Зигмунд Фрейд теория полового влечения

Нетрудно заметить, что, следуя такому ходу мыслей, мы наталкиваемся  на проблему не только ипохондрии, но и  других актуальных неврозов, неврастении  и невроза страха. Но ограничимся  вышеизложенным и не будем переступать  границы психологии при изучении чисто психологических явлений, углубляясь так далеко в область  физиологического исследования. Достаточно только упомянуть, что, исходя из данной точки зрения, можно предположить, что ипохондрия находится в таком  же отношении к парафрении, в каком  другие актуальные неврозы находятся  к истерии и неврозу навязчивости, т. е. зависят в такой же степени  от Я-либидо, как те от объект-либидо, а ипохондрический страх находится  в таком же взаимоотношении к  Я-либидо, в каком невротический  страх относится к объект-либидо. Далее, если мы уже усвоили себе взгляд, что механизм заболевания и симптомообразования  при «неврозах перенесения», т. е. процесс развития от интроверзии  к депрессии, необходимо связывать  с накоплением и застоем либидо объектов, то мы должны также усвоить  себе представление о накоплении в застое Я-либидо и привести его  в связь с феноменами ипохондрии и парафрении.

Но тут мы должны будем задать себе другой интересный вопрос: почему такой застой либидо-Я  ощущается как нечто весьма неприятное. Я ограничился бы ответом, что  неудовольствие (UnIust) является выражением высшего напряжения, т. е. оно представляет из себя известную величину материального  процесса, ведущего к накоплению внутреннего  напряжения, воспринимаемого психически как чувство неприятного, неудовольствия. Решающим моментом в развитии чувства  неудовольствия является, однако, не абсолютная величина этого материального процесса, а скорее известная функция этой абсолютной величины. Стоя на такой  точке зрения, можно решиться подойти  вплотную к вопросу, откуда вообще берется  психологическая необходимость переступить границы нарцизма и сосредоточить свое либидо на объектах. Ответ, вытекающий из общего хода наших рассуждений, следующий: необходимость в этом наступает тогда, когда концентрация либидо на Я переходит определенную границу. Сильный эгоизм защищает от болезни, но, в конце концов, необходимо начать любить для того, чтобы не заболеть, и остается только заболеть, когда вследствие несостоятельности своей лишаешься возможности любить. Это похоже приблизительно на то, как Е.HeIne изображает психогенезис сотворения мира: «Болезнь, вероятно, была последней причиной всего стремления к творчеству: созидая, мог я выздороветь, созидая, стал я здоров».

Нам известно, что  наш душевный аппарат в первую очередь является для нас орудием, при помощи которого мы справляемся  с возбуждениями, обыкновенно воспринимаемыми  нами мучительно и грозящими оказать  на нас патогенное влияние. Психическая  переработка этих возбуждений достигает  исключительного напряжения, чтобы  направить по внутреннему душевному  руслу те возбуждения, которые не способны найти себе непосредственный выход наружу, или для которых  в данную минуту не желателен такой  выход. Но для такой внутренней переработки  сначала безразлично, производится ли она над реальными или воображаемыми  объектами. Различие проявляется лишь позже, когда переход либидо на нереальные объекты (Introversio) ведет к застою его. Подобная же внутренняя переработка  либидо, вернувшегося от объектов к  Я, делает возможным развитие бреда  величия при парафрении; весьма вероятно, что только после того, как проявляется  несостоятельность этого бреда, концентрация либидо на Я становится патогенной и вызывает процесс, который  в дальнейшем развитии своем наблюдается  нами в форме болезни.

