь равноценным. Но при незначительном изменении значения слов – что так легко удается в бессознательном и что можно уподобить сознательному слиянию понятий – спасти мать приобретает значение: подарить или сделать ей ребенка, разумеется, вполне похожего на самого себя. Это удаление от первоначального смысла спасения не очень велико, изменение значения слов не произвольно. Мать подарила ему жизнь – его собственную, – и за это ей дарится другая жизнь, жизнь ребенка, имеющего максимальное сходство с ним самим. Сын проявляет свою благодарность тем, что желает иметь от матери сына, равного себе, т. е. в фантазии о спасении он совершенно отождествляет себя с отцом. Все влечения – нежные, благородные, похотливые, непокорные и самовластные находят удовлетворение в этом одном желании быть своим собственным отцом. Не исчезает и момент опасности при таком изменении значения; ведь самый акт рождения представляет из себя опасность, из которой спасение приходит благодаря усилиям матери. Рождение является первой жизненной опасностью и прообразом всех последующих, внушающих нам страх; переживания при рождении остаются у нас, вероятно, в том аффективном выражении, второе мы называем страхом. Макдуф в шотландской легенде, не рожденный матерью, а вырезанный из утробы ее, поэтому не знал и страха.

Древний снотолкователь Артемидор был, несомненно, прав, утверждая, что сновидение меняет свой смысл  в зависимости от личности видевшего  сон. По законам выражения бессознательных  мыслей «спасение» может иметь различное  значение в зависимости от того, фантазирует ли о нем женщина  или мужчина. Оно может в равной мере иметь значение сделать ребенка  – дать начало рождению (у мужчины), как и самой родить ребенка (у  женщины). Особенно в связи с водой  можно ясно видеть эти различные  значения спасения в сновидениях  и в фантазиях. Если мужчина спасает  во сне женщину, то это значит: он делает ее матерью, – что, согласно вышеизложенному, соответствует смыслу: он ее делает своею матерью. Когда  женщина спасает кого-нибудь (ребенка) из воды, то этим она признает себя, подобно царевне в легенде  о Моисее, родившей его матерью.

Иногда фантазия о спасении отца также получает смысл  нежного отношения. Тогда она  выражает желание иметь отца сыном, т. е. иметь такого сына, как отец. Вследствие всех этих отношений мотива спасения к родительскому комплексу, тенденция спасать возлюбленную составляет существенную черту описанного здесь любовного типа.

Я не считаю нужным приводить доказательства правильности метода моей работы, которая в данном случае, как и при описании анальной эротики, стремится к тому, чтобы  сначала выделить из всего материала  наблюдения крайне и резко очерченные типы. В обоих случаях имеется  гораздо большее количество индивидов, у которых можно наблюдать  только отдельные или только не резко  выраженные черты этого типа. И  само собой разумеется, что только связное изложение всех тех наблюдений, на основании которых установлены эти типы, даст нам возможность правильно их оценить.

ОБ УНИЖЕНИИ ЛЮБОВНОЙ ЖИЗНИ

1

Если практикующий врач-психоаналитик задает себе вопрос: с каким страданием чаще всего  к нему обращаются за помощью, то он принужден будет ответить: с психической  импотенцией, – если не считать разнообразных  проявлений страха. Этой странной болезнью заболевают мужчины с сильно выраженной чувственностью, и заболевание проявляется  в том, что специальные органы отказываются выполнять функции  полового акта, хотя до и после акта они могут быть вполне здоровыми  и дееспособными и хотя данный субъект имеет большую склонность к выполнению этого акта. Первым поводом к пониманию своего состояния  является факт, приводящий его к  убеждению, что такие неудачи  постигают его только при половых  попытках с определенными особами, между тем как с другими  у него не случается ничего подобного. Тогда он приходит к убеждению, что  задержку его мужской потенции вызывают особенные свойства сексуального объекта. Иной раз такой больной сам  рассказывает, что у него получается ощущение в нем самом какого-то препятствия, что он замечает какое-то внутреннее противодействие, которое  мешает сознательному его намерению. Но больной не в состоянии понять, в чем же состоит это препятствие  и какие именно особенности полового объекта его вызывают. Если подобные неудачи случались у него неоднократно, то в таком случае он склонен установить ошибочную причинную связь и  полагает, что именно воспоминание о первой неудаче является таким  препятствующим и отпугивающим переживанием и становится причиной последующих  неудач; в первый же раз дело касалось «случайности».

Психоаналитическое  исследование психической импотенции произведено и опубликовано несколькими  авторами. Каждый аналитик из собственного опыта может подтвердить приводимые ими объяснения. Речь действительно  идет о парализующем влиянии известных  психических комплексов, которые  недоступны сознанию индивида. На первом плане стоит, как общее содержание этого патогенного материала, сохранившая  свою силу и влияние инцестуозная (кровосмесительная) фиксация либидо на матери и на сестре. Кроме того, нужно  принять во внимание влияние случайных  мучительных впечатлений, находящихся  в связи с детскими сексуальными проявлениями, и вообще все моменты, понижающие либидо, которое должно быть направлено на женщину как на половой объект.

Если подвергнуть, при помощи психоанализа, детальному исследованию случая резкой психической  импотенции, то получается следующая  картина действующих при ней  психосексуальных процессов. Почвой болезни  служит и здесь, как, вероятно, при  невротических страданиях, задержка в развитии либидо до степени ее нормальной завершенной формы. Здесь  еще не слились два течения, слияние которых только и обеспечивает вполне нормальную любовную жизнь, – два течения, которые мы различаем как нежное и чувственное.