Теперь я попробую несколько углубиться в механизм парафрении и изложить некоторые  взгляды, которые, как мне кажется, уже теперь заслуживают внимания. Различие между нарцистическими  заболеваниями (парафрения, паранойя) и неврозами перенесения я  вижу в том, что либидо, освободившись  вследствие несостоятельности данного  лица в жизненной борьбе, не останавливается  на объектах фантазии^[70], а возвращается к Я; бред величия в таком случае соответствует психическому преодолению этих масс либидо, т. е. интроверзии в область фантазии при «неврозах перенесения»; несостоятельность этой психической деятельности (бреда) ведет к развитию ипохондрии при парафрении, вполне гомологичной страху при «неврозах перенесения». Нам известно, что страх этот может смениться дальнейшими продуктами психической переработки в виде конверзий, «реактивных образований», защитных мер (фобий). При парафрении вместо всех этих процессов наступает попытка к самоизлечению, которая и вызывает все наблюдаемые нами явления болезни. Так как парафрения часто, – если не в большинстве случаев, – влечет за собой лишь частичный уход либидо от объектов, то в картине ее можно различить три группы явлений: 1) явления, связанные с сохранившейся нормальностью или неврозом (остаточные явления); 2) явления болезненного процесса (отход либидо от объектов, сюда же относятся бред величия, ипохондрия, аффективные нарушения, все регрессии); 3) явления самоизлечения, возвращающего либидо к объектам по образцу истерии (Dementia praecox, paraphrenia) или по образцу невроза навязчивости (paranoia). Этот возврат привязанности либидо исходит из другого уровня психики и протекает при совершенно других условиях, чем первичные привязанности.

Различие между  образовавшимися при таком вторичном  возврате либидо к объектам «неврозами перенесения» и соответствующими картинами  нормального Я – должно было бы раскрыть нам самое глубокое понимание  структуры нашего душевного аппарата.

Третий подход к  изучению нарцизма открывает нам  любовная жизнь людей в ее различной  дифференциации у мужчин и женщин. Подобно тому, как Я-либидо оказалось  для нас сначала покрытым либидо-объектом, мы сначала заметили, что ребенок (и юноша) при выборе своих сексуальных  объектов исходит из своих переживаний, связанных с удовлетворением  основных потребностей влечений Я.

Первые автоэротические  сексуальные удовлетворения переживаются в связи с важными для жизни, служащими самосохранению функциями. Сексуальные влечения сначала присоединяются к удовлетворению влечений Я и  лишь впоследствии приобретают независимую  от последних самостоятельность; это  присоединение сказывается, однако, также и в том, что лица, которые  кормят, ухаживают и оберегают  ребенка, становятся первыми сексуальными объектами его, как-то мать или лицо, заменяющее ее.

Наряду с этим типом и этим источником выбора объекта, который можно назвать ищущим опоры типом, аналитическое исследование познакомило нас еще с одним  типом, которого мы вовсе не ожидали  встретить. Мы нашли – особенно ясно это наблюдается у лиц, у которых  развитие либидо перетерпело некоторое  нарушение, как, например, у извращенных  и гомосексуальных, – что более  поздний объект любви избирается этими лицами не по прообразу матери, а по их собственному. Они, очевидно, в объекте любви ищут самих  себя, представляют из себя такой тип  выбора объекта, который следует  назвать нарцистическим. Это наблюдение и послужило самым решающим мотивом, побудившим нас выставить положение, что нарцизм составляет определенную стадию развития либидо.

Мы вовсе не пришли к решению, что все люди распадаются  на две резко различные группы в зависимости от того, имеется  ли у них нарцистический или опорный  тип выбора объекта, а предпочитаем допустить, что каждому человеку открыты оба пути выбора объекта, и предпочтение может быть отдано тому или другому. Мы говорим, что  человек имеет первоначально  два сексуальных объекта: самого себя и воспитывающую его женщину, и при этом допускаем у каждого человека первичный нарцизм, который иногда может занять доминирующее положение при выборе объекта.

Сравнение мужчины  и женщины показывает, что по отношению  к типу выбора объекта наблюдаются  основные, хотя, разумеется, и не абсолютно  закономерные различия. Глубокая любовь к объекту по опорному типу в сущности характерна для мужчины. В ней  проявляется такая поразительная  сексуальная переоценка объекта, которая, вероятно, происходит от первоначального  нарцизма ребенка и выражает перенесение  и этого нарцизма на сексуальный  объект. Такая сексуальная переоценка делает возможным появление своеобразного  состояния влюбленности, напоминающего  невротическую навязчивость, которое  объясняется отнятием либидо у Я  в пользу объекта. Иначе происходит развитие у более частого, вероятно, более чистого и настоящего типа женщины. Вместе с юношеским развитием  и формированием до того времени  латентных женских половых органов  наступает в этих случаях усиление первоначального нарцизма, неблагоприятно действующего на развитие настоящей, связанной  с сексуальной переоценкой любви  к объекту. Особенно в тех случаях, где развитие сопровождается расцветом  красоты, вырабатывается самодовольство женщины, вознаграждающее ее за то, что социальные условия так урезали  ее свободу в выборе объекта.

Строго говоря, такие  женщины любят самих себя с  той же интенсивностью, с какой  их любит мужчина. У них и нет  потребности любить, а быть любимой, и они готовы удовлетвориться  с мужчиной, отвечающим этому главному для них условию. Значение этого  женского типа в любовной жизни людей  нужно признать очень большим. Такие  женщины больше всего привлекают мужчин не только по эстетическим мотивам, так как они обычно отличаются большой красотой, но также и вследствие интересной психологической констелляции. А именно нетрудно заметить, что  нарцизм какого-нибудь лица, по-видимому, очень привлекает тех людей другого  типа, которые отказались от переживания  своего нарцизма в полном его объеме и стремятся к любви к объекту; прелесть ребенка заключаете в значительной степени в его нарцизме, самодовольстве и недоступности так же, как  и прелесть некоторых животных, которые  производят впечатление, будто им все  в мире безразлично, как, например, кошки  и большие хищники, и даже великие  преступники, и юмористы в поэзии захватывают нас благодаря той  нарцистической последовательности, с  которой они умеют отстранять от своего Я все их принижающее. Словно мы завидуем им за то, что они сохранили  счастливое душевное состояние неуязвимой позиции либидо, от которой мы уже  давно отказались. Но большая прелесть нарцистической женщины не лишена и  оборотной стороны медали; добрая доля неудовлетворенности влюбленного  мужчины, сомнения в любви женщины, жалобы на загадочность ее существа коренятся  в этом несовпадении типов выбора объекта. Быть может, не лишне будет  здесь подчеркнуть, что при описании любви у женщины я далек  от какой-либо тенденции унизить женщину. Помимо того, что мне чужды вообще никакие бы то ни было тенденции, мне также известно, что такое развитие в различных направлениях дифференциации функций соответствует очень сложным биологическим отношениям; далее я готов допустить, что имеется много женщин, любящих по мужскому типу, и у них развивается и имеющаяся у такого типа сексуальная переоценка.

Но и для нарцистических, оставшихся холодными к мужчине, женщин остается открытым путь, ведущий  их к настоящей любви к объекту. В ребенке, которого они родят, находят  они как бы часть собственного тела в виде постороннего объекта, которому они могут подарить всю полноту  любви к объекту, исходя из нарцизма. Другим женщинам не надо даже дожидаться ребенка, чтобы сделать в своем  развитии шаг от (вторичного) нарцизма к любви к объекту. Сами же они  до периода половой зрелости чувствовали  себя как бы мальчиками, и некоторый  период их развития отличался мужским  характером; после того, как с  наступлением женской зрелости такого рода проявления исчезли, у них сохраняется  способность испытывать влечение к  определенному мужскому идеалу, являющемуся  в сущности продолжением того мальчишеского  существа, каким они прежде были.

В заключение этих заметок  приведем краткий обзор путей  выбора объекта. Любишь:

1. По нарцистическому  типу:

a) то, что сам из  себя представляешь (самого

себя),

b) то, чем прежде  был,

c) то, чем хотел  бы быть,

d) лицо, бывшее частью  самого себя.

II. По опорному  типу:

a) вскармливающую  женщину,

b) защищающего мужчину  и весь ряд приходящих им  в дальнейшем на смену лиц.

Случай первого  типа может быть вполне разъяснен  и оправдан только в дальнейшем изложении. Значение нарцистического объекта  при гомосексуальности у мужчин должно определяться только в связи  с другими вопросами.