Наиболее старое из этих двух течений – нежное. Оно  берет начало с самых ранних лет, образовалось на почве интересов  инстинкта самосохранения и направлено на представигелей родной семьи или  на лиц, занятых уходом и воспитанием  ребенка. К нему с самого начала присоединяется известная доля половых влечений, компонентов эротического интереса, которые нормально выражены уже  более или менее ясно с детства, а у невротиков во всех случаях  открываются психоанализом, произведенным  в более позднем возрасте. Оно  соответствует первичному детскому выбору объекта. Мы видим из него, что  половые влечения находят свои первые объекты в связи с оценкой, исходящей из влечения Я, точно так  же, как первые сексуальные удовлетворения получаются в связи с функциями, необходимыми для сохранения жизни. «Нежность» родителей и воспитателей, которая редко не отличается явным  эротическим характером («ребенок –  эротическая игрушка»), много содействует  тому, чтобы усилить эти придатки эротики к объектам фиксации влечений и поднять их на такую высоту, при которой они должны повлиять на последующее развитие, в особенности, если этому способствуют еще и  некоторые другие обстоятельства.

Нежные фиксации ребенка сохраняются в течение  всего детства, и к ним притекают  новые эротические переживания, и эротика благодаря этому  отклоняется от своих половых  целей. В возрасте половой зрелости к нежным фиксациям присоединяется еще «чувственное» течение, которое  определенно сознает свои цели. Оно, понятно, идет всегда прежними путями и снабжает значительно большим  количеством либидо объекты первого  инфантильного выбора. Но вследствие того, что оно натыкается там на воздвигнутые препятствия кровосмесительного ограничения, то оно стремится найти  возможно скорей переход от этих, реально  не подходящих, объектов к другим, посторонним, с которыми было бы возможно настоящее  половое сожительство. Эти посторонние  объекты избираются, однако, по образу инфантильных, но со временем они привлекают к себе ту нежность, которая была фиксирована на прежних. Мужчина  оставляет отца и мать – как  предписывается в Библии, – чтобы  следовать за женой, нежность и чувственность  сливаются воедино. Высшая степень  чувственной влюбленности связана  с наибольшей психической оценкой (нормальная переоценка полового объекта  мужчиной).

При неудаче этого  процесса решающее значение имеют два  момента развития либидо. Во-первых, степень реального запрета, который  не допускает нового выбора объекта  и обесценивает его для индивида. Ведь нет никакого смысла заниматься выбором объекта, если запрещено  вообще выбирать, или не имеешь никакой  надежды выбирать что-нибудь достойное. Во-вторых, степень привлекательности, которой могут обладать те инфантильные объекты, от которых следует уйти; она пропорциональна эротической  фиксации, которой они были наделены еще в детстве. Если эти два фактора достаточно сильны, то начинает действовать общий механизм образования неврозов. Либидо отвращается от реальности, подхватывается работой фантазии, усиливает образы первых детских объектов и фиксируется на них. Но кровосмесительное ограничение заставляет оставаться в бессознательном либидо, обращенное на эти объекты, изживание чувственного течения, кроющегося теперь в бессознательном, в онанистических актах способствует тому, чтобы укрепить эти фиксации. Положение дела не меняется и тогда, когда неудавшийся в реальности прогресс совершается в фантазии, т. е. когда в фантастических ситуациях, ведущих к онанистическому удовлетворению, первоначальные половые объекты заменяются посторонними. Благодаря такому замещению фантазии делаются способными проникнуть в сознание; но в реальном либидо при этом не замечается никакого прогресса.

Таким образом может  случиться, что вся чувственность  молодого человека окажется связанной  в бессознательном с инцестуозными  объектами или, как мы еще иначе  формулируем, она фиксирована на бессознательных инцестуозных фантазиях. В результате получается абсолютная импотенция, которая к тому же еще  укрепляется благодаря одновременно приобретенном действительному  ослаблению органов, выполняющих половой  акт.

Для образования  собственно так называемой психической  импотенции требуются более мягкие условия. Чувственное течение во всем объеме вынуждено скрываться за нежным течением, оно должно быть в  достаточное мере сильным и свободным  от задержек, чтобы хотя бы отчасти  пробить себе путь к реальности. Половая активность таких лиц  носит на себе явные признаки того, что руководящие ею психические  импульсы действуют не во всем объеме; она капризна, подвижна, легко нарушается, функционирует часто неправильно, доставляет мало удовольствия. Но главным  образом она избегает слияния  с нежным течением. Таким образом  создается ограничение в выборе объектов. Оставшееся активным чувственное  течение ищет только таких объектов, которые не напоминают запретных  инцестуозных лиц; если какое-нибудь лицо производит впечатление, вызывающее высокую  психическую оценку, то оно влечет за собой не чувственное возбуждение, а эротически недействительную нежность. Любовная жизнь таких людей остается расщепленной в двух направлениях, нашедших свое выражение в искусстве, как небесная и земная (животная) любовь. Когда они любят, они не желают обладания, а когда желают, не могут любить. Они ищут объектов, которых им не нужно любить, чтобы  отдалять чувственность от любимых  объектов, и странная несостоятельность  в форме психической импотенции наступает, – согласие законам «чувствительности  комплекса» (Komplexempfindlichkeit) и «возвращения вытесненного (Ruckkehr des Verdrangten) тогда, когда  иной раз какая-нибудь незначительная черта лица объекта, избранного во избежание  инцеста, напоминает объект, которого следует избегать.