Предполагаемый  нами первичный нарцизм ребенка, составляющий одну из предпосылок нашей  теории либидо, легче подтвердить  путем заключения, исходя из другой точки зрения, чем опираясь на непосредственное наблюдение. Если обратить внимание на хорошее отношение нежных родителей  к их детям, то нельзя не увидеть  в нем возрождение и воскрешение  собственного, давно оставленного нарцизма.

В области чувств, как известно, в этих отношениях всецело господствует та переоценка объекта, значение которой в качестве нарцистического признака мы уже  вполне оценили. Так, например, имеется навязчивая потребность приписывать ребенку все совершенства, к чему при более трезвом отношении не было бы никакого основания, и скрывать и забывать все его недостатки, что именно и находится в связи с отрицанием детской сексуальности. Кроме того, обнаруживается стремление устранять с дороги ребенка все те уступки требованиям культуры, с которыми пришлось считаться собственному нарцизму родителей, и восстановить по отношению к ребенку требования на все преимущества, от которых сами родители давно уже вынуждены были отказаться. Пусть ребенку будет лучше, чем его родителям, он должен быть свободен от всех тех требований рока, власти которых родителям пришлось подчиниться. Ребенка не должна касаться ни болезнь, ни смерть, ни отказ от услаждений, ни ограничения собственной воли; законы природы и общества теряют над ним силу, он действительно должен стать центром и ядром мироздания. His Majesty the Baby (Его Величество бэби) – это то каким когда-то родители считали самих себя. Он должен воплотить неисполненные желания родителей, стать вместо отца великим человеком, героем, получить в мужья принца – для позднего вознаграждения матери. Самый уязвимый пункт нарцистической системы, столь беспощадно изобличаемое реальностью бессмертие Я, приобрело в лице ребенка новую почву и уверенность.

Трогательная и  по существу такая детская родительская любовь представляет из себя только возрождение  нарцизма родителей, который при  своем превращении в любовь к  объекту явно вскрывает свою прежнюю  сущность.

3

Я хочу оставить в  стороне вопрос о том, каким нарушениям подвержен первоначальный нарцизм  ребенка, при помощи каких реакций  он сопровождается в этих нарушениях и по каким путям при этом он вынужден идти, – этот важный научный  вопрос еще ждет разработки. Самую  важную часть его можно выделить в качестве комплекса кастрации (страх за penis у мальчика, зависть  из-за penis'a у девочки) и привести в  связь с влиянием раннего запугивания  в сексуальных вопросах. Психоаналитическое исследование, дающее нам обычно возможность  проследить судьбу изолированных от влечений, когда они находятся  в противоречии друг к другу, позволяет  нам прийти к заключениям относительно того времени и того психического состояния, когда влечения другого  рода действуют еще совместно  и неразрывно смешаны в качестве нарцистических интересов. Из этого  взаимоотношения Ad1ег создал свой «мужской протест», которому он приписывает  роль почти единственной творческой силы при образовании характера  и неврозов, причем в основание  его он кладет не нарцистическое, т. е. все-таки либидинозное влечение, а  социальную оценку. С точки зрения психоаналитического исследования мною признавалось с самого начала существование и значение «мужского  протеста», но вразрез с мнением  Аd1ег'а я отстаивал его нарцистическую природу и происхождение из «кастрационного  комплекса». Он составляет только черту  характера, в генезисе которого принимает участие наряду с другими факторами, и совершенно непригоден для объяснения проблемы неврозов, в которых Adler считается только с тем, насколько они обслуживают интересы Я. Мне кажется совершенно невозможным построить генезис неврозов на узкой базе кастрационного комплекса у мужчин среди других видов сопротивления излечению невроза. Мне известны, наконец, случаи неврозов, в которых мужской протест, или в нашем смысле кастрационный комплекс, не играет вовсе патологической роли или вообще не встречается.

Наблюдение над  нормальным взрослым человеком показывает, что его детский бред величия  ослаблен, и психические признаки, по которым мы заключаем о его  инфантильном нарцизме, сглажены. Что  же сталось с его Я-либидо (Ich libido)? Должны ли мы полагать, что все оно  ушло целиком на привязанность к  объекту? Эта возможность, очевидно, противоречит всему характеру наших  объяснений; но психология вытеснения указывает нам на возможность  другого ответа на этот вопрос